Порочные чувства (СИ) - Гауф Юлия

— И?

— И я пошла к его друзьям просить помощи. Можешь как угодно к этому относиться, но я, как бы там у нас ни было в семье, привыкла, что проблемы решает мужчина. Не знала я, что делать. Его приятели мне отказали, денег не дали, я пошла к Мише, добилась свидания с ним. Он обещал помочь мне с папой, поклялся, что найдет его, что весь город на уши поставит, если я уговорю нашу соседку забрать заявление и выкуплю его. Я поверила. И сделала это, — Алика подняла на меня глаза, и грустно улыбнулась. — В итоге Миша меня обманул. Про ту девушку, которую он преследовал, я не знала. Я вернулась домой, пыталась искать папу сама, а потом рискнула и купила билет сюда. Домой. Встретила тебя, и я вижу, что ты мне помогаешь, не врешь как врал он. Спасибо, Марат.

Глава 29

— Синяки исчезли, — Марат лениво погладил меня по животу.

— Хочешь наставить новых?

— Сдерживаюсь.

Марат все никак не может прекратить дотрагиваться до меня. Так было в Красноярске все четыре дня, что мы провели там. И так происходит уже неделю здесь, дома.

Марат смотрит, прикасается… до исступления доводит меня, до сорванного крика. А потом нежит прикосновениями, и снова, снова, снова…

Он, правда, сдерживается, хотя следы все равно остаются. Засосы на шее — наверное, это что-то от природы, то, что заставляет клеймить женщину собой. Но мое тело больше не разукрашено синяками страшного сине-желтого цвета. Они не болели, они даже нравились мне, и я себя полнейшей извращенкой чувствовала, разглядывая в зеркале. Видела-то я не синяки, а ту, первую ночь, когда чуть с ума не сошла от рук Марата, от его губ, от близости.

Теперь каждая ночь — такая. Меня это ужасает, ведь Марату больше не нужно тратить время, чтобы завести меня. Меня, правда, ужасает то, как я жду вечера. То, как тянет низ живота, когда я открываю дверь Марату, и вижу его перед собой. Ему даже дотрагиваться до меня не нужно — я влажнею от одного предвкушения, от его запаха, от взгляда на его руки, на губы.

Я привыкла к нему. Доверилась… я еще тогда, в Красноярске решила довериться, и рассказала про Мишу. И, странное дело, я ведь все время Мишу вспоминала, он неким зловонием в мои мысли впитался, но как только я поговорила с Маратом, мои мысли стали свободны.

— Пора одеваться, — вздохнула я, и нехотя поднялась с кровати.

На лежащего на ней Марата я взглянула с сожалением. Это мучительно — отрываться от него, идти в душ, краситься, одеваться. А ведь казалось, что сил на секс уже никаких не осталось, но вот я гляжу на него, и чувствую второе дыхание. Однако, три раза уже было, между ног всё немного побаливает, потому до завтра точно стоит сделать перерыв. Да и Марат не железный, хотя… временами очень даже.

Я улыбнулась, и отвернулась от Марата.

Душ мы принимали вместе.

— Здесь неудобно. Переезжай ко мне, — предложил он, выбравшись из моей маленькой ванны.

Недовольный — жуть. Я вроде и вижу, что Марату отчего-то нравится здесь, в моей квартире. И в то же время она его неимоверно бесит. Шкафы скрипят, двери тоже, кухонный стол для него неудобный, слишком маленький, стулья тоже. А кровать он вообще предложил выбросить, или подарить пыточному музею.

— Алика. Всё, давай сегодня съездим к моим, как я и обещал, потом вернемся, ты возьмешь самое необходимое, и ко мне, — повторил Марат.

— Мне надо подумать.

— О чем тут думать? — раздраженно процедил он.

— О многом.

Я сама в своих чувствах путаюсь. Марат не перестал меня пугать, хотя я понимаю, что специально он меня не обижал никогда. Но пугает все равно. Или это я не его, а самой себя боюсь? Ведь тогда, в Крае, я решилась рассказать Марату про Мишу, чтобы… чтобы дать нам шанс.

Такая глупость это, умом я понимаю, что ничего не изменилось, что все это — просто секс, но в тот день, когда я доверилась Марату, это не из-за секса было. А потому что так правильно — быть честной. Откровенной. Тогда казалось, что если я промолчу, если продолжу скрывать ту гаденькую тайну, это будет означать, что никакого шанса для нас с Маратом нет, что я упущу его.

Потом я неоднократно с самой собой спорила. Шанс на что? На чувства? Какие к черту чувства кроме похоти? Но каждое утро я делала укол, принимала свои витамины, и против воли представляла уже не только себя с малышом, но… нас троих. Улыбалась этой фантазии, а потом ругала себя последними словами.

Это хороший секс со мной такое сотворил, или, все же, это нечто большее?!

— Шмотки, косметика, обувь, остальное оставишь, потом заберем. Или новое купим, — продолжил Марат, пока я наносила макияж.

— Если тебе не нравится у меня, я сама могу к тебе приезжать. Или в отель.

— Незачем. Легче просто жить вместе, — отрезал он.

— Зачем? Зачем жить вместе?

Марат дернул плечом, но так и не ответил. А я… я хочу с ним жить, наверное. Не наверное, а очень хочу, но боюсь. Надоем — прогонит, и это будет до ужаса унизительно — с вещами на выход. А сейчас я на своей территории, и это, все же, мой дом. Я столько мечтала о нем. Не о богатой квартире, не о дворце с бассейном, а вот об этой квартирке.

Здесь я была счастлива. И здесь я… да, пора уже признаться, я счастлива и сейчас, если только о будущем не начинаю задумываться. Меня устраивает, что Марат приезжает вечером, что остается до утра, а потом я провожаю его на работу. А у него я кем буду? Приживалкой?

Повторить свой вопрос я струсила. Уточнять свой статус я тоже не стала.

Кристина говорит, что шлюх с семьей не знакомят, а Марат именно к семье меня и повезет — к братьям и тёте. Я и сама умом это понимаю, вряд ли Марат из тех мужчин, которые каждую в семью вводят. Но он же не говорит мне ничего! Может, им самим любопытно на меня посмотреть, вот Марат и решил меня привезти к ним как дрессированную обезьянку?

— В общем, решено, — заявил он, открыл дверь, и выпустил меня из дома.

— Что решено?

— То, о чем мы с тобой разговаривали в квартире. Сегодня перебираешься ко мне.

— Это ты так решил, или это вопрос?

— Это мое решение.

— Вау, — я дважды хлопнула в ладони. — А спросить?

— Я спрашивал, ты сказала что надо подумать. Я подумал, и решил. Лифт вызови.

Я нажала на кнопку вызова лифта. Снова раздражаюсь и восхищаюсь этим мужчиной. Бесит меня Марат неимоверно, это чувство не изменилось, даже сильнее стало. Но отчего-то меня тянет согласиться с ним, переехать.

— Давай вечером об этом поговорим, как от твоих приедем, ладно? Лучше про семью свою расскажи.

— Братьев представлю, их имена ты сейчас все равно не запомнишь. Старший — инвалид. У самого младшего дочка родилась, шалашовка одна залетела от него, еле уговорил ее аборт не делать. Никто не женат. Тётя со своим новым мужем будут, его Давид зовут. Обычная семья, тебя никто не обидит больше, поверь.

— А если обидит, снова заставишь извиняться? — улыбнулась я.

— Мужикам можно и в морду дать, без всяких извинений. Но ты ни слова дурного ни от кого не услышишь больше, я же дал тебе слово еще тогда, и слово свое я сдержу.

Марат так уверенно это произнес, что я взяла, и поверила.

Папа такой же был. Очень спорный человек. Иногда я его ненавидела за придирки, замечания, за жестокость. За то, что у бабушки меня отобрал. Но… он ведь не бросил меня, увез с собой, значит любил. И когда мне четырнадцать было, и меня какой-то урод в машину хотел затолкать, папа из дома выбежал, спас, и обнял меня. На рыбалке терпеливо меня учил, объяснял всё, и смотрел тепло-тепло… но ни разу он мне не сказал, что любит. Однако, я всегда знала, что даже если не любит, то папа всегда защитит меня.

Что-то у них общее есть с Маратом — они оба на эмоции скупые, молчаливые, но им обоим я верю.

— Старшего брата зовут Егор, — сказал Марат, когда мы сели в машину.

— Это… ты сказал, что он инвалид, — осторожно заметила я.

— Да. Его избили. Одиннадцать лет уже не ходит. Не спрашивай его ни о чем только.