Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг. - Ковальская Елена

Мой дорогой Сергей почиет в Бозе со многими, кого он любил, кто ушел к нему. А мне на этой земле Господь заповедал благодатный труд, который я должна исполнить. Только Ему дано знать, хорошо ли я исполню его, плохо ли, но я буду стараться изо всех сил. Я вложу свою руку в Его и бесстрашно пойду вперед, сколько бы испытаний и наветов не приготовил для меня этот мир. Именно на этот путь, шаг за шагом, встала я в своей жизни. И это не минутная прихоть, и разочарования не будет, разве что в себе разочаруюсь, но впрочем, я и не питаю никаких иллюзий и не воображаю, что отличаюсь от других. Я хочу трудиться ради Бога и в Боге для страждущего человечества, а когда постарею, когда работать уже не смогу, Господь, смею думать, позволит мне отдохнуть и помолиться за то дело, которое я начала. Потом я отойду от деятельной жизни и стану готовиться туда — в великую обитель. Но пока я здорова, полна сил, а вокруг столько несчастья, и по стопам Христа мы идем к страждущим — помогая им, мы помогаем Ему.

Все добры <ко мне> и готовы помочь, но многим кажется, что я взяла ношу не по силам; на деле же это не так: я духом и телом крепка и истинно, глубоко счастлива в вере.

Простите, мои дорогие, что я не приехала ни на Рождество, ни на Пасху, но первые шаги — дело очень серьезное. Вы ведь не будете думать, что я забыла вас, очерствела сердцем или забочусь только о своем, если не приеду на дни рождения? Мне кажется, будет лучше побыть вместе с вами не в праздничные дни. Возложив руку на плуг, не озирайся назад[2108], не так ли?

И не подумай, что я нахожусь под чьим-то влиянием. Я пытаюсь найти свой путь и, естественно, буду ошибаться. Люди — как я узнала, из лучших побуждений, беспокоят моего батюшку, чтобы он заставлял меня есть, в то время как я и так ем, и с аппетитом, чтобы заставлял меня путешествовать и так далее, и это в то время, когда я абсолютно здорова и сильна как лошадь. Со времени операции я не знаю, что такое боль, нога моя на удивление не болит, почти не отекает от долгого стояния; хотя ступни отекают и горят… Но с кем это не случается? В повседневной жизни люди меня не видят, а потому не знают, насколько я спокойна, довольна, глубоко благодарна Богу за все. Им бы вместо забот обо мне возблагодарить Его за то, что Он почел меня достойной такого утешения, как моя работа, дающая мне столь полное и глубокое удовлетворение.

Если найдешь минутку для ответа, напиши мне, пожалуйста, и скажи, все ли тебе понятно и, может вставишь в свое письмо на английском пару словечек на русском — для батюшки, чтобы я прочитала ему, как ты веришь в него и не сомневаешься, что он знает, как мне помочь, если Господь попустит испытания. Пойми, я вижу в тебе и Аликс своих брата и сестру, а он — своего государя и правителя. Я чувствую, как его мучают тем, что ты можешь быть не доволен моим поведением и считаешь, что батюшка своим влиянием пытается меня оторвать от всех вас; что я убиваю себя аскетическим образом жизни; что не в меру много работаю, хотя ни одно из этих измышлений не соответствует истине. Он исповедует меня, окормляет меня в церковной <жизни>, оказывает мне огромную помощь, являет пример чистой простой жизни, предельно скромной и возвышенной в безграничной любви к Богу и к Православной Церкви. Стоит поговорить с ним несколько минут, и сразу видно, что это скромный, чистый <сердцем> человек Божий и Божий слуга в нашей церкви.

Он никогда не сталкивался с высшим светом, поэтому многие странные слабости, в частности, страсть вмешиваться во все и пр… только сейчас открылись к нему. Доброе слово поддержки от тебя, его обожаемого государя, пресечет все эти неприятные разговоры, и, право, он заслуживает того.

Прости меня за столь длинное письмо. Оно для вас обоих, мои дорогие. Мы ведь давно не виделись, и вам, возможно, интересно узнать (про) мою теперешнюю жизнь. Если у вас есть какие-то вопросы, прошу, пишите мне, родные.

Это письмо, и мои нежные приветы вам обоим, дорогие. Да хранит вас Господь.

Нежно любящая вас старая сестра

Элла.

(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1254. Л. 48–55 об. — на англ. яз.)

В эти дни государь особо поминает вел. кн. Сергея Александровича.

Дневник Николая II

10 апреля… Читал вслух воспоминания[2109] Д. С. Арсеньева о д. Сергее.

(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 253. Л. 194.)

На апрельское письмо Елисаветы Феодоровны он отвечает обстоятельным письмом. Великая княгиня сразу же пишет ответную телеграмму.

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — Николаю II

13 апреля. Москва — Царское Село

Очень тронута твоим доброжелательным ответом, с массой заботливых советов. Отвечу, так как у меня много вопросов, о которых очень хочу тебе рассказать. Надеюсь, ты прочтешь со снисхождением. Еще раз — благодарю от всего сердца.

Благослови вас всех Бог.

Целую нежно.

Элла.(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1435. Л. 66. — на англ. яз.)

За день до отправления подробного ответа государю великая княгиня посещает Троице-Сергиеву Лавру

Духовный Собор Лавры — Владимиру,

митрополиту Московскому и Коломенскому

18 апреля. Троице-Сергиева Лавра

Духовный Собор долг имеет донести, что сего 17 апреля в 12 час. дня посетили Лавру Их Императорские Высочества Великая Княгиня Елизавета Феодоровна и Великая Княгиня Мария Александровна, в сопровождении фрейлин, шталмейстера — светлейшего князя Горчакова[2110], г. Московского Губернатора Джунковского, генерала Степанова, и прислуги. Со станции Их Императорские Высочества проследовали прямо в Троицкий Собор, где у мощей Преподобного был отслужен для них молебен, по окончании которого провозглашена Архидиаконом вечная память Императорам Александру II, Александру III, Императрице Марии Александровне, Великим князьям Владимиру, Алексею и Сергею Александровичам. Из храма Их Императорские Высочества проследовали в покои Вашего Высокопреосвященства, где была приготовлена для них закуска, и в 2 ч. 40 мин. дня отбыли обратно в Москву.

Вашего Высокопреосвященства нижайшие послушники:

Наместник Лавры архимандрит Товия[2111]

Экклесиарх архимандрит Аполлос[2112]

Казначей архимандрит Досифей[2113].

(РГАДА. Ф. 1204. Оп. 1.Д. 17429. Л. 1–1 об.)

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — Николаю II

18 апреля. Москва

Дорогой мой Ники,

Большое спасибо за твое длинное письмо, полное добрых, прекрасных советов, с которыми я полностью согласна и понимаю. Только в ответ хотелось бы раскрыть немного мою внутреннюю жизнь, чтобы ты узнал ту ее часть, о которой мы редко говорим.

Ты упоминаешь о духе прелести[2114], в который, увы, можно впасть, и о котором мы часто говорили с Сергеем. Когда я была протестанткой, он, с его великодушием и тактом, никогда не навязывал мне свою веру. Он находил в себе силы стойко переносить огромную скорбь от того, что я не разделяла его веры — благодаря отцу Иоанну, который сказал ему: «Оставьте ее в покое; не говорите о нашей вере, она придет к ней сама». Слава Богу, так и случилось.

Так вот Сергей, который хорошо знал свою веру и жил по ней безупречно, как истинно православный христианин, воспитал <также> и меня. И, слава Богу, предостерег меня против этого духа прелести, о котором ты говоришь. По характеру я слишком спокойна, чтобы меня увлекло в эту сторону, и все же надо быть всегда начеку, потому что лукавый подкрадывается тогда, когда меньше всего ожидаешь.

Другой вопрос, которого ты касаешься — возможно, я его неясно изложила, или ты не совсем понял. Ты пишешь: «Ты сама собой правишь, не под влиянием священника». Я имела в виду, что не под влиянием священника я избрала эту жизнь, которую сейчас веду, потому что я говорила с ним, уже хорошенько все обдумав и пр.