Портфолио в багровых тонах - Лариса Соболева

— Куда же мне, куда?.. — задыхаясь от перенапряжения, произнесла Ника шепотом. И вдруг заметила в конце коридора проблеск, там лестница. Не свет, а именно проблеск, довольно тусклый, шел он снизу и как бы двигался… Это фонарик! Там кто-то есть. Ника побежала в конец коридора, закричав севшим от страха голосом:

— Я здесь!.. Помогите!.. Сюда!..

— Не приехал, да. Причина была: на хвосте пассажир сидел, ты понял? Я не хотел рисковать…

Слушая Глеба по телефону, Слава поднял глаза на вошедшую в комнату Карину, улыбнулся, потому что приятно толкнулось сердце. Он понимал беспокойство друга, оставшегося один на один с собой, старикан не в счет, он сам себе приятный, в компаниях не нуждается. А на звонки Слава не отвечал из-за Коня. Пробыли в больнице несколько часов, стоило кому-нибудь позвонить, ищейка тут как тут, поэтому Калинин отключался, не взглянув на дисплей, когда звонил Глеб. А чего на него смотреть? В контактах всего две записи — старикана и Глеба, обе обозначены цифрами 1 и 2, мелодию поставил разную. А потом… О, потом пресловутая личная жизнь заставила забыть вообще обо всем, а сейчас пришлось оправдываться:

— Поверь, я не мог говорить… Нет, не по телефону. Выжду день-два и приеду. А ты ищи… Слушай, все нормально. Встретимся завтра часиков в пять в кафе, ну, ты помнишь… Я же должен и работать теперь за нас двоих. Все, пока.

— Это был Глеб? — поинтересовалась Карина, ставя на стол поднос с пиалой, пузырьками и ватой. Смочив тампон в пиале, она присела на диван и приложила его к раненой губе Славы. — Ты сказал ему о брате?

— Зачем? Чтобы добавить лишних переживаний? К тому же Валерка в норме, не считая сотрясения. Ой!.. — дернулся он от боли. — Чем это ты меня?..

— Лежи, лежи. Это раствор перекиси, она не жжет, просто я немного задела рану. Постоянно ношу с собой пузырек на всякий случай. Сейчас прижжем ранку марганцем… Это все, что нашлось в твоей аптечке. Даже аспирина нет.

— Я не собираюсь болеть еще лет тридцать.

Конечно, можно потерпеть, тем более почти не больно, губа разболелась после активных поцелуев со всеми вытекающими последствиями.

— Вот негодяй, рассек губу… — пожалела Карина Славу.

— Бил, скотина, по старинке: кастетом.

— Что теперь им будет?

— Братцу Дины и компании? Думаю, за групповое нападение… двойное, кстати, дадут… м… много. Но папа Дины позаботится о единственном сыне, в этом смысле Глебу не повезло.

— Что ты имеешь в виду.

— Папа постарается купить Фемиду со всеми потрохами. Тебе идет моя футболка. Как платье.

— Брюнеткам идет красный цвет. Ну вот, сделано. Можешь расслабиться.

Карина хотела встать, но он поймал ее за руку и потянул на себя. Рассмеявшись, она кинула тампон на стол (не попала, он упал на пол) и улеглась, положив голову на плечо Славы. М-да, история: когда Глебу крупно не повезло (не проходило ощущение, что судьба на нем отыгралась за всех удачливых красавцев), Слава в то же самое время поймал свою птицу счастья. И чувствовал некоторую вину…

— Мне, честно скажу, Дина не нравилась.

— Почему? — заинтересовалась Карина. — Она очень красивая.

— Красота еще не повод спать с женщиной. Нам привили плохую привычку — не вмешиваться в чужую жизнь. А если это друг — как быть, промолчать? Я теперь жалею, что не вмешался, надо было выложить Глебу свои впечатления.

— А что не так в ней было?

— Высокомерие. Убогость ума. Ну, высокомерие и убогость ума понятия взаимосвязанные, человек умный не будет возносить себя до небес. Но в ней еще и жлобство присутствовало, знаешь, она из этих — весь мир для меня, а вы, случайные попутчики, держитесь подальше, я вами брезгую. Говорить с ней вообще не о чем, она дура в кубе. Однажды попал я в кофейню с ней, мы там Глеба ждали, видела бы ты, как она официанта унижала — на его месте я бы убил ее. Познакомившись с братцем, я понял, что это у них семейное.

— Значит, плохо воспитывали мальчика с девочкой. Ты сказал, папа может купить Фемиду… Второй смысл твоей фразы — деньги дают ему право быть хозяином положения всегда и во всем? Но это право плодит смертельных врагов, так? А если кто-то отомстил именно ему, убив дочь? Выслеживал ее с целью, например, похищения, наконец, дождался идеального стечения обстоятельств: парк, Глеб убежал за фотографом, Дина осталась одна… Удобный момент переложить свое преступление на партнера девушки. Скажи, ну зачем этим заниматься в парке?

— Из-за Валерки…

— В городе полно гостиниц. Не понимаю, зачем в парке…

Слава думал о мотиве, подсказанном Кариной, она всегда умела ненавязчиво подкинуть то ценную мысль, то идею, способную спасти положение. Конечно! Отцовские грехи!.. Или маньяк? Нет, отцовские грехи как-то ближе уму и сердцу, так как в этом случае убийцу найти легче — так представлялось ему.

— Слава…

— М?

— Скажи, ты порядочный человек?

— Да. А что?

— Слава богу. А то мой папа-армянин с братьями — моими любимыми дядями — оторвут тебе все части тела. Догадываешься, за что?

Он уловил шутливый тон, но в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. Однако намек подвинул Калинина на решительные действия, иначе он не решился бы еще долгое время на шаг, ограничивающий свободу.

— Ого, — сказал Слава, немного отстранившись от Карины и заглянув ей в лицо. — Выходит, папа не признает свободных отношений?

— Нет, не признает.

— Ну, тогда… А ты? Не боишься совершить ошибку?

— Не боюсь, — хихикнула Карина.

— Ну, тогда из уважения к твоему папе я…

— …и его братьям — моим любимым дядям, — дополнила Карина.

— Да, да. К ним тоже… И что, ты соглашаешься? — изумился Слава и даже приподнялся на локте.

— Как же я могу не согласиться? Папа и дяди — это очень серьезно, очень. Меня тоже накажут: закопают в землю по шею и закидают камнями.

— Круто. Тогда завтра же ты переедешь ко мне, и до официального статуса мы будем вместе держать оборону.

— Идет.

Не до конца веря в состоявшееся сватовство, Слава осторожно опустил голову на подушку, глядя на Карину с недоумением. Она повернулась набок, сунула под щеку сложенные ладони и провокационно улыбалась, что его огорчило.

— Шутишь, да?

— Нет, — сказала она. — А ты рассчитывал, что откажусь? Не повезло тебе.

Хотя все уже сказано и повода сомневаться нет, Слава несколько секунд взвешивал в уме процент игры и правды в черных глазах Карины. В нашей психике самой природой заложен растянутый период сближения, поэтому сложно поверить, что все может свершиться и без предварительных усилий за один вечер. В конце концов, пришло к Славе понимание, что игры-то, в сущности, нет, просто она (как и он) боится подвоха. Глупость, конечно, тем не менее неуверенность в себе — сильно действующий яд для психики, разумеется. Слава притянул к себе Карину, крепко обнял, а чтобы она избавилась от яда, который сильно портит жизнь, заверил:

— Я человек серьезный, за свои слова отвечаю. И раз я соблазнил бедную девушку, то женюсь. Таково мое правило.

— А твое правило на всех девушек распространяется?

— Нет, что ты. Только на тех, кого люблю.

— И много таких было?

— Карина, я еще не был женат.

Чтобы не начинать заново, Слава поцеловал ее, но раненая губа заныла. Он отстранился, застонав, а Карина рассмеялась. И что смешного в том, что разбитая губа болит? М-да, счастливые люди выглядят глупо: смеются без причины, говорят вздор… Впрочем, Карине пришла одна умная мысль, Слава ее продолжил:

— А насчет мести отцу Дины, думаю, стоит сказать Коню. Боюсь, он не способен догадаться сам.

11

— О, мама миа…

Ника закатила глаза к потолку. Она второй раз (уже следователю) рассказала историю нападения на нее неизвестного урода. Нет, правда, правда: он урод, причем с покалеченной головой. Размахивал острым предметом (предположительно ножом на языке следствия) в темноте, будто встретился с кровным врагом, результат — две раны: на руке и на скуле! Обе раны зашивали медики, теперь на скуле красуется пластырь, а в перспективе останется шрам на всю жизнь. Ника вот уже несколько дней под впечатлением, еле в себя приходит.

— Я вам двадцать пятый раз говорю, — процедила она, теряя терпение, — смертных врагов, которые бредят вендеттой, у меня никогда не было и нет.

— Ну, во-первых, мне вы это сказали только второй раз, — уточнил Гранин, беспардонно рассматривая ее. — А во-вторых, ваш рассказ… как бы это поточнее сказать… хорош для сценария фильма ужасов.

— О… — протянула Ника. — Вы не верите. Может, и раны себе нанесла я?

— А вот раны как раз говорят, что в вашей истории чего-то не хватает.

— Не хватает? — пыхнула Ника. — То есть я что-то скрываю, да?

Он молчал. При этом уставился на пострадавшую, как удав перед завтраком на еще живую пищу. Или влюбился, что ли? Ну и Ника больше не скажет ему ни слова. Подумаешь, следак! Не ведает, какой ужас она пережила в момент нападения! Но для этого нужно на своей холеной шкуре все испытать. Впрочем, он не смотрится холеным, похож на вождя ацтеков, не хватает только лошади, перьев на голове и томагавка. Одно угнетало: этот ацтек, если что не так — снимет скальп и глазом не моргнет.