АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Начнёт трепыхаться, дашь ему этих таблеток. Притихнет.

Элли прошла в холл и взяла с камина пузырёк, встряхнула. Совсем обыкновенные с виду белые маленькие таблетки. И ни этикетки, ни надписи. Что подмешал туда Джимми? От него всего можно ждать. Нет! Элли решительно положила пузырёк обратно. Нет. Раз он смог встать и заговорить, то… то она сможет… Объяснить и договориться. А сейчас пусть полежит, поспит. Она зайдёт к нему потом, после…

Смена шла как обычно. Острота первых дней давно притупилась, и дежурство у Чака и Гэба стало обычной рутиной. И теперь работали здесь все. Даже Джо с Джимом, хотя у Джима были, оказывается, к ним свои счёты. Ну, не совсем к ним, но к таким же. Да ещё Новенького не ставили. Но тот совсем неопытный и в палаты — любые — не допущен, только на дворовых работах пока.

Чак стал совсем тихим. Как в "чёрном тумане". Лежал неподвижно, никого не задирал и, пока его впрямую о чём-то не спросят, молчал. Гэб фактически стал таким же. Ни на что не жаловался и тоже целыми днями лежал. Только что в уборную ходил и ел сам. Они оба ни о чём больше не спрашивали и ничего не просили.

Жариков решил, что лучше пока оставить их в покое. Они должны это пережить сами, самостоятельно. Ну, почти самостоятельно. Кроме того… кроме того появились новые обстоятельства. И новый пациент. И, кажется, именно здесь он найдёт ключ к Чаку и Гэбу. И парням. И сведёт счёты с Юркой. За того индейца. Ах, как он нужен! Человек, преодолевший всё сам, выдержавший невозможное. Ну, ничего, Юрка у него покрутится. Юрий Анатольевич Аристов. Великий хирург. Хирург, может, и великий. Но здесь… здесь командовать парадом будет он.

Жариков убрал книги и записи в сейф, аккуратно запер его и посмотрел на часы. Так, теперь последний обход и на боковую.

В отсеке тихо. Андрей и Майкл — теперь Михаил — прилежно зубрили русский в дежурке. Жарикову они обрадовались, расплылись в радостных улыбках и пригласили на чай. Как же упустить законный повод увильнуть от домашнего задания?! Жариков улыбнулся в ответ — улыбки у парней! И не захочешь, а ответишь — и поблагодарил.

— Только больных посмотрю.

— Ага, — кивнул Андрей. — Я подогрею тогда, да?

— Нам… с вами? — встал Майкл.

— Как хочешь.

— Делай чай, я на обход, — важно сказал Майкл, выходя за Жариковым.

Чак и Гэб спали. Или делали вид, что спят. Жариков не стал заходить к ним в палаты. Только посмотрел через стекло. Майкл держался рядом, вопросов не задавал и с высказываниями не лез, хотя чувствовалось, что высказаться ему хочется и весьма.

Когда они вернулись в дежурку, чай у Андрея уже был готов. Заварной чайник накрыт сложенным вдвое полотенцем, печенье на тарелке, джем в розетках, чашки наготове.

— Ну, молодец, — похвалил Жариков.

— Да? — обрадовался Андрей. — Всё правильно, так?

— Так-так, — улыбнулся Жариков.

Сели к столу. Андрей по праву хозяина разлил чай, и первые полчашки выпили в молчании.

— Иван Дормидонтович, — начал Майкл, сочтя момент подходящим. — У Чака депрессия, "чёрный туман", так?

— И так, и не так, — невольно нахмурился Жариков. — У него всё не так. Весь процесс.

— А у Гэба? — спросил Андрей. — Он ведь так и не загорелся. Может, он притворяется? Как это? А, си-му-ли-ру-ет. Правильно?

— Сказал правильно, — Жариков, не отдавая себе отчёта, сел по-другому: локти на стол, зажатая в ладонях чашка перед глазами. Смотрит на пар, а видит… — Нет, это не симуляция. Глубокий кризис. Не взрыв, а процесс. Он не хочет гореть, и боли нет…

— Хоти, не хоти, а когда загоришься, то всё, — пожал плечами Майкл, — от боли не уйдёшь.

— Крис, тьфу, Кирилл говорит, что их не кололи, оттого они и горят… по своему желанию, — сказал Андрей.

— Может, и так, — согласился Майкл.

Жариков уже не раз слышал об этом. Парни часто упоминали уколы, говоря о различиях между спальниками и телохранителями. Но только упоминали, вскользь, не останавливаясь на этом. И выходит… выходит психогенный характер боли. И суггестивность паралича. Но нет кода проникновения. А проламываться наугад… возможно, но результат непредсказуем.

— Иван Дормидонтович…

Жариков вздрогнул и посмотрел на парней, улыбнулся их тревоге.

— Задумался, извините.

— Не за что, — улыбнулся Майкл.

А Андрей объяснил:

— У вас глаза стали… как в отключке, — последние слова он произнёс по-английски и замялся, не зная, как перевести.

— Я понял, — кивнул Жариков.

— Иван Дормидонтович, — вдруг сказал Андрей, — а что у человека самое главное?

— Как это? — с интересом спросил Жариков.

Смысл вопроса, в основном, ясен, но интересна интерпретация.

— Ну, без чего человек не живёт, так? — подхватил Майкл.

— Да нет, — досадливо мотнул головой Андрей. — Кишки вырежи, он тоже жить не будет, а разве кишки — главное?

— Тогда сердце, — пожал плечами Майкл.

— И так, и не так. Вот, — Андрей постучал себя пальцем по лбу. — Вот что у человека главное. От этого всё в человеке.

Жариков улыбнулся.

— Что ж, можно и так сказать. И какой твой вывод, Андрей?

— Этим двоим не руки массировать, а мозги перетряхнуть надо.

— Это по башке стукнуть? — ехидно поинтересовался Майкл.

— Не придуривайся, понимаешь ведь, о чём я, — сердито сказал Андрей.

Жариков слушал их молча. Так, что они забывали о его присутствии. Он умел становиться незаметным, чтобы говорили не для него, а для себя.

— Ну, и что предлагаешь? Обработку заново им устроить? — Майкл насмешливо скривил губы. — Больно это — раз. Возни много — два. Ничего этого тут нет — три. И может и не сработать — четыре. Хватит?

— Хватит? — вздохнул Андрей. — Только… боль для дела и перетерпеть можно. Это раз. Возни много, так всё равно с ними возимся. Это два. Всё, что нужно… можно найти. Ни за что не поверю, что всё поломали да сожгли. И врачей питомничных найти можно.

— Постреляли их всех.

— А нас? Нет, наверняка кто-то выжил. Сейчас попрятались, конечно, но найти можно. А насчёт четвёртого, что не поможет… — и по-русски: — Клин клином вышибают.

Майкл несогласно мотнул головой, отпил из чашки. Он искал возражение, и Андрей ждал. Ждал и Жариков.

— Хорошо, — глаза у Майкла заблестели. — Раз так, ты на обработку ляжешь?

— А мне-то зачем?

— А затем же! Чтоб совсем прежним стать, как до всего. Ну, как?

Андрей невольно поёжился, зябко передёрнув плечами.

— Нет, не выдержу.

— То-то, — Майкл торжествующе улыбнулся.

Жариков не вмешивался. Что парни называют "обработкой"? Жаль, он только начал изучать литературу. К тому же там термины, а парни говорят на своём жаргоне. И подбиравший эту литературу меньше всего думал об интересах читателя. И впрямую спрашивать парней нельзя: для них это ещё слишком болезненно. Слишком.