Преломление. Обречённые выжить - Сергей Петрович Воробьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деликатный Саныч молча глотал начальственные наставления и становился почему-то ещё вежливее, чем прежде.
— Саныч, ты его той же оглоблей, только другим концом, да поразмашистей, — давал советы Петручио. — Нет, Саныч, неправильно себя ведёшь! Здесь надо сразу срезать. Под корень! Не срежешь раз-другой, потом на себя и пеняй. Вот возьмём пример с женой. Дай только разок ей на шею сесть, тут же и запряжёт, а потом ещё и погонять начнёт. Потому что не срезал, не осадил вовремя. Так ведь? А тогда тебе только два выхода: или под бабой скакать век, или взбрыкнуть крепко разок — и на волю, но только не оглядываясь. Оглянешься ненароком — тут же догонит, а догонит — опять оседлает враз, дело-то привычное, и пиши пропало. До конца дней своих будешь осёдлан, пока выю свою к земле окончательно не склонишь.
К сентябрю у Саныча на нервной почве стал побаливать желудок — давала о себе знать старая язва, и он попросил Петручио в виде исключения готовить ему хотя бы в обед что-нибудь паровое.
— Что это у вас, — удивлялся начальник, заметив в тарелке Сан Саныча бледную варёную курицу вместо золотисто-поджаристой, как у всех, — на диету сели, что ли? Вам тогда надо было не в Антарктиду ехать, а в санаторий.
— Да вот, как только прибуду домой, попробую достать путёвку в Трускавец или ещё куда, — простодушно оправдывался наш метеоролог.
Он опасался, что медкомиссия найдёт у него какой-нибудь изъян типа гастрита-колита или язвы, и тогда не выпустят больше на зимовку. А ему хотелось последний разок сходить в экспедицию, и тогда, смотришь, и набралось бы десять полярных годков на льготную пенсию.
Бывало, приходил он ранним утром на ДЭС[13], где находилась баня, и говорил извиняясь:
— Я тут помоюсь. У меня и мыло, и полотенце с собой. А то у нас начальник плещется у рукомойника, не подойти. Ждал-ждал — не дождался.
При этом вяло и безнадёжно махал рукой в сторону белого дома и шёл в баню умываться. Следом раздавался телефонный звонок.
Я брал трубку:
— Вахтенный механик на проводе.
— Сергей Павлович, у нас вода кончилась, — слышался голос начальника. — Подкачайте, пожалуйста. Перезвоню вам, когда бак заполнится. А то здесь Сан Саныч стоит над душой, помыться как следует не даёт…
Через некоторое время прибегал немногословный Витя-радист в своих неизменных валенках и рассказывал:
— Ну, сегодня с самого ранья начальник давал Санычу прикурить… Он что, у тебя умывается?
— Умывается. А в чём дело?
— Опять, как Мойдодыр грязнулю, разносил бедолагу в пух и прах, — продолжал усмехаясь Витя, — а по ходу, на себя весь бак воды вылил, и не хватило ещё. Смех, грех, да и только…
Так, в различных интерпретациях, продолжалось всю зимовку до прилёта смены.
Сан Саныч один из первых покинул станцию. Он терпеливо перенёс свою застарелую язву и благополучно донёс родимую через Индийский океан, Красное и Чёрное море к невским берегам. А там её, к счастью, окончательно и залечил.
И всё это благодаря своему смирению и терпению. Но десятый раз в экспедицию ему сходить так и не удалось.
Капитан Октавиан
Купание между Африкой и Южной Америкой
Если спускаться по двадцатому меридиану на юг — а в 73-м году мы как раз и спускались по этому меридиану — и перейти двадцатый градус южной широты, откуда до Южного тропика рукой подать, то можно оказаться посередине Атлантического океана. Далеко справа будет жизнерадостная Бразилия со своими феерическими карнавалами, которые как раз и проходили в ту февральскую пору, когда лето в нижнем полушарии в самом разгаре. А слева на таком же расстоянии — жаркая Намибия, народам которой было не до карнавалов: они стойко боролись тогда с апартеидом.
Мы остановились в самом пупе Атлантики — в точке посреди дуги большого круга, соединяющей такой известный всем город, как Рио-де-Жанейро, и менее известный Виндхук — столицу Намибии. В этой точке месяц назад, в канун православного Рождества, наш белоснежный красавец НИС «Профессор Визе» поставил буйковую станцию для исследования горизонтов океанской среды и сейчас, возвратившись на прежние координаты, собирался её снимать. Каково же было наше удивление, когда, застопорив машины и став в дрейф, мы обнаружили, что судно окружено громадным стадом дельфинов. Они будто очерченным гигантским циркулем кольцом опоясали место нашего дрейфа, оказывая всяческие знаки внимания, которые заключались в том, что вся стая, как по команде, всплывала на поверхность. После чего каждая особь, наполовину высунувшись из воды, начинала клацать челюстями. Звук был громким и напоминал частый стук друг о друга деревянных колодок. Делали это они одновременно и слаженно, как в хорошо сыгравшемся оркестре.
Морды дельфинов были добродушными. Создавалось впечатление, что они улыбались нам, приветствуя своих собратьев по плаванию в столь отдалённых от берегов водах. Мы находились вдали от привычного места обитания, а они — у себя дома и давали понять, как радушные хозяева, что рады гостям, приглашая нас в свой хоровод.
Капитан именно так и понял их намерение:
— Они же, черти, зовут купаться! От такого приглашения отказываться никак нельзя. Тем более что дельфины уберегут нас от акул. Те не сунутся. Это факт. Дельфины и акулы старые враги. Тем не менее нужно для страховки спустить шлюпку. А команде объявить: «Желающим — купаться!» Уверен, это купание надолго останется в памяти.
— Октавиан Витольдович, рискуем всё-таки, — усомнился первый помощник, — может, не стоит?
— Я беру ответственность на себя, — парировал капитан, — во всяком случае возможность кому-то уплыть за границу здесь исключается. Далековато будет.
Ему хотелось сделать что-нибудь приятное для экипажа. Кэп, старый морской волк, одессит и потомственный моряк, знал морскую службу с тринадцати лет, когда ещё юнгой начинал ходить на судах Акционерного Камчатского общества. Он как мог старался облегчить суровую жизнь вверенных ему моряков и, если позволяла обстановка, делал им приятные сюрпризы. И вот случай представился.
На воде уже болталась моторная шлюпка. Она дефилировала в импровизированном бассейне под руководством старпома, рядом с которым находилось несколько опытных матросов. На судне откинули на талях парадный трап и, не опуская его вниз, создали таким образом импровизированную площадку для ныряния.
