Волчья звезда - Малинин Евгений Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В десятичной системе используются десять простых цифр, обозначающих числа от нуля до единицы, и огромное множество составных, обозначающих все остальные числа. Простые цифры изображаются следующим образом...
Фром быстро начеркал что-то на своей дощечке тонкой, заостренной с двух концов палочкой и повернул дощечку к Вотше.
– Запоминай, как следует... – проговорил учитель и, тыкая своей палочкой в появившиеся на дощечке значки, начал перечислять: – Ноль, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять...
Последовала пауза, после чего Фром переспросил:
– Запомнил?..
– Да, господин... – не слишком уверенно ответил Вотша, и Фром тут же уловил эту неуверенность:
– Эти цифры надо запомнить так же, как собственное имя! Иначе ты никогда не научишься свободно оперировать ими!
– Я понимаю, господин, – торопливо ответил мальчик, – но мне... но я никогда не думал, что один или... семь может быть... просто так!
– Что значит – «просто так»? – не понял Фром.
– Ну-у-у... – чуть смутился Вотша, однако попытался объясниться: – Я знал, что бывает один камень... или три яблока, но никогда не видел просто... два или четыре... Четыре... ничего!
И тут Фром неожиданно усмехнулся:
– Никак не думал, что мне придется объяснять извержонку сокровенный смысл чисел! Неужели ты думаешь, что поймешь его?!
– Я... постараюсь, господин... – чуть ли не шепотом проговорил Вотша.
Последовал новый оценивающий взгляд Фрома, новая усмешка, а затем учитель сказал:
– Ну что ж, попробуем. Только хочу тебя предупредить, если ты не ухватишь суть того, что я тебе сейчас расскажу, я буду вынужден доложить князю, что ты... совершенно не способен к счету!
Теперь взгляд, который Фром бросил на Вотшу, был выжидательным – учитель явно ждал, что мальчишка откажется от такого испытания. Но Вотша все тем же тихим голосом повторил:
– Я... постараюсь, господин...
И только упрямо сведенные над переносицей выгоревшие брови свидетельствовали о том напряжении, которое охватило мальчика.
Фром кивнул и еще раз едва заметно усмехнулся.
– Ну что ж, начнем... Итак, один... единица. Единица называется «монада», поскольку всегда остается в одном и том же состоянии, то есть отделенной от множественности! Монада – символ ума, мудрости, поскольку ум устойчив и имеет превосходство. Монада – отец, потому что является началом и концом всего, но сама не начало и не конец... Монада – добро и благо, поскольку таков Создатель! Два, или дуада... Дуаду называют Дерзостью, за то, что она есть первое число, отделившееся от неделимого единого. В то же время, дуада есть мать, поскольку она материальна. Дуада – символ невежества, поскольку в ней смысл разделенности, но невежество неизбежно ведет к рождению мудрости...
Фром помолчал, а затем неожиданно поинтересовался:
– Я не слишком сложно объясняю?..
И снова Вотше показалось, что в этом вопросе присутствует усмешка.
– Нет... учитель, – чуть запнувшись, ответил он, – мне все понятно...
– Вот как? – Фром поднял правую бровь. – Тогда продолжим. Три, или – триада. Первое по-настоящему нечетное число, или первое равновесие единиц!
Учитель прекрасно видел, что мальчишке очень тяжело дается понимание, кроме того, его явно отвлекали крики, доносившиеся в малую трапезную от ристалищного поля. Но скоро эти крики стихли совершенно, а в глазах своего маленького ученика Фром вдруг уловил восхищенное понимание!
Вотшу действительно захватил рассказ княжьего счетчика. Его живое воображение было очаровано магией чисел, их мистическими свойствами, о которых довольно долго распространялся наставник, и теми странными, поразительными превращениями, которые могли происходить с ними...
– И, наконец, – десять! – проговорил Фром. – Декада – величайшее число не только потому, что это тетраксис – десять пространственных точек, но и потому, что оно объемлет все арифметические и гармонические пропорции. Это число первое, изображаемое двумя цифрами – единицей и нулем!..
И тут Фром вдруг замолчал, словно прислушиваясь к самому себе, а потом торопливо проговорил:
– Вощанку я оставляю тебе, к завтрашнему занятию постарайся заучить изображения всех цифр, а на сегодня наши занятия закончены, и тебе надо идти обедать!
Как только учитель вышел из комнаты, Вотша выскочил из-за стола и бегом бросился в ратницкую!
Едва появившись в общей трапезной, он обежал ее глазами и, к своему разочарованию, не нашел в ней Скала. Подойдя к огромному дружиннику с лохматой черной шевелюрой, знакомому Вотше еще по первому дню его пребывания в замке, он, чуть поклонившись, спросил:
– Господин, вы не скажете, где сейчас дядя Скал?
Гигант повернулся к мальчику и прогудел добродушным басом:
– У лекаря твой дядя Скал. – Но, увидев, как вдруг побледнел мальчуган, улыбнулся и добавил: – Да ты не волнуйся, ничего страшного не произошло. Руку он об Медведя зашиб!
И дружинник оглушительно расхохотался собственной шутке. Сидевшие за одним столом с ним ратники тоже заулыбались. Вотша облегченно вздохнул и собрался отойти от стола, поискать себе другое место, но черноволосый дружинник вдруг положил ему на плечо руку и предложил:
– Садись-ка ты, птаха, с нами! Пока твоего дяди Скала нет, я за тобой присмотрю!
Ратники чуть подвинулись на скамье, освобождая Вотше место рядом с великаном. Мальчик уселся за стол, перед ним тут же поставили миску с гороховой похлебкой, положили кусок хлеба и... перестали обращать на него внимание. Всех занимал рассказ черноволосого дружинника о поединке Скала с Медведем, и всем было почему-то очень весело.
– Ну, вышли они на ристалище... – гудел басом черноволосый дружинник. – Медведь с топором со своим... ну, вы знаете топор-то его, а Скал с... тычком!
Над столом прокатился хохот, а дружинник продолжил:
– Медведь, как тычок-то увидел, аж позеленел весь от злости! «Ты, – говорит Скалу, – что, забыл, что мы насмерть биться будем? Я, – говорит, – тебя с твоей деревяшкой надвое распластаю!» А Скал ему отвечает: «Пока ты меня пластать будешь, я тебе, урод криволапый, все ребра переломаю!»
По лицам дружинников снова пробежали довольные улыбки.
– Я, конечно, спросил, как полагается, нет ли у поединщиков возражений по оружию, возражений не было, ну я и скомандовал – начинать. Медведь со своим топором, как бешеный, вперед кинулся – ну здоров парень железом махать, я бы с ним ни за что не стал соревноваться в... колке дров! А вот на ристалище – повеселились мы! Скалу даже прыгнуть ни разу не пришлось – ходил вокруг «богатыря» нашего да с укоризной, эдак, поглядывал. А тот знай себе молотит в пустоту! Минут двадцать Медведь потрудился, потом, смотрю, замедлять он свою молотьбу начал. Скал ему и говорит: «Устал, поди?» А косолапый в ответ пыхтит: «Все равно убью!»
И снова дружинники рассмеялись, а черноволосый напустил на себя удрученный вид и говорит:
– Скал после этих слов вздохнул так... осуждающе и левой, не примериваясь, отвесил Медведю «леща» по шее! Тот только хрюкнул, да топором отмахнулся! Только Скала на том месте уже не было, а был он за спиной нашего вояки. Тут-то он и пустил в ход свой тычок! Сзади по почкам приложил, потом по позвоночнику прошелся, а в конце по темечку тюкнул! И все про все секунды за три уложился. Медведь топор-то свой уронил, да и застыл на месте, словно баба каменная на кургане! Вот тут-то Скал и не сдержался, встал перед медвежьей мордой и говорит: «А это тебе, чтоб запомнил, как с волком связываться!» Ну и вмазал косолапому с левой в лоб! Медведь, конечно, на спину повалился, а вот Скал руку себе разбил – забыл, что у нашего дылды лоб каменный!
В трапезной дрогнули стены от хохота дружинников. Вот только Вотша никак не мог понять, что же такого веселого произошло на ристалищном поле.
Впрочем, обед закончился довольно быстро, и Вотше пришлось сразу же бежать на занятия.
Вторая половина дня отводилась изучению грамоты. Вотша давно уже занял место за столом в пустой княжей трапезной, а его учителя все не было. Наконец тяжелая дверь, скрипнув, приоткрылась, и в комнату вошел невысокий, рыжеватый, еще не старый мужчина в простой темной одежде. В глаза Вотше сразу же бросился затейливо сплетенный из разноцветной кожи ремешок, охватывавший голову мужчины и придерживавший длинные, медного оттенка волосы.
