Второй пол - Симона де Бовуар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно эта скромная рассудительность до сих пор ставит пределы женскому таланту. Однако уже в прошлом многие женщины умели обходить ловушки самовлюбленности и ложной мечтательности. Теперь они избегают их все чаще и чаще. Но ни одна из них не может настолько пренебречь осторожностью, чтобы возвыситься над миром данного. Разумеется, немалое количество женщин принимает существующее общество таким, какое оно есть. Будучи самой консервативной частью буржуазии, они на все лады воспевают ее: находят изысканные эпитеты для характеристики утонченности полной, по их мнению, достоинств цивилизации, восхваляют идеал буржуазного счастья, поэтическими красотами маскируют корысть своего класса, распространяют обман, предназначенный для того, чтобы убедить женщин «оставаться женщинами». Старые дома, парки, огороды, живописное старшее поколение, непослушные дети, стирка, варка варенья, семейные торжества, наряды, гостиные, балы, страдающие, но верные жены, величие преданности и жертвенности, мелкие огорчения и большие радости супружеской любви, юношеские мечты и зрелая мудрость – все эти темы буквально затасканы английскими, французскими, американскими, канадскими и скандинавскими писательницами. Они заработали на этом славу и деньги, но нисколько не обогатили наше представление о мире. Значительно больший интерес представляют те писательницы, которые восстали против несправедливости общества и заклеймили ее в своих произведениях. Обличающая литература способна порождать глубокие и искренние произведения. Благодаря своему бунту Джордж Элиот сумела нарисовать подробную и трагическую картину викторианской Англии. Однако, как отмечает Вирджиния Вульф, Джейн Остин, сестрам Бронте и Джордж Элиот пришлось потратить столько негативной энергии в борьбе против давления извне, что к той черте, с которой обычно начинают крупные писатели-мужчины, они пришли, несколько запыхавшись. Им не хватило сил, чтобы воспользоваться своей победой и почувствовать себя совершенно свободными. В их произведениях, к примеру, не найдешь ни иронии, ни непринужденности или спокойной искренности, свойственных Стендалю. Нет у них и богатства опыта Достоевского или Толстого. Именно поэтому такую прекрасную книгу, как «Мидлмарч», нельзя сравнить с «Войной и миром», а «Грозовому перевалу», несмотря на все его величие, далеко до «Братьев Карамазовых». Сегодня женщинам уже не так трудно утверждать себя, но они еще не до конца преодолели свою тысячелетнюю принадлежность к исключительно женскому миру. Так, они справедливо гордятся завоеванной ими трезвостью взглядов, но не умеют ее по-настоящему использовать. Известно, что женщина традиционного типа являет собой одновременно и мистифицированное сознание, и орудие мистификации. Она, например, стремится как бы не замечать своей зависимости, на деле же это означает, что она с ней мирится. Обличать эту зависимость – значит уже делать шаг к освобождению. Защитой против стыда и унижений может служить цинизм как начало сознательного отношения к себе. Стремясь трезво мыслить, писательницы оказывают большую услугу делу освобождения женщины; однако – обычно это происходит безотчетно – они слишком преданы этому делу и поэтому не могут относиться к миру беспристрастно, но только беспристрастная позиция открывает самые широкие горизонты. Прорвав завесу иллюзий и лжи, они считают, что все уже сделано. Но ведь отважное обличение отрицательных сторон жизни не дает ответов на саму ее загадку, ибо действительность неоднозначна, бесконечна и таинственна. Обнаружив эту загадку, ее нужно осмыслить, попытаться разрешить. Прекрасно, когда люди не поддаются обману, но здесь-то все и начинается. Женщина же, рассеяв миражи, теряет мужество и в страхе останавливается на пороге реальности. Именно поэтому, как бы искренни и трогательны ни были автобиографические произведения женщин, они не идут в сравнение с «Исповедью» или «Воспоминаниями эготиста». Женщины пока еще слишком сосредоточены на поисках ясности, чтобы видеть за ними новые тени.
«Женщины не идут дальше отдельного случая», – сказал мне как-то один писатель. Это довольно точное замечание. Они так зачарованы полученной возможностью исследовать этот мир, что довольствуются лишь описанием его деталей, не стремясь понять сам его смысл. Что у них получается очень хорошо, так это наблюдение за непосредственно данной реальностью. Из них получаются прекрасные репортеры: ведь ни одному журналисту-мужчине не удалось превзойти Андре Виоллис, автора блистательных репортажей об Индокитае и Индии. Они умеют описывать атмосферу и людей, замечают оттенки их взаимоотношений, приоткрывают нам тайные движения их сердец. Уилла Кэсер, Эдит Уортон, Дороти Паркер, Кэтрин Мэнсфилд глубоко и тонко описывали людей, среду, в которой они живут, цивилизации. Но им редко удается создать мужской персонаж, такой же убедительный, как Хитклифф, поскольку в мужчине они видят прежде всего самца. Они нередко с успехом описывают свою внутреннюю жизнь, опыт, свой мир. Они тонко чувствуют скрытую субстанцию вещей, их очаровывает неповторимость их собственных ощущений; используя яркие выражения и осязаемые образы, они показывают нам свой непосредственный опыт. Их словарь обычно бывает богаче, чем синтаксис, поскольку их больше интересуют сами вещи, нежели связи между ними. Не стремясь к абстрактной элегантности стиля, они берут за живое тем, что бьют на чувства. Одной из тем, которую они разрабатывают с наибольшей любовью, является природа. Для девушки или для женщины, которая не отреклась от себя полностью, природа означает то же самое, что означает для мужчины женщина: это и она сама, и ее отрицание, это и ее царство, и место изгнания, это все – в облике другого. Рассказывая о землях и огородах, писательницы открывают нам свой самый сокровенный опыт, самые близкие их сердцу мечты. При