Нелады со звездами - Венди Холден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец-то справедливость восторжествовала! Перемена имени сына герцогини со Стана де Монфор на Сатану де Монфор заняла несколько секунд. А затем последовали небольшие дополнения, посвященные интерьеру квартиры и поведению детей герцогини.
— Потому что, разумеется, материалы Мо всегда были безупречными и не нуждались в дополнительной проверке. Она еще ни разу не допустила ни одной ошибки. За тридцать лет работы. Так что служба проверки ослабила бдительность.
— Понимаю, — попыталась успокоить коллегу Белинда.
Лора вздохнула.
— Говорят, Мо пролежит в больнице несколько месяцев.
Белинда едва сдержала радостный крик.
— В больнице?
Лора посмотрела на отражение Белинды в зеркале.
— Ты ничего не слышала? Когда Мо прочла свою статью, с ней случился сердечный приступ. Судя по всему, сердце у нее давно пошаливало, но она предпочитала об этом молчать. Ты же знаешь ее одержимость работой.
В больнице! Белинде захотелось танцевать. Результат превзошел ее самые смелые мечты.
— Такая трагедия, правда? И в довершение всего герцогиня Танетская подает иск за клевету на Мо и редакцию. Впрочем, я полагаю, что фраза «Сатана по имени, сатана по сущности» и материал о том, как мальчик дерется со своей матерью и бьет окна, это уже слишком.
Белинда подумала, быть может, она действительно чересчур увлеклась, но когда перед ней на экране компьютера была статья Мо, о половинчатых мерах не могло быть и речи. А известие о том, что у Мо возникли неприятности юридического характера, пожалуй, было даже важнее сообщения о больнице. Владельцы журнала очень не любили выплачивать по искам за клевету. Белинда вспомнила, что предшественник Кевина Грейсона освободил свой кабинет после туманного и, как впоследствии выяснилось, превратно истолкованного происшествия с участием моющего средства «Доместос», игуаны, монашки и футболиста премьер-лиги. Все подали иски и выиграли дело в суде — кроме игуаны.
— По-моему, сейчас главная проблема в том, — продолжала Лора, зачесывая седеющие волосы за уши, торчащие подобно ручкам сахарницы, — чтобы найти Мо замену.
— О, — Белинда попыталась сдержать торжествующие нотки, — по-моему, тут как раз ничего сложного и нет.
Она прошла прямо в свой отдел. Ее радостная ухмылка никак не вязалась с атмосферой подавленности, царящей в редакции. Можно подумать, кто-то умер. Эх, если бы! Вот тогда все действительно было бы просто замечательно.
— Фран, — окликнула Белинда тематического редактора. — Помните, мы говорили про шанс, который появится в случае ухода Мо?
Фран подавленно взглянула на нее.
— Кажется, он появился! — восторженно воскликнула Белинда.
«Белинда Блэк!» — звучал в голове Грейс насмешливый голос. Значит, у Сиона все-таки есть другая. Только это не одна из университетских «аппаратчиц» или тех тоскующих по любви женщин, кто по субботам колотит в ведра на демонстрациях протеста. Сион связался с самой неприятной женщиной с Флит-стрит. С такими заоблачными амбициями, что в сравнении с ней Мадонна покажется скромной девочкой. Журналисткой из бульварного издания, олицетворяющего все то, что Сион, по его собственному утверждению, ненавидел всеми фибрами души. Судя по всему, он запел другую песню, решив, что журнал поспособствует его карьере, — хотя, по-видимому, Белинда Блэк также надеется использовать Сиона в своих целях. «Тактический трах», — в ярости подумала Грейс, вспоминая слова Генри.
— Беспринципный ловелас, мать твою! — в сердцах воскликнула она, заворачивая за угол. — И-извините, — ахнула она, наткнувшись на двух иностранных туристов, разглядывающих витрину магазина.
Они удивленно посмотрели на нее — сумасшедшая англичанка, разговаривающая сама с собой. А она действительно сумасшедшая. Спятила. Другого объяснения нет. Терпеть вечное отсутствие Сиона, его грубость, злопамятство, постоянные издевки по поводу ее принадлежности к среднему классу, полицейский контроль над всем, начиная от языка и кончая тем, кто убирает у нее в квартире. Грейс сказала бы, что Сион простирал ей мозги, если бы можно было представить, как он хоть что-то стирает. Она принялась яростно колотить кулаками по нагретой солнечными лучами стене здания, воображая, что это лицо Сиона. Она была слишком раздражена, чтобы плакать, поэтому перестала дубасить стену, как только у нее защипало глаза от боли.
«Ну, как только я могла?» — думала Грейс, потирая ушибленные кулаки и пытаясь распутать клубок мыслей в голове. Как только она могла: а) оказаться такой дурой, б) ни о чем не догадываться и в) так ошибаться, в то время как все остальные были правы? У нее внутри все перевернулось при мысли о том, что скажет леди Армиджер, когда узнает правду. Если узнает правду. Впрочем, у ее матери есть какое-то особое чутье на подобного рода вещи; можно не сомневаться, новость уже на полпути в Венецию, упакованная в дипломатическую почту.
В сумочке пронзительно зазвонил сотовый телефон. Если это снова ее мать, звонит по поводу того треклятого ужина…
— Да? — отрывисто бросила в трубку Грейс.
— А, привет, крошка.
— Сион!
Именно сейчас! И как только у него хватило наглости! Грейс захлестнула волна ярости, тотчас же сменившейся смущением. Сейчас нет необходимости спрашивать у него, где он был все это время. Она и так это знает. Так что же ему нужно?
Голос Сиона был совершенно спокойным. Уверенным.
— Слушай, ты меня извини, я тут пропадал пару дней. Знаешь, минуты свободной не было.
— Да, — процедила сквозь стиснутые зубы Грейс. — Знаю.
— Работы по горло.
— Я так и поняла.
Грейс мысленно представила себе полногрудую Белинду Блэк.
— Но сейчас все худшее позади.
«То есть она дала тебе от ворот поворот», — подумала Грейс. Этот звонок не случаен. Значит, Сион решил, что она к нему вернется, так?
— Вот я и подумал…
— Что? — резко спросила, Грейс, ожидая продолжения.
— Быть может, ты сегодня вечером свободна, дорогая?
— «Дорогая» в том смысле, что не дешевая?
Несмотря на обстоятельства, Грейс внутренне просияла, радуясь своей шутке.
Однако Сион пропустил ее мимо ушей.
— Я бы мог к тебе заглянуть, ты бы приготовила чего-нибудь вкусненькое, мы посмотрели бы видак. Провели бы вечер вместе. Мы уже так давно не были вдвоем…
Его голос стал тихим, вкрадчивым.
— Вот ты сам все и сказал, — выпалила в ответ Грейс.
По ее подсчетам, не меньше месяца. Когда-то при мысли об интимной близости с Сионом у нее внутри все забурлило бы от восторженного предвкушения, приправленного признательностью. Сейчас же она ощутила только горечь.
— Пошел к черту!
Но Грейс уже чувствовала не столько злость, сколько усталость.
— Гм, ну да ладно. Что ж, если не хочешь, чтобы я пришел к тебе в гости, сегодня вечером будет дискотека солидарности в…
— Все кончено, Сион. — Произнеся эти слова вслух, Грейс ощутила странное облегчение. Она добавила тоном, в котором прозвучало что-то похожее на вежливость: — Больше мне не звони.
Она нажала на красную кнопку. Разговор окончен. Все окончено. Вернувшись домой, она первым делом соберет вещи Сиона и выбросит их на помойку — хотя именно там он их, судя по всему, и нашел.
Грейс убрала телефон в сумочку, чувствуя себя так, словно ее неожиданно выбросило на берег бушующего моря. Уставшей, но умиротворенной. И признательной. Сердитый шум в ушах прекратился. Только сейчас она заметила, какой солнечный и чудесный сегодня день.
Грейс повернула назад. Генри. По крайней мере, теперь больше не осталось никаких препятствий. Она вернется в бар, все объяснит, уладит все недоразумения. Грейс все ускоряла и ускоряла шаг, так что при приближении к отелю уже почти перешла на бег. Чуть не оттолкнув с дороги швейцара в цилиндре, она взбежала по широкой лестнице, застеленной красным ковром, и ворвалась в бар. Но Генри Муна там уже не было.
— У нас замечательные новости, — радостно объявила Элли, когда Грейс возвратилась в редакцию.
— Вот как?
Единственной хорошей новостью для Грейс на данный момент было бы известие о том, что Сион плавает в обществе рыб в Темзе. В том смысле, в каком об этом говорится в «Крестном отце».
— Да, — подтвердила Элли, вопросительно посмотрев на подругу. — Пока тебя не было, звонили из «Субботнего вечернего обозрения» — ну, ты знаешь, эта еженедельная телепрограмма, в которой обсуждается текущее положение. Им были нужны жертвы на ближайшую субботу. Я предложила Эвфемию, и, о чудо, они согласились.
Грейс облегченно вздохнула. Наконец-то у Эвфемии Огден появится возможность заявить о себе во всеуслышание. И не откуда-то, а с экрана телевизора. Какие бы неприятности ни обрушились на голову Грейс в последние дни, по крайней мере Эвфемия слезет с ее шеи. Хотя бы на какое-то время.