Кларенс - Брет Гарт

Брант разом все понял. Значит, он собственной рукой ускорил атаку. Но в его уме внезапно мелькнула другая, более важная мысль. Если он вызвал атаку раньше, чем противник успел закончить приготовления, есть надежда, что этот натиск обречен на поражение. Ничем не выдавая себя, Брант спокойно и пристально поглядел мисс Фолкнер в глаза, хотя сердце у него замерло, когда он сказал:

— Значит, шпионка заподозрила вас и переменила условный знак?

— Нет, нет, — живо отозвалась она. — Шпионка была со мной и тоже испугалась. Мы обе побежали обратно — помните? — и тут ее задержал патруль!

Она спохватилась, но было уже поздно. Щеки у нее вспыхнули, она опустила голову, устыдившись того, что в невольном порыве выдала шпионку.

Брант, казалось, не замечал этого. Он ломал себе голову, соображая, какие же сведения могла собрать здесь эта глупая мулатка. Расположение его войск не было тайной для противника — в бригаде шпионке нечем было поживиться. Очевидно, она, как и эта дрожащая, взволнованная девушка, только орудие в руках других.

— Эта женщина жила здесь? — спросил он.

— Нет, она жила у Мэнли, но у нее были друзья в штабе вашего генерала, которых она навещала.

Брант чуть не вздрогнул, но сдержался. Теперь все ясно. Шпионские сведения добывались в штабе дивизии и передавались через его лагерь, как ближайший к линии конфедератов. Но какого рода сведения? И какой шаг врага он сам ускорил? Было ясно, что мисс Фолкнер этого не знает.

Он бросил на нее испытующий взгляд.

Вдруг весь дом вздрогнул от взрыва, в окно потянуло дымом — в саду разорвался снаряд.

Она смотрела на Кларенса с тоской и отчаянием, но не побледнела и даже не вздрогнула.

Новая мысль овладела им. Он подошел к ней и взял ее холодную руку. На ее бледных губах мелькнуло подобие улыбки.

— У вас есть мужество, есть самоотверженность, — сказал он. — Я верю, что вы жалеете о том, что сделали. Если бы вы могли исправить то, что совершили, хотя бы с опасностью для жизни, вы бы решились?

— Да, — сказала она, тяжело дыша.

— Конфедераты вас знают. Если я попал в окружение, сумеете ли вы пройти через их цепи, не подвергаясь допросу?

— Да! — ответила она с жаром.

— Я дам вам записку, с которой вас потом пропустят в наш штаб. Вы отнесете генералу письмо, которое никто, кроме него, не должен видеть. В письме не будет ничего, касающегося лично вас или ваших друзей. Ничего, кроме предостережения.

— И вы будете спасены? Они придут к вам на помощь? Вас не возьмут в плен? — воскликнула она.

Он мягко улыбнулся:

— Возможно. Кто знает!

Присев к столу, он быстро написал несколько слов.

— Вот пропуск, — сказал он, протягивая ей листок бумаги. — Вы предъявите его за линией южан. Эта записка, — продолжал он, вручая ей запечатанный конверт, — предназначена для генерала. Никто не должен увидеть ее или узнать о ней, даже ваш возлюбленный, если вы его встретите!

— Мой возлюбленный! — вскричала она возмущенно, и в глазах ее загорелся прежний злой огонек. — Что это значит? У меня нет никакого возлюбленного!

Брант взглянул на ее раскрасневшееся лицо.

— Я думал, — сказал он спокойно, — что в том лагере есть человек, который вам дорог… что вы ему писали. Это могло бы послужить оправданием…

Он остановился, видя, что она опять побледнела и бессильно опустила руки.

— Боже милостивый! Так вам и это приходило в голову… Вы решили, что я могу пожертвовать вами ради другого!

— Простите, — поспешно сказал Брант, — я был неправ. Преданы ли вы человеку или делу, но вы проявили чисто женскую самоотверженность. А теперь, когда вы хотите искупить свою вину, в вас говорит не женская храбрость.

К его удивлению, она вновь покраснела, а в синих глазах ее даже промелькнуло лукавство.

— Да, это могло бы послужить оправданием, — пробормотала она, — да, конечно, спасти человека!..

И поспешно добавила:

— Я иду! Немедленно. Я готова!

— Подождите минуту, — сказал он серьезно. — Этот пропуск и сопровождающий вас солдат должны обеспечить вам безопасность, но война есть война. Вы все-таки шпионка! Готовы ли вы к опасности?

— Да, — ответила она с гордостью, отбрасывая назад непокорную прядь волос. Но сейчас же спросила, понизив голос: — А вы готовы простить меня?

— Всегда и за все что угодно, — сказал он, тронутый ее словами. — И да поможет вам бог!

Он слегка пожал ее холодные пальцы. Но она быстро высвободила руку и, покраснев, отвернулась.

Он подошел к двери. Два адъютанта с донесениями, которых по его приказу не впускали в комнату, нетерпеливо ожидали его. Конь старшего офицера рыл копытом землю в саду. Офицеры внимательно посмотрели на девушку.

— Прикажите проводить мисс Фолкнер с белым флагом до линии противника. Она южанка и гражданское лицо. Они ее примут.

Не успел он обменяться несколькими словами с адъютантами, как вернулся старший офицер. Отведя Бранта в сторону, он быстро сказал:

— Простите, генерал, но солдаты уверены, что эта атака — результат шпионских сведений, полученных неприятелем. Вы должны знать, что подозревают женщину, которой вы только что дали пропуск. Солдаты возмущены.

— Тем больше оснований, майор, удалить ее от возможных последствий их опрометчивости, — ответил Брант ледяным тоном. — И я предлагаю вам лично обеспечить ее безопасность. Нет никаких оснований полагать, что противник получил о нас какие-либо сведения. Я думаю, что гораздо важнее следить за выполнением моих приказов о невольниках и гражданских лицах, переходящих наши линии из штаба дивизии, где действительно можно раздобыть ценные сведения, чем вести наблюдения за своенравной и откровенной девушкой.

Майор вспыхнул от гнева, отдал честь и удалился, а Брант вернулся к адъютанту. Положение было серьезное. Неприятельская колонна продвигалась к линии холмов, удерживать ее дальше было невозможно, бригада оказалась отрезанной от штаба дивизии, хотя противник еще не начал общего наступления.

Тайные опасения Бранта, что неприятель намеревается нанести удар по центру, подтверждались. Успеет ли его письмо к командиру дивизии пройти вовремя сквозь атакующую колонну?

Одно обстоятельство поражало его. Обойдя бригаду с фланга, противник, несмотря на подавляющий перевес, не сделал попытки завершить охватывающее движение и разгромить бригаду. Брант вполне мог отступить, не подвергаясь преследованию, когда нельзя будет дольше удерживаться на линии холмов. Другой его фланг и тыл находились в безопасности, хотя неприятель мог бы направить сюда часть огромной колонны, упорно продвигавшейся к холмам. Это одно свидетельствовало о просчете и незрелости неприятельского плана. Быть может, причина заключалась в том, что Брант сам ускорил их атаку, переставив условный знак. Без сомнения, противник первоначально предполагал атаковать его бригаду с фланга и тыла, но при внезапном и поспешном наступлении этот план не был осуществлен. Брант и теперь мог спасти бригаду — и его офицеры это знали, — но у него сложилось твердое убеждение, что он сможет помочь командиру дивизии, упорно, но спокойно обороняя свою позицию и выжидая благоприятного случая. Это подсказывали ему инстинкт и темперамент.