Сборник " " - Александр Громов

За все время, пока они готовились к походу, Кларисса так и не показалась на глаза, чему Леон нисколько не удивился, зато по ее распоряжению на место сборов принесли несколько корзин и плетеных коробов, наполненных всевозможной снедью, немного Тихой Радости и с десяток оплетенных особым способом тыквенных фляг с ручками для приторочивания к седлам.

– Пустые… – разочарованно протянул Кирейн, взглянув издали.

Леон попробовал на вес – фляги действительно были пусты.

– Словам не веришь, да? – горько сказал Кирейн. – Что ж я, совсем не чую, что ли. А вон в той вчера еще была Тихая Радость, да кто-то выпил…

– Фляги для Междулесья, – пояснил морочник. – Перед ним надо набрать воды, я хороший ручей знаю.

Неожиданно для Леона явился Парис, долго смотрел на сборы, чесал в остатках бороды и вдруг категорически заявил:

– Я тоже еду.

– Зачем? – спросил Леон.

– Зачем, зачем… Интересно мне посмотреть на Столицу, вот и все. Помереть, что ли, так и не увидев? Помеха я вам? Хороший шептун еще никому не мешал.

– У нас есть морочник, – возразил Леон.

Парис вспылил:

– Хоть ты теперь и великий стрелок, а все равно круглый невежда. С чего ты взял, что морочник во всяком деле заменит шептуна? Он и летягу-то почтовую отправить не сможет, чтобы та пять раз не заблудилась в пути, это всякий неуч знает. Кто тебя учил, балбеса?

– Ты учил.

Мальчишка-морочник, со своей стороны, подтвердил, что ему наказано проводить путников только до предгорий, не далее: на осыпях в яйцеедских горах дракончики все равно бесполезны и только зря поломают ноги. «Вот видишь!» – возликовал Парис. Леон только развел руками.

– Пусть едет, – разрешил Умнейший.

Видно, и родителям подростков было внушено нечто, потому что те, хотя и пришли проводить сыновей, вели себя сдержанно. Тирсис, Элий, Фаон, Сминфей и Батт с охотой расправляли некрепкие плечи.

Пока седлали зверей и приторачивали провизию, солнце поднялось высоко, и Великий Нимб потускнел и растворился в синеве. Десять выведенных из загона дракончиков, опустив головы к самой земле, пребывали в сонном оцепенении. Туда, где на спине карликового уродца колючий гребень, и без того недоразвитый, был аккуратно выстрижен, Леон поместил седло – туго набитый травяной мешок. Завязав под передними лапами зверя ременные завязки, он, как научил морочник, забрался верхом на мешок, попрыгал, устраиваясь поудобнее, не удержал равновесия и заболтал ногами.

– Драконий хвост! Тут свалишься…

– Сунь ему ноги в лапы, – посоветовал Умнейший.

Леон послушался. Мальчишка-морочник только прищурился на зверя – и тут же икры Леона стиснуло как капканом. Он без толку подергался туда-сюда и успокоился. Свалиться теперь можно было только вместе со зверем.

Одного дракончики не желали делать категорически: плавать. Фыркали, топорщили чешую и в воду не шли ни в какую. Совиные страусы терпеть не могут воды. То есть, как объяснил мальчишка, опытному морочнику не составит труда заставить дракончика увериться в своем исконном рыбьем естестве, однако себе дороже: как булькнет нерыба в реку, так и захлебнется в полной уверенности, что имеет жабры, тащи потом со дна труп, чтобы воду не портил…

Через реку переправились на пароме – большом плоту, нанизанном на корень какого-то растения, протянувшийся над водой от одного берега реки до другого.

Два пеших перехода до Междулесья дракончики одолели за полдня. В указанном морочником ручье наполнили фляги. Один раз встретилась небольшая деревня, но Умнейший велел не останавливаться, и Кирейн, которому не терпелось, прокричал песнь об Одолении Врага с холки дракончика, не сбавляя галопа, трясясь и лязгая зубами. Полюбоваться эффектом ему не пришлось – деревня сошла на нет, снова дорогу стеснил лес, замелькали ветви, стволы, редкие пятна солнца в просветах переплетенных крон. И – как будто отрезало.

Лес кончился. Сразу.

Дракончики, придерживаемые на лесных дорогах, на безлесной равнине сами перешли в галоп.

В Междулесье не живут. Что там делать нормальному человеку? Даже мухи там не такие, как в лесу, и садятся на кожу целыми стаями; не кусают – а неприятно. Там бродят стада удивительно глупых копытных животных, возиться с которыми не захочет ни один шептун, хоть мясо копытных недурно; там кожу человека дубит ветер и сжигает солнце; там петляют русла пересыхающих в сухой сезон ручьев с дурной, чаще всего горько-соленой водой; там почти нет троп – иногда лишь в высокой траве, какой не увидишь на лесных ласковых полянах, пробежит, торопясь, посланный по делу гонец с притороченным к спине кожаным мешком с лесной родниковой водой и подстилкой из драконьей шкуры, заменяющей постель.

Никто не знает, зачем оно – Междулесье, и какой в нем смысл, хотя легенд на эту тему существует великое множество. Безлесная степь, раскинувшаяся на пять переходов в самом узком месте, поражает человеческое воображение не меньше, чем океан – срединных жителей Простора. Людей всегда поражает то, что сделано не для них. Так было, так будет, пока земля носит людей, а когда останется последний человек, то и он спросит: зачем оно существует, ненужное?

По одну руку от Леона вопил и гикал Тирсис, упиваясь скачкой, по другую трясся на смирном дракончике Парис. Исходя из каких соображений Умнейший решил, что шептун в экспедиции окажется нелишним, Леон не понял и понять не пытался. Только за скачкой можно было забыть и обиду на Умнейшего, опять устроившего по-своему, и то, что Филиса снова осталась позади. Она даже не пришла проводить, зато явилась Хлоя, и быть бы великому стрелку покрыту позором скандала, если бы одна из младших хранительниц не приняла мужественно первый удар на себя, а затем и Умнейший как-то ловко не отвлек бы фурию. Удалось расстаться без потерь, и на том спасибо Нимбу. Впрочем, и Умнейшему тоже.

С пушкой – это он хорошо придумал…

Морочник и Умнейший скакали впереди. После нескольких попыток Леон сумел пришпорить дракончика и оказался рядом.

– А ты говорил – плохо, что тебя в наши края занесло, – не выдержал он. – Огневой-то припас у тебя где был? В Городе.

Умнейший хитренько улыбнулся.

– У меня в каждом городе такой мешок. Даром я, что ли, ходил по Простору пятьдесят лет?

Помолчали.

– Правда, Городу это не поможет, – вздохнул старик. – Пусть даже серу найдут и селитры наварят – великая будет удача, если завалят хоть одного зауряда. Из деревянных пушек только по слизнивцам лупить, и то если смирно сидят. Но хотя бы те, кто уцелеет, начнут что-то понимать. Эх, жаль, я не могу быть во всех городах одновременно! Боюсь, судьба вашей деревни горожанам не указ, не умеют они воевать и не хотят, а когда действительно запахнет жареным, Хранительницы им подскажут то, что людям и без них захочется сделать.

– Бежать? Прятаться?

– Можно и прятаться, – сказал Умнейший. – По моим грубым подсчетам, население Простора составляет не более одного-полутора миллионов человек. Что такое миллион человек в этих лесах? Многие умные люди, наверно, так и думают. Ошибка лишь в одном: максимум через год-полтора леса на планете перестанут существовать, ну и люди, конечно, тоже. А умные так в первую очередь.

– А ты? – спросил Леон.

– Попрошу не путать! – обиделся старик и вдруг фыркнул, как дракончик. – Я не умный. Я – Умнейший.

Довольно скоро Леон научился пружинить ногами, гася тряску и не подвергая опасности язык.

– Ты говорил, Хранительница знает, что Город будет уничтожен… – Дождавшись подтверждающего кивка, Леон задал мучивший вопрос: – Почему же она так испугалась, что ты сожжешь Хранилище? Ведь оно тоже погибнет. Допустим, она не сообразила в первый момент – но потом?!

Старик ответил не сразу.

– Она женщина, и она житель Простора. Умом верит в одно – сердцем в другое. Вот тебе первый урок: не спрашивай того, чего пока не способен понять. Для этого у тебя есть я.

– А почему она отпустила с нами мальчишек?

– Урок второй: не трать времени на расспросы, если можешь сообразить сам. Подумай.

– Потому что они видели, как ты ее унизил?

– Урок третий: не делись своими выводами со всеми окружающими без разбора.

– И много у тебя еще уроков на мою голову? – спросил Леон.

– Урок четвертый: не дерзи Учителю!

Припекало. Дракончики, не умея потеть через чешую, вывалили длинные языки. Только теперь, ощупывая свой горячий затылок, Леон понял назначение носимого Умнейшим на голове плетеного предмета. Да, здесь не лес… Не будь обдувающего встречного ветра – далеко бы не ушли.

– Велик Простор, а Нимб больше, – проронил Леон, утешая себя.

– Ты пословицы брось, они оружие идиотов…

– Это пятый урок? – спросил Леон.

– Нет. Это факультативно.

Около полудня заметили вдали сверкающий на солнце диск, быстро летящий над степью по широкой дуге. Старик закричал, требуя повиновения, и первый заставил своего скакуна лечь в траву. Сказалась ли предосторожность, или у зауряда были иные заботы, но только он не обратил на людей никакого внимания.