В краю солнца - Тони Парсонс

«Ваша дверь в рай». Теперь я понимал, почему на фотографиях нет людей: чтобы любой мог представить в этих домах себя.

В дальнем конце сада раздался шорох, и на заборе соседского дома возникла лиса, постояла с минуту в нерешительности и спрыгнула вниз. Моментально сработал сенсорный прожектор. Не глядя на меня, лиса захромала вперед. Я заметил, что у нее что–то с лапой. С левой передней. Лиса на нее не наступала. Потом она замерла, устало повесив голову, и прожектор погас.

— Нельзя как–нибудь ей помочь? — спросил внезапно оказавшийся подле меня Рори.

Он стоял на ступеньках босой, в одной пижаме и тер глаза. Я усадил его к себе на колени, думая о том, что скоро он станет для этого слишком большой и взрослый.

— Вряд ли, — ответил я.

Потом появились Тесс с Кивой. У жены сна не было ни в одном глазу, зато дочка пошатывалась от усталости. Они сели рядом с нами, и мы все вместе стали наблюдать, как лиса осторожно идет через сад.

— Можно позвонить в общество защиты животных, — предложила Кива.

— Они все равно ее не поймают, — отмахнулся Рори.

Над крышами вставало солнце. Когда первые лучи коснулись моего лица, на душе у меня полегчало. Я подумал, что солнце уж точно никогда нас не подведет. Пока оно дарит нам свет и тепло, ничего по–настоящему страшного с нами не случится. По–прежнему держа в руке брошюру «Дикой пальмы», я поднял глаза на Тесс — мне хотелось поговорить с ней, попытаться объяснить, что не все потеряно, что я получил еще один шанс и лучшие времена обязательно настанут, если только она сможет в меня поверить.

Жена смотрела на меня и улыбалась.

Она наклонилась, взяла меня за руку, и я понял, что все уже решено.

— Смотрите, — сказала Кива.

С огромным усилием лиса запрыгнула на забор в дальнем конце сада. Я с надеждой подумал, что это не перелом. Скорее всего, она порезала лапу, и рана скоро заживет.

Стоя на заборе, лиса обернулась и поглядела на нас.

— Она просто пытается выжить, правда? — сказал Рори.

Едва мой сын произнес эти слова, как лиса спрыгнула вниз и исчезла.

14

— Мне нужно кое о чем тебя попросить, — сказал Джесси. — Об одной услуге.

— Проси, — ответил я.

Его вид меня поразил. Джесси так похудел, что специальная тюремная форма, в которой заключенные выходят к посетителям — штаны и футболка, — болталась на нем, как на вешалке. Кожа под многодневной светлой щетиной была нездорового желтоватого цвета. Он все время нервно теребил приклеенный к плечу лейкопластырь, а когда заметил мой взгляд, пояснил:

— Мне поставили прививку. «Твинрикс». Классная штука. Сразу тебе и от гепатита A, и от гепатита B, и от туберкулеза. — Он слабо улыбнулся. — Как видишь, мы тут пользуемся всеми благами цивилизации.

Я дотронулся до другого его плеча:

— Как ты? Ничего, держишься?

— Меня скоро выпустят. Вернее, отправят домой. Остальных уже депортировали. Тебе повезло — легко отделался.

— А Фэррен?

Я не представлял себе остров без Фэррена.

— Его выслали первым, так что он теперь в Лондоне. Наверное, всю задницу уже отморозил.

Я подумал об английской зиме и мысленно увидел, как загорелый Фэррен идет по холодным лондонским улицам.

— Значит, расследования не будет? И суда тоже? — с внезапным облегчением спросил я.

— Им проще вытурить нас из страны. Как только деньги от мамы поступят на счет, меня посадят на самолет, а там я закутаюсь в одеяло и буду грызть орешки на высоте тридцати пяти тысяч футов. Депортация не самое страшное. Хуже, если внесут в черный список. Тогда в Таиланд мне путь заказан. На ближайшие девяносто девять лет по крайней мере.

— То есть через девяносто девять лет можно будет кататься туда–сюда сколько душе угодно? — спросил я, и мы оба улыбнулись.

Его слова насчет черного списка меня поразили.

— Они ведь не могут так поступить, правда? — спросил я.

Джесси усмехнулся:

— Они могут поступить как угодно, дружище. Это их страна.

Казалось, мы только теперь начинали это понимать.

Джесси снял цепочку, которую всегда носил на шее.

— Вот, возьми, — произнес он и положил цепочку передо мной.

На ней висело штук десять разных амулетов: зуб какого–то животного, фигурка Будды, талисман с надписью на незнакомом мне языке — позже я выяснил, что это кхмерский; брелоки из бронзы, дерева, олова; маленький глиняный черепок с вкраплениями блестящей пыли; подвески в виде колокольчиков, подвески круглые, как монеты, и овальные, с изображениями давно умерших монахов.

— На счастье? — спросил я. — Лучше оставь себе, а то вдруг твой самолет разобьется.

Джесси больше не улыбался.

— Такими вещами не шутят, — ответил он. — Это не просто побрякушки. Это настоящие амулеты. Я отдаю их тебе, чтобы ты смог оказать мне ту услугу, о которой я говорил.

Я думал, Джесси объяснит наконец, что от меня нужно, но вместо этого он принялся рассказывать об амулетах.

— В Ираке размещено четыреста сорок три тайских солдата, а оберегает их шесть тысяч амулетов.

— Ну, тогда я за них спокоен.

— Я серьезно, Том. Над подобными материями лучше не смеяться.

— А я и не смеюсь, — со смехом ответил я.

Джесси принялся указывать пальцем на разные амулеты. Под ногтем у него была грязь.

— Вот этот защитит твою ананасовую плантацию от насекомых. Этот убережет водяного буйвола от болезни, а этот поможет наладить отношения с тещей.

— Спасибо, — вставил я. — Очень полезный подарок.

— Этот обеспечит хороший улов, — продолжил он, пропустив мое замечание мимо ушей. Глаза у него возбужденно блестели. — О! Вот этот поможет сдать на права с первого раза. Классная вещь. А этот…

— Джесси…

— Что?

Он поднял взгляд от лежащей между нами цепочки и посмотрел на меня.

— Ты на полном серьезе пытаешься меня убедить, что они действуют?

— Качество гарантировано, — ответил Джесси. — В ином случае мы вернем вам деньги.

А потом он рассказал, чего от меня хочет, и я решил, что вреда от этих амулетов точно не будет.

Я сунул руку под холодную воду и не вынимал, пока она не начала неметь. Боль немного утихла, но кровь продолжала идти. Тогда я оторвал от рулона бумажное полотенце и плотно прижал его к ране между большим и указательным пальцем.

Тесс внимательно наблюдала за мной.

— Что у тебя с рукой? — спросила она.

— Напоролся на крючок, пока рыбачил с господином Ботеном.

В лицо жене я старался не смотреть. Она знала меня как облупленного и с одного взгляда могла определить, что я вру.