Время жить. Трилогия (СИ) - Тарнавский Виктор Вадимович

В длинном черном бронеавтомобиле, доставлявшем его в суд, на него, как всегда, надели наручники. Джойвар не протестовал: понимал, что это такая же часть антуража, как и железная клетка, в которой ему приходится пребывать в зале суда. За триста тысяч (триста!) можно вытерпеть и не такое.

Судебная процедура в этот день тянулась как жевательная резинка, и Джойвар еле сдерживал нетерпение. Он повторял про себя свою речь и испытывал незнакомое чувство томления.

Может быть, так чувствуют себя актеры перед выходом на сцену? Нет! Это слишком низко для лорда Кабездана. Его ощущения, скорее, сродни волнению парламентария перед тем, как он поднимется на трибуну!

– Подсудимый, вам предоставляется последнее слово!

Вот он, его миг!

Встать, поправить воображаемый платочек в нагрудном кармане, негромко откашляться. Руки – на перекладину скамьи, они должны оставаться совершенно неподвижными. Лорд Кабездан должен демонстрировать спокойствие и невозмутимость.

– Господа судьи! (то, что судья один, ничего не меняет: так принято) Почтеннейшая публика!

Джойвар увидел и почувствовал, что объективы телекамер и глаза всех присутствующих в зале обращены на него. Приняв исполненную достоинства позу и благородно-высокомерное выражение лица (со стороны это выглядело так, что подсудимый выпятил грудь и скривился, как будто у него вдруг заболели зубы), он начал.

– Я не прошу у вас ни милосердия, ни снисхождения. Я преступник и, безусловно, заслуживаю самого сурового наказания. Поднимая свой пистолет, я поднял руку не на безымянного полицейского – нет, моей мишенью был весь существующий порядок, который я и мои товарищи глубоко ненавидим и презираем! Государство и все его прислужники – наши смертельные враги! Нам ненавистно само слово "Гордана", если ею правим не мы! Мы отвергаем никчемную и продажную демократию, если это не наша демократия! Вы считаете, я бунтовщик?! Да! Вы считаете, я заслуживаю смерти? (взгляд упереть в объектив ближайшей телекамеры, голос понизить до трагического шепота) Да! Потому что я – ваш враг! (правую руку сжать в кулак и ударить по перекладине) Если вы подарите мне жизнь, я не приму у вас эту никчемную подачку! Я ни в чем не раскаиваюсь и жалею лишь об одном – моя рука оказалась недостаточно твердой, и пуля не поразила противника прямо в сердце! Я пришел слишком рано, но Движение за Демократию остается, и за мною придут легионы беспощадных убийц! Смерть полицейским! Чиновникам! Торгашам! Продажным писакам, банкирам и велосипедистам! (ой! Кажется, о велосипедистах в бумажке ничего не было. Ничего, журналисты потом поправят)

– Суд удаляется на совещание.

А теперь можно позволить препроводить лорда Кабездана в комнату отдыха…

На этот раз его привели в небольшую комнатку с узким зарешеченным окном и кушеткой вдоль стены. Джойвар прилег на нее и постарался принять позу поудобнее – после такого эмоционального выступления нужно расслабиться, да и вообще, сегодня вечером он должен быть бодрым и отдохнувшим. Можно даже немного поспать – все равно, судья проведет в совещательной комнате не меньше полутора часов.

Однако вздремнуть не удавалось. Джойвару мешали голоса, смутно доносившиеся из-за стенки. Вначале он пытался не обращать на них внимания, но голоса постоянно будили его, тревожили, отвлекали от сладких грез. Особенно раздражало его то, что они были почти членораздельны и казались ему знакомыми. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, Джойвар приложил ухо к стене и прислушался. И был вознагражден вполне разборчивой фразой.

– …Господин адвокат, вы же получили свой гонорар. Что вам еще надо?

– Я бы хотел, чтобы вы поместили его в один из банков "тридцатки".

Ломкий, слегка высокий голос. Неужели это действительно его адвокат?

– А чем вас не устраивает банк "Северо-восток"?

Это голос его куратора из секретной службы!

– Понимаете, насколько мне известно, с недавних пор "Северо-восток" – это ваш банк. И что вам мешает одной рукой положить деньги на счет, а другой – вернуть их обратно? Особенно, если точно известно, что настоящий хозяин уже никогда не объявится.

– Господин адвокат! Это же несерьезно! С чего вы взяли, что мы хотим вас… э-э-э… ликвидировать?

– Джойвара вы же ликвидируете!

– Не ликвидируем, а приведем в исполнение приговор, вынесенный судом. Это совершенно другое дело. Поверьте, вам ничего не угрожает.

– (нервный смешок) Вы бы сами посчитали меня дураком, если бы я поверил вам на слово.

– Ну какие вам нужны еще гарантии?! Это только в плохих детективах из свидетелей наваливают штабеля трупов! Зачем нам возиться потом с вашим телом, придумывать версии для полиции, ваших родственников, знакомых, возбуждать подозрения? Вы и дальше будете работать в нашей системе. Квалифицированные адвокаты нам всегда пригодятся.

– Боюсь, что после этого провала…

– Полноте! Вы ведь сделали все, что могли, верно? Потом в разговорах с коллегами будете с сожалением упоминать об этом экзальтированном идиоте Джойваре, который не слушал ваших советов и сам себя раскрутил на высшую.

– (слабым голосом) Я лучше уеду. В Телларну, Урумбиду, на Круглый океан…

– А вот этого я вам не советую. Дома, в привычном окружении, вы в куда большей безопасности, чем за границей. Кого там будет заботить исчезновение какого-то иностранца? Прекратите трястись, приведите в порядок свои нервы, и будем работать дальше. До скорой встречи.

Голоса за стеной стихли, а потрясенный Корчер Джойвар сел на кушетке и схватился руками за голову. Ситуация вдруг повернулась к нему неожиданной и неприятной стороной. В отчаянии он хватался то за одну, то за другую соломинку, но все они ломались при первом же прикосновении. Деньги?! Триста тысяч на его счете?! Если адвокат прав, они так и не покинут банка! Помилование?! Заранее написанное прошение на имя президента?! Кто сказал, что Лёрид Кирстен его подпишет?! А в голове его стучало исполинским молотком: "Приведем в исполнение приговор…". Приговор… в исполнение… О, ужас! Он сам, лично, только что попросил себе высшей меры!

Корчер Джойвар метался по крохотной комнатке, но нигде не находил выхода. Он в ловушке, в смертельной западне, и дверь окончательно захлопнулась за ним! У него нет выхода! Нет?!!?

Спустя короткое время за ним пришли, и Джойвар на подкашивающихся ногах потащился обратно в зал суда. Мозг лихорадочно просчитывал и тут же отбрасывал варианты. В клетке он едва не лишился чувств и выслушивал долгое чтение приговора, вцепившись в перекладину статьи подсудимых.

– …На основании Закона о бунтовщиках от пятого третьего 5152 года, суд приговаривает Джойвара Корчера, тридцати четырех лет, к высшей мере наказания – смертной казни! – раздалось в голове Джойвара похоронным набатом.

Десятки любопытствующих, изумленных и негодующих лиц завертелись у него перед глазами, и, цепляясь за остатки реальности, Джойвар истошно закричал, перекрывая стук судейского молотка и неровный шум в зале.

– Это все неправда! Мне заплатили люди из секретной службы! Они дали мне двести тысяч, чтобы я выстрелил в полицейского, а затем признал свою вину! Я им до этого продавал информацию о Движении! Это все подстроено, подстроено! Они писали на бумажке все, что я должен был говорить!…

Полицейские замешкались, открывая дверь в клетку, а Джойвар кричал, зажмурив глаза и вцепившись в перекладину. Он называл подробности, имена и даты, слова сыпались из него как из разорванного мешка вперемешку со слюной и нечленораздельным визгом. Он совсем зашелся криком, когда сильные руки схватили его, отодрали от скамьи подсудимых, зажали рот и потащили прочь. Это был уже не человек, а кусающееся, лягающееся и визжащее нечто, и за порогом зала рассудок окончательно оставил Корчера Джойвара.

Зал к этому времени походил на растревоженный улей. Все уже были на ногах, кто-то в задних рядах, уже поняв, в чем дело, пытался выбраться наружу, но полицейские в дверях вежливо, но непреклонно отталкивали самых нетерпеливых обратно.