Ночной дозор - Сара Уотерс

Закончив, он спустился к мистеру Манди, который с вымученной веселостью сказал:

– Вот это да! Вот уж нынче девушки порадуются! Когда он придет, сынок?

– В половине седьмого, как в прошлый раз, – смущенно ответил Дункан. – Сходим в пивную у реки, только в другую. Фрейзер говорит, там пиво лучше.

Лицо мистера Манди еще растягивалось в пугающей улыбке.

– Да уж, – покивал он. – Девушкам и невдомек, какой удар их нынче ждет!

Мистер Манди ошалел, когда две недели назад Дункан привел Фрейзера. И тот обалдел. Они сидели втроем, не зная, о чем говорить; в конце концов положение спасла кошечка, когда простодушно вошла в гостиную. Минут двадцать ее заставляли гоняться за веревочкой. Дункан даже улегся на пол и продемонстрировал трюк с ходьбой по спине. С тех пор мистер Манди был как подстреленный. Горбился, усилилась хромота. При следующем посещении кривобокого дома на окраине Лавендер-Хилл мистер Леонард пришел в ужас от перемен, произошедших в пациенте. С еще большей страстью он говорил о необходимости противостоять соблазну Заблуждения и Ложной Веры.

Нынче Дункан хотел уйти из дома сразу, как появится Фрейзер. Они с мистером Манди выпили чаю, потом вместе вымыли посуду; едва сложили тарелки, Дункан надел пиджак. В гостиной он сел на краешек стула, готовый при стуке в дверь сорваться с места. Чтобы выглядеть беспечным, а время шло быстрее, Дункан взял библиотечную книгу о старинном серебре. Водя пальцем по таблице символов, он старался запомнить значение якорей, корон, львов и чертополоха, но постоянно прислушивался, не стучат ли в дверь… Минула половина седьмого. Дункан занервничал. Стал воображать всякие обычные причины, какие могли задержать Фрейзера. Представлял, что сейчас он появится у дверей, запыхавшийся, как тогда у фабричных ворот. Раскрасневшийся, он скажет, поправляя упавшие на лоб волосы: «Пирс! Ты уж, наверное, плюнул ждать? Извини. Понимаешь…» С каждой минутой придумывались все более дикие оправдания. Фрейзер застрял в метро и сходит с ума от беспокойства. На его глазах человека сбила машина, пришлось вызывать «скорую»!

В четверть восьмого Дункан испугался, что Фрейзер приходил, стучал и ушел, потому что не открыли. Мистер Манди включил приемник довольно громко. Под предлогом, что хочет пить, Дункан вышел в прихожую и, наклонив голову, замер, прислушиваясь к шагам; потом очень тихо открыл входную дверь и выглянул на улицу. Никаких признаков Фрейзера. Дункан вернулся в гостиную, оставив дверь приоткрытой. По радио шла уже другая передача, через полчаса ее сменила новая. Напольные часы глухо и тяжело отбивали время.

Лишь в половине десятого Дункан понял, что Фрейзер не придет. Разочарование было ужасным, но он привык к огорчениям; первый ожог стих, сменившись устойчивой пустотой в душе. Дункан отложил книгу с неизученной таблицей символов. Он чувствовал взгляд мистера Манди, но не мог заставить себя поднять глаза. Старик неуклюже подошел, легонько потрепал его по плечу и сказал:

– Ничего. Видно, дела задержали. Или встретил дружков. Так бывает, помяни мое слово!

Дункан промолчал. Прикосновение руки мистера Манди было почти ненавистно. Старик подождал ответа и отошел. Направился в кухню. Он плотно притворил за собой дверь гостиной, и Дункан вдруг ощутил тесноту и духоту сумеречной загроможденной комнатки. Возникло жуткое чувство, что он бесконечно падает в узкую шахту колодца.

Но паника, подобно разочарованию, вспыхнула и угасла. Мистер Манди вернулся с чашкой какао; Дункан безропотно ее принял и выпил. Потом сам отнес на кухню и вымыл, вертя и вертя под струей холодной воды. Молоко, что оставалось в кастрюльке, вылил в кошкино блюдце на полу. Сходил в уборную во дворе и недолго постоял, глядя в небо.

Когда вернулся в гостиную, мистер Манди уже встряхивал диванные подушки, готовясь отойти ко сну. Дункан смотрел, как он гасит лампы, переходя от одной к другой. Гостиная погружалась в темноту, лица на картинах и безделушки на каминной полке уходили в тень. Было всего десять часов.

Вместе они поднялись по лестнице, медленно одолевая каждую ступеньку. Мистер Манди держался за согнутую кренделем руку Дункана; на площадке остановился перевести дух, но руки не выпустил.

Не глядя на Дункана, сипло спросил:

– Сынок, потом на минутку зайдешь сказать «спокойной ночи»?

Дункан ответил не сразу. И почувствовал, как испуганно напрягся мистер Манди…

– Хорошо, – очень тихо сказал Дункан. – Зайду.

Мистер Манди кивнул, плечи его облегченно обвисли.

– Спасибо, сынок.

Он убрал руку и, шаркая, медленно двинулся к своей спальне. Дункан вошел к себе и стал раздеваться.

В этой небольшой комнате, бывшей детской, некогда спал маленький мистер Манди, живший в доме с родителями и сестрой. Высокую викторианскую кровать по углам украшали отполированные латунные шары; раз Дункан один отвинтил и внутри нашел клочок бумаги с детскими каракулями: «Мейбл Элис Манди двадцать страшных проклятий тебе коль это читаешь!» В шкафу – мальчишеские приключенческие книги с широкими цветными корешками. На каминной полке изготовились к бою аляповато раскрашенные старые оловянные солдатики. Однако мистер Манди освободил место и для вещиц Дункана, купленных на рынках и в антикварных лавках. Обычно перед сном Дункан недолго рассматривал горшочки и кувшинчики, чайные ложки и слезные бутылочки;[25] брал в руки и, любуясь орнаментом, раздумывал, откуда они появились и кому принадлежали раньше.

Но сегодня он взглянул на них без особого интереса. И лишь на секунду взял обломок глиняной трубки, который нашел у прибрежной пивной. Дункан медленно облачился в пижаму, аккуратно застегнул и заправил в штаны куртку. Почистил зубы и заново причесался, теперь уже иначе – разделил волосы опрятным детским пробором. Все это время он прекрасно сознавал, что в соседней комнате терпеливо ждет мистер Манди; возникла картинка: старик лежит прямо и абсолютно неподвижно, голова покоится на пуховых подушках, одеяло натянуто до подмышек, руки аккуратно сложены на груди, но одна готова призывно похлопать по краю кровати, когда войдет Дункан… Это пустяки. Почти что ничего. Можно думать о другом. Над кроватью мистера Манди висит картина: ангел препровождает детей через узкий мост над разверзшейся бездной. Можно смотреть на нее, пока это не кончится. Рассматривать замысловатые складки на одеянии ангела, большие, невинно-злобные викторианские лица детей.

Дункан отложил расческу, снова взял и поднес ко рту обломок трубки. Прохладный и очень гладкий. Он закрыл глаза и поводил трубкой по губам: приятно, но в душе беспокойно заворочалась горечь. Если бы Фрейзер пришел! Может, он просто-напросто забыл? А что, вполне возможно. «Если б ты был другим, – горько сказал себе Дункан, – не рассиживался бы и не ждал, когда он объявится, а взял бы и разыскал его. Будь ты нормальным парнем, прямо сейчас и пошел бы к нему…»

Он открыл глаза и натолкнулся на собственный взгляд в зеркале. Белая ниточка пробора, до горла застегнутая пижама; но он не мальчик. Ему не десять лет. И даже не семнадцать. Ему двадцать четыре, и он может делать, что хочет. Ему двадцать четыре, и мистер Манди…

Мистер Манди может отправляться ко всем чертям, вдруг подумал Дункан. Почему нельзя пойти и разыскать Фрейзера, если хочется? Он знает дорогу к его улице. Знает и дом – Фрейзер показал, когда проходили мимо!

Дункан стал поспешно собираться. Сбил пробор. Брюки и пиджак натянул прямо поверх пижамы, не желая даже минуту тратить на переодевание. Надел носки и вычищенные ботинки; нагнулся завязать шнурки и понял, что у него дрожат руки. Страха не было. Только почти головокружительная легкость.

Казалось, ботинки ужасно грохочут по полу. Донесся обеспокоенный скрип кровати мистера Манди, что заставило двигаться быстрее. Дункан вышел из комнаты, глянул на дверь старика на другой стороне площадки и быстро спустился по лестнице.

Дом был темен, но он знал дорогу, точно слепец, который ощупью находит дверные ручки, предчувствует ступеньки и скользкие половики. Хотелось улизнуть тайком, и Дункан не пошел к парадной двери, поскольку знал, что окно старика выходит на улицу. Даже в угаре возбуждения, даже после того, как мысленно на все плюнул и послал мистера Манди ко всем чертям, было бы жутко оглянуться и увидеть, что он смотрит вслед.

Дункан прошел через кухню и черным ходом, миновав уборную, добрался в конец двора, но лишь у самой калитки вспомнил, что она заперта на висячий замок. Он знал, где лежит ключ, и мог бы за ним сбегать, но мысль о возвращении даже в буфетную была нестерпима. Дункан подтащил пару ящиков и, точно вор, вскарабкался на забор; перевалился на другую сторону, грузно спрыгнул, ушиб ногу и захромал, приплясывая от боли.

Преодоление запертой калитки доставило неожиданную радость. «Назад пути нет, Дэ-Пэ!» – сказал себе Дункан словами Алека.