Как выжить и победить в Афгане. Боевой опыт Спецназа ГРУ - Сергей Баленко

– Что-то здесь не так…

Услышал ли эту реплику комбат или просто обратил внимание на тревожное настроение офицеров третьей роты, но и он вскинулся тревожно:

– Вам не ясна задача, Шпагин?

– Никак нет, задача ясна.

– Выполняйте.

Душманская засада

Предрассветная мгла не давала разглядеть дно ущелья отсюда, с высоты хребта. К тому же шум речушки поглощал все посторонние звуки. Но Каир-Хан, как многоопытный охотник, не слухом, не зрением – каким-то звериным чутьем почувствовал приближение добычи.

Не дождавшись условного сигнала, послал проверить, не спят ли дозорные. Не могли шурави изменить свой маршрут! Сюда ведет одна дорога. «Отсюда тоже одна, – про себя злобно усмехнулся вождь. – Но она им не понадобится. Просто, видимо, тяжелы на подъем эти красные воины».

Испуганный посланец, низко кланяясь, сообщил, что оба дозорных убиты.

– Ножами? – удивился вождь.

– Нет, мой господин. Автоматными очередями.

– С глушителями, значит, – заключил Каир-Хан и зло ругнулся: – Курили, наверное, олухи. Давно убиты?

– Недавно, кровь еще не запеклась.

– Ладно, зови командиров групп. Сейчас они начнут атаку.

И как только из-за скал сюда, к вершине хребта, стали подходить бородатые командиры, внизу раздались взрывы и выстрелы. Они словно подтолкнули рассвет, и вот уже в бинокли можно было вдоволь полюбоваться устроенным спектаклем: шурави по всем правилам военного искусства штурмовали базу, моджахеды, огрызаясь огнем, покидали ее и отходили.

– Сорок один… сорок два… – не отрываясь от бинокля, считал американец.

– Не трудитесь, сэр, – обернулся к нему инструктор. – Мы хорошо осведомлены, сколько их будет всего.

– Поразительно. Как вам это удается, господа?

Американец опустил бинокль и взялся за видеокамеру.

– Просто мы не зря тратили американские доллары, – ответил уполномоченный Хекматияра, сопровождавший съемочную группу от самого Пешавара.

Пока Каир-Хан негромко разговаривал со своими командирами, американец настроился философски:

– Какая хрупкая штука – жизнь. Сорок пять, или сколько их там внизу, человек через тридцать минут исчезнут. А ведь они о чем-то мечтают. Их кто-то вспоминает, ждет…

– Уже через двадцать пять минут, – уточнил инструктор.

Тяжело дышавший Шпагин уже хотел остановить проводника Мухамед-голя и спросить, правильно ли он их ведет, как впереди глухо пророкотали автоматные очереди. Ему доложили, что обнаружены и убиты дозорные.

«Ну, кажется, успеваем до рассвета», – чуть успокоился Шпагин. Проводник приблизился к нему, будто уловив желание командира.

– База отсюда в ста шагах.

И Вареник тут же, рядом с проводником. Как узнал, что Мухамед-голь учился в Киеве на инженера, так тот для него сразу родным стал. Шпагин велел Варенику позвать командиров взводов, чтобы еще раз уточнить план боя.

Взвод Зубова первым ворвался в укрепрайон. Когда умолкли треск очередей и взрывы гранат, разведчики, занявшие круговую оборону, стали отмечать, что что-то не так, душманы как-то непривычно быстро отступили. На позиции стоят безоткатные орудия с поврежденными затворами. У тяжелых «ДШК» искорежены ствольные коробки. Груды китайских «ЭРЭСов» со следами неудачных запусков на хвостовиках. Ловушка! Никто не произнес этого слова, но оно замерло у каждого на губах, холодом сжало сердца.

– Ну-ка тащите ко мне этого «инженера», – прохрипел Шпагин. Он почему-то потянулся к автомату Ержана, а не за своим пистолетом.

– Не надо, – бросился к нему Зубов, тоже схватившись за автомат Ержана. – Может быть, он не виноват? Его тоже могли обмануть.

– Отойди, старлей, – прорычал почерневший ротный. – Он хорошо знал, куда ведет. Если мы все здесь поляжем, пусть он подохнет первым.

– Я не виноват, я не виноват, – бил себя в грудь Мухамед-голь, которого держал за воротник Вареник. – Я сам слышал от Масуда: к Каир-Хану приезжали от Хекматияра. Двенадцать караванов с оружием…

– Врешь, собака, – с остервенением вырвал наконец автомат Шпагин. Разведчики отпрянули в стороны, даже Вареник отскочил от проводника. Но его заслонил собой Зубов.

– Не надо, Саня, – спокойно сказал он. – Пришить всегда успеем. А как потом узнаешь, кто подсунул фальшивку? Если не уйдем, я его своими руками прикончу.

Шпагин закрыл глаза, тяжело вздохнул и устало протянул автомат Ержану. Зубов снял оружие с Мухамед-голя и велел ему постоянно быть рядом.

Шпагин протер глаза и заговорил с притихшими разведчиками не по-уставному:

– Похоже, мы крепко влипли, мужики… – Хотел еще что-то добавить, но махнул рукой и скомандовал: – Разбиться на тройки, занять круговую оборону. Огонь по команде. Сражаться до последнего. Рацию сюда. Пусть теперь нас вытаскивают… – И, заметив растерянные, обреченные лица солдат, ставшие вдруг такими по-детски беспомощными, весело крикнул: – Не все потеряно, братцы. Разведка, к бою! Не раскисать!

– Товарищ капитан, на тропе духи. Трое с белым флагом, – закричал наблюдавший за ущельем Вовка Губин.

– Пропустить их сюда, – распорядился Шпагин и присел на ящик с патронами, размышляя про себя: «Скорее всего, отвлекают внимание. Возможно, чтобы ударить в спину». Оглядел в бинокль окрестные хребты: «Да, ловушка. Сомнений нет».

Один из парламентеров в афганской национальной одежде, но с лицом европейца, заговорил на ломаном русском языке:

– Вы окружены. Все стороны окружены. Сопротивление – абсурд. Надо идти в плен. Гарантия – жизнь.

– Будем сражаться сами с собой, – усмехнулся Шпагин. Но парламентеры его не поняли.

– Какой будет ваш ответ? – нетерпеливо переспросил толмач и еще раз разъяснил: – Вы все будете погибать за четверть часа. Здесь полк «Джелал». Здесь батальон «Черный аист».

– Это все? – спросил Шпагин.

– Да, все.

– Ну, тогда присаживайтесь. Посидите с нами, пока не лопнет терпение у тех, кто вас послал. А там видно будет.

Попросив у ближайшего разведчика прикурить, Шпагин показал, что разговор с парламентерами окончен.

– Вы не смеете задерживать парламентеров, это противоречит международному праву, – вмешался другой, который так и продолжал держать над собой белый флаг. Поразил его чистый русский язык. Шпагин внимательно посмотрел: почему же говорил не этот, а тот, косноязычный?

– Не беспокойтесь, мы вам тоже жизнь гарантируем. Хотя я не уверен, гарантируют ли те, кто вас сюда послал.

– Через двадцать минут начнется атака.

– Ну и прекрасно. Мы вас отпустим ровно на двадцатой минуте.

Первый натиск моджахедов разведка выдержала. Полтора часа они наседали со всех сторон, усиливая атаку то с правого, то с левого отрога хребта.

Зубов, заряжая в ПК новую ленту, со страхом отметил: последняя. Но моджахеды неожиданно прекратили огонь и стали отходить. Олег еще раз послал им вдогонку короткую очередь и бросился к лежащему на дне окопа пулеметчику. Во время боя он услышал, как застонал пулеметчик, но помочь ему не было никакой возможности. Душманы были рядом, в каких-нибудь тридцати метрах, и подпустить их на бросок гранаты означало смерть для себя и всего подразделения.

«Прости, браток», – закрыл глаза пулеметчику Зубов. Из чехла над головой погибшего вынул запасной ствол пулемета и заменил свой, пышущий жаром. Теперь можно было перевести дыхание. Кепкой вытер лоб, с него посыпался песок и осколки камней.

К нему в окоп спрыгнул Ержан с перевязанной головой.

– Ты ранен? – встревожился взводный.

– Чуть-чуть зацепило, – ответил Ержан, задыхаясь от бега, стараясь выровнять дыхание, чтобы сообщить, с чем прибежал. Зубов нетерпеливо торопил:

– Как там? Где ротный?

– Плохи дела, товарищ старший лейтенант, – наконец сквозь одышку начал говорить Ержан. – Ротный погиб и еще двое ребят.

– Трое… – горько уточнил Зубов.

– …И восемь раненых, – продолжал Ержан. – Патронов осталось мало. Все собрались за центральным дувалом. Ждут вас. Вы теперь за ротного.

Сиротливое отчаяние охватило Зубова. Почему-то вспомнился никогда не вспоминавшийся эпизод из раннего детства, когда он проснулся ночью и увидел, что кровать родителей, освещенная луной, пуста. Впервые тогда испытанный ужас одиночества вновь пронзил его. Но теперь не разревешься, не разобьешь окно и не кинешься на веселые звуки гулянки в соседнем доме, где тебя схватят, обласкают, поднимут под потолок, и мир снова станет цветным и вкусным, а не мертвенно-бледным, лунным.

Зубов взглянул на солнце, чтобы не видел Ержан слезы в его глазах. Оно уже почти до дна высветило правый склон ущелья, зато левый спрятался в непроницаемую черную тень.

– Эх, Шпагин, Шпагин, – простонал Олег. – Полтора месяца не дотянул до замены. – И он, сгорбившись, окаменел около трупа пулеметчика.

Ержану стало не по себе. Сейчас не время скорбеть по погибшим. Тем более командиру. Надо что-то делать. Надо спасать живых. Он потряс за плечо взводного: