Письмо самому себе: Стихотворения и новеллы - Борис Нарциссов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЗВЕЗДНАЯ ПТИЦА
(Вашингтон, 1978)
ЗВЕЗДНАЯ ПТИЦАЗвездная птица опустит свой клюв, Тонкую шею к земле изогнув… «Стихи», стр. 54Когда злонравный Сагиттарий Тугую тянет тетиву… «Шахматы», стр. 27Звездная птица, – Лебедь туманный!Крылья простерла вечное осанной,
Там, где за бездной черных проваловВремя седое бег оборвало.
В клюве ты держишь света волокна:Фосфором бледным зримый поток на
Малые земли, луны, планеты…Так вот явилась некогда мне ты
Звездная Птица, лебедь стоокий!Время настало: полнятся сроки.
Пусть Сагиттарий целит стрелою –В светлых волокнах птицею взмою!
ОФИУХИз цикла «Звездная Птица»Я – змиеносец, реком – Офиух,Змия ношу на восплечиях двух.
Змий этот в небе весьма протяжен,Лижет сандалии звездные жен.
Он предрекает на тысячи летВ судьбах змеиный, извилистый след.
Мне – запредельные зренье и слух:Вижу, что будет, сквозь звездную мгу.
Но преложить ничего не могу,Змия бессильный слуга – Офиух.
LUNARIA1. Бессонница… В часы бессонниц твоих… Нона Белавина…Забвения!.. Байрон, «Манфред»Под ветвями, как фосфор, лунело,Застывало и тенью, и пятнами,И, – расплавясь дымно и бело, –Письменами совсем непонятными.
Оттого, что печальный, далекий,Сверху месяц висел ущербленный,И бессонные, острые сокиИсточал он в мозгу просверленном.
Было поздно, а может быть, рано.В этот час не ночной и не утреннийОткрывало в памяти рануМеж извилин железом иззубренным.
И бессонный олуненный жительОдного лишь хотел – забвения,Но ему не давал УсыпительДаже самого обыкновенного.
2. Луна на ущербеЭрбий и тербий – металлы редких земель.Ну, золото солнцу, луне – серебро,И каждой планете какой-то металл.
Металл – это символ: и зло, и доброВращеньем планеты вокруг намотал.
С планетами просто: себя источай,Там, в Рыб или Деву попав невзначай.
Но так многолика в металлах луна,Из глуби нежданных наитий полна.
То серпик чуть видный, невинный и тонкий,Поведает сказку о лунном ребёнке,
То пухнет багровым шарище затмений,Вампиров пристанище в конусе тени.
Над гиблым болотом свисает на вербеУдавленник грустный – луна на ущербе.
Не светит она серебром полнолунья:Украдкой плетет паутину колдунья.
И надо такое за полночь скрывать –Мне призрачным светом ползет на кровать.
В металлах есть призраки: эрбий и тербий.Тебе приношу их – луне на ущербе!
3. Пепельный светНа свиданье с ущербной луноюВыхожу потихоньку на двор,И меж ней, косоликой, и мноюВозникает без слов разговор.
Паутина неяркого света –Это тихий и страшный рассказО душе, заблудившейся где-тоИ не там, и не здесь, не у нас.
И хочу я прорвать эти сетиИ взлететь на свободу, туда,Где душа в серо-пепельном светеПролагает свой путь без следа.
4. ЛунимыйИ сладостен, и жутко безотраден Алмазный бред морщин твоих и впадин… М. Волошин. Венок сонетов «Lunaria»Сквозь крыши, окна и сквозь стеныТечет томительный призыв:В душе и в море многопенноЛуной вздымается прилив.
Пронзая воды светом хладным,Луна хладит мне синим кровьЛуной любимый! К беспощаднымТомленьям дух свой приготовь!
Мой мозг наполнен мглой опала,И сердце сжалось и упало,И я, лунимый, одержимПронзительным и голубым.
ПУСТЫРИЕвгении ДимерГорькою гарью над городомДышит рассветный туман.Дыму кудрявую бородуЧешет пустырный бурьян.
С рыжей водою канавы,Рыжий, оплавленный шлак.Дикие сорные травыПутают на поле шаг.
Сумрак над этой окраинойС ночи свинцов и жесток.Радостью светит нечаяннойРозовый бледный восток.
В небе телесные розы…Гулко несут пустыриРадостный крик паровозаГолому телу зари.
ХЛОРОФОРМЯ хочу объяснить хлороформ:Сладковатый бессмысленный штормНеожиданных смыслов и форм.– «Ты пойдешь хвосторогим на корм!»
Этот чертик хвостом верть и верть:– «Осужден ты на казнюю смерть!Не уйти тебе от судьбы:Ух! По скату кружёной трубы –Головленье тебе отрубы!»
Я от страха заплакал,Я от страха заквакал.Тут вмешался лиловый оракул:– «Посадить его попросту на кол!»
А потом – уж совсем ничего.Ничего. Только вот и всего.
КАРТЫБардадым – трефовый король. Н.В. Гоголь. Записная книжкаА я его по усам! А я ее по усам! Н.В. Гоголь. «Мертвые души»Был король Дуродом,Был король Бардадым,Короли – Старый ЖомИ восточный – Бубным.
Вот по этому самомуНам заняться бы дамами:Невпопад ведь ложиться привыкли –Молодой ли, старик ли…
Вот усатый валетИ большой сердцеед.Сам он ходит с эмблемою сердца:«А не хочешь такого вот перца?!»
Загляделась крестовая краляНа его винтовые усы…– Ну, подумаешь, – нешто украли?Все на месте остались кусы!
В картах был ералаш:«А где мой и где ваш?»Намечался скандал,По усам кто-то дал.
Но червонный валетЗаметал свой след,А король Бардадым –Он напился пьян в дым.
ПРОГУЛКИ ПРИ ЛУНЕТатьяне ФесенкоЯ гуляю, и, тонок,Проклевался из тучи лунёнок.Вот проходит декада –А гулять-то мне надо:И чернеет труба-голенище,А за ней не луна, а лунище.
На рассвете вхожу в переулок,Шаг мой звонок, отчетлив и гулок.А луну покрошили на звезды,И, как гвоздики, звезды сквозь воздух.Как от мыла обмылок,От еды-то объедок.Вот и светит в затылокПо-над домом соседокИз-за облачных слюнокНепригодный облунок.
ЧИТАТЕЛЯ:Читателя не причесывай стихами,Не корми дешевой печалью,А – давай ему рвотный камень,А – бури ему череп сталью.
Это будет ему не скерцоВ тоне гаммочки ща-бемоль.И когда до самого сердцаПолыхнет в нем, как молния, боль,
Он поймет ядовитое жалоВ происшествиях мира простых,И твои жестокость и жалость,– Пронизавшие стих.
ОТЧАЯНИЕQuasi una fantasiaСтоя сидеть! Сидя бежать! – Виси в петле, тихо качаясь… В. Хлебников. «Отчаяние»А повестка пришла до Ивана Семеныча(Тух на Глиняной десять),И соседки судачили до ночи,Что, мол, жалко, а – надо повесить.А в повестке лиловым по серому:«В соответствии с прочими мерами,С полученьем сего предписую явитьсяВ вам известный участок районной милицииДвадцать третьего мая, в нуль восемь пятнадцать,Быть одетым прилично, зубами не клацать.Доложиться дежурному без промедленияНа предмет удавления».
Почему? Отчего? А решил так компютер:– Акакой там был флер? А быть может,я муттер?Центропуп согласился, Собес не перечил,А Секретный Отдел так еще и приперчил,Увязали с милицией, – вот и готово!И директор по службе совсем ж препятствовал,А сосед, что напротив, еще позлорадствовал:«Так и надо таким, право слово!»
Ну, а сам-то Семеныч? Да был он пришибленным,Но поди и поспорь там с порядком незыблемым.Только раз вотв кинотеатреНа какой-то тамКлеопатреОн завыл и метнулся из залаИ помчался кругом до вокзала.Чуть не сшиб он девчоночку в фартучке, –Да куда уже там – ведь билеты по карточке,А на ней: «Удавить двадцать третьегоНа приборе Изметьева,Укрывать же – не сметь его!»
Ну, и что ж? В самый срок, как и велено,Он уж мялся в несвежей прихожей,Чистил ноги о коврик постеленый,А был сам на себя непохожий.Но его повстречали любезно,Даже вот угостили вином (полбутылки,Рацион, как положен, и – крем для затылка).«Вы теперь разрешите: браслетик железный!Подождите немножко, – ну, самую малость!»
И еще в животе от вина улыбалось,А уже потащили обмякшего,И затылок обрили: «Намажь его!»Завизжал было он, да уж поздно:Засверкало в глазах его звездно.А когда он совсем удавился,То чему-то в себе удивился.…Остывать на веревке оставленный,Удоволен удивленный удавленник,И висит, тихонько качаясь.Исполнитель устал: «Не угодно ль вам чаю-с?»
………………………………………………Ну, а я-то чем отличаюсь?
КОКОДРИЛТихой улицей, в тихом кварталеЯ под вечер домой проходил,И с душком из ноздрей, изо рта ли,– Привязался ко мне кокодрил.
Ну, не очень большой, вроде – с кошку,Колбасой на коротеньких лапках,А зубатый: куснет где немножко –Пальца на три отхватит, как тяпкой.
За пальто уцепился зубамиИ сипит: «А побудь тут со мной!»Ну, а некогда мне за делами,И противный – воняет, как гной.
Тоже голос гнусавый и гнусный,И все тянет, канючит: «Присядь-ка!»А мне мерзок он духом капустным,А ему я не нянька, не дядька!
Ухватил, и вот так не пускает,И ведь сильный, хоть весь и с аршин.Да в пальто уже нету куска иНоровит доползти до штанин.
Оглянулся вокруг я и вижу:Каменюга удобно лежит.Долбанул я, и вижу, как жижаИз колбасного тела бежит.
ДРЕВОВо дни тяжелых испытаний,Когда от жизни я устал,Ко мне, в туманном одеянье,Сомненья демон прилетал.
Не издевался этот демонНад чувством свежим и живым,Не искушал меня ничем он,Казался другом он моим.
Но он ожег мертвящим словомВ душе расцветшие цветыИ повелел возникнуть новымЦветам зловещей красоты.
Сомненье возрастит познанье,Но плод того и сух, и мал.Затем в цветах, как в одеянье,На древе Змий главу вздымал.
И вот, теперь я расцветаю.Как древо знания в раю.О, путник! Заповедь простая –Не приступай под сень мою!
PAVOR NOCTURNUSСтукнет ли костью какой в погребу –Крик свой придушенный я погребу.
Ужас привычный, ночной нетопырь,Крыльев своих надо мной не топырь!
Это тихонько ко мне подползлоСнизу гнилое подвальное зло.
В комнате темной из дальних угловСтелются спрутами волны голов.
Вот зашипят, подползут и замрут.Хищно засветит их глаз изумруд.
Жадно откроет уста нетопырь,С пола к постели привстанет упырь.
СОН О ТРУБЕВалентине СинкевичTraume sind SchaumeПро сны говорят: это – пена.Но разве пена такой:Направо, налево – стены,Иду, и душит тоской.
Наверно, сточные трубыБывают так наяву:Цемент и булыжник грубый,И где-то конец во рву.
И я понимаю смутно,Что все это только – я,Что каждый шаг – поминутноНапрасная жизнь моя,
И что впереди – потемки,Что все это – пена и зря.И плачу я голосом ломким,Вперед, в потемки смотря.
И душит едкая жалостьКо мне – самому себе,Затем, что всё, что осталось –Идти по этой трубе.
ПИСЬМО САМОМУ СЕБЕ
