Кларенс - Брет Гарт

Было уже за полночь, когда он, не раздеваясь, прилег на кровать в своей келье, чтобы вздремнуть. Странно подействовал на него вид мирных, чистых стен и занавесок — казалось, он запятнал эту непорочную тишину кровавым отблеском войны. Внезапно, среди глубокого сна, он проснулся от неясного чувства тревоги. Сначала он подумал, что неприятель наступает и надо отражать атаку. Он сел и прислушался: ни звука, кроме размеренных шагов часового по гравию дорожки. Но дверь была открыта. Он вскочил на ноги, прокрался в коридор и едва успел заметить высокую женскую фигуру, скользнувшую мимо освещенного луной окна, в противоположном конце коридора. Лица он не различил, но негритянский тюрбан на голове нельзя было не заметить.

Брант не стал преследовать ее или звать караульных. Если это была шпионка или одна из ее помощниц, она теперь бессильна причинить какой-либо вред и не сможет выйти из лагеря и даже из дома после его недавних приказов под бдительным оком охраны. Она, наверно, знала это не хуже его. Поэтому скорее всего в комнату случайно заглянула какая-то другая служанка.

Он вернулся в свою комнату и несколько минут стоял у окна, глядя на склон, озаренный луной. Далекая канонада давно уже смолкла.

Бодрящий утренний воздух освежил Бранта; казалось, только он, воздух, успел сбросить со своих росистых крыльев ужасный груз вчерашнего дня, тяготевший над всей природой. Брант отошел от окна и зажег свечу на столе. Застегивая портупею, он заметил, что в ногах постели, с которой он только что встал, лежит лист бумаги. Поднеся его к свече, он прочел слова, написанные грубыми каракулями:

«Вы спите, когда вам надо быть в походе. Не теряйте времени. До восхода солнца на вас нападет резерв той самой колонны, которой вы безрассудно сопротивлялись. Пишет некто, желающий спасти вас, но ненавидящий ваше дело».

На его губах показалась презрительная усмешка. Почерк был незнакомый, явно подделанный. Содержание записки его не встревожило, но внезапно мелькнуло подозрение: она от мисс Фолкнер! Ей не удалось пробраться сквозь неприятельскую линию… Быть может, она и не пыталась пробраться. Она обманула его или разочаровалась в своем благородном порыве, а теперь хочет смягчить свою новую измену новым предупреждением. А он еще дал ускользнуть ее мулатке!

Он быстро спустился по лестнице. Навстречу донесся звук приближающихся голосов. Брант остановился, узнав бригадного врача и одного из своих адъютантов.

— Мы не решались беспокоить вас, генерал, но, кажется, дело довольно важное. Часовые, выполняя ваш приказ, только что задержали негритянку, которая хотела пробраться через кордон. Она пыталась удрать, но ее догнали возле ограды, произошла схватка, она упала и расшибла голову. Бесчувственную, ее перенесли в караульное помещение.

— Хорошо. Я пойду взгляну на нее, — сказал Брант с чувством облегчения.

— Одну минуту, генерал. Может быть, вы предпочтете увидеться с ней наедине, — сказал врач. — Стараясь привести ее в чувство, я провел губкой по ее голове и лицу, чтобы найти повреждения, и с лица сошла краска. Это белая женщина, загримированная и одетая мулаткой.

У Бранта упало сердце. Значит, это мисс Фолкнер!

— Вы ее узнали? — спросил он, переводя взгляд с одного на другого. — Вы видели ее здесь раньше?

— Нет, сэр, — отвечал адъютант. — Нет, по-видимому, это женщина высокого круга… настоящая дама.

Брант вздохнул свободнее.

— Где она сейчас?

— В караульном помещении. Мы решили лучше не помещать ее в госпитале среди солдат, пока не получим от вас приказаний.

— И хорошо сделали, — ответил Брант. — Пока никому ни слова, да пусть ее перенесут сюда — осторожно и чтобы по возможности никто не видел. Положите ее в моей комнате наверху и оставьте кого-нибудь при ней. Но прошу вас, доктор, сделайте все необходимое и дайте мне знать, когда она придет в себя.

Брант ушел. Он не придавал особого значения таинственной записке, которая, очевидно, исходила от мисс Фолкнер или от самой незнакомки, так как считал, что автор записки знал только первоначальный план атаки. Однако он сразу же выслал небольшую разведывательную группу в том направлении, откуда можно было ожидать удара, приказав немедленно вернуться и доложить. Вспомнив Хукера, он с внутренней улыбкой включил и его в разведывательный отряд в качестве добровольца. После этого Брант вернулся в дом. Врач встретил его у двери.

— Последствия ушиба проходят, — сказал он, — сейчас у нее, по-видимому, упадок сил после большого нервного возбуждения. Можете войти, она скоро придет в себя.

Брант вошел в комнату осторожными и неслышными шагами, какими обычно подходят к постели больного. Но какой-то инстинкт, более сильный, чем это обычное проявление гуманности, внезапно сковал его страхом. Комната показалась ему чужой, она снова приобрела суровый вид монастырской кельи, который так поразил его с самого начала. Он остановился в нерешительности. На него нашло другое странное наваждение — или смутное воспоминание? — словно аромат, знакомый, волнующий, но слабый и готовый исчезнуть. Чуть ли не с робостью он взглянул на кровать. Одеяло закрывало лежащую фигуру почти до самой шеи, а полосатое ситцевое платье, окровавленное, запыленное и второпях сорванное, валялось рядом на стуле. На бледном лице не оставалось следов крови и грима, длинные волосы, еще влажные от губки врача, резко выделялись на подушке. И вдруг этот железный человек издал слабый крик, побледнел, как та, что лежала перед ним, и упал на колени возле кровати. Он узнал лицо своей жены!

Да, жены! Но прекрасные волосы, которыми она так гордилась, волосы, которые однажды, в дни его юности, упали, словно благословение, на его плечо, — они теперь серебрились у запавших, с синими прожилками висков. Под закрытыми ясными глазами с изящным изгибом бровей виднелись круги — след перенесенных страданий; только чистый профиль да тонко очерченный властный рот и нос сохранили былую красоту. Одеяло соскользнуло, и Бранта поразил вид знакомого мраморного плеча. Он вспомнил, как в первые дни супружества она предстала перед ним в священном облике Дианы — эта странная женщина, целомудренная, как нимфа, не созданная для радостей материнства. Ему почудилось даже, что он вновь вдыхает тонкий, особенный аромат ее кружев, вышивок и изящного белья там, в ее спальне в Роблесе.

Под его пристальным взглядом — может быть, под гипнозом его присутствия — губы ее раскрылись, испустив не то вздох, не то стон. И хотя глаза все еще были закрыты, голова инстинктивно повернулась на подушке в его сторону. Брант встал с колен. Глаза ре медленно открылись. Когда в них угасло изумление первых секунд, они устремились на него — с прежней враждебностью.