Непал без вранья - Анастачия Мартынова

Одна из дочерей Макармамы однажды влюбилась и, согласно традиции, сбежала из дому. Вот только родители жениха не торопились с визитом, чем страшно рассердили Макармаму. Все кончилось тем, что, когда они все-таки пожаловали, Макармама их выгнал и согласия своего, понятное дело, не дал. Несколько месяцев девушка жила в семье мужа незаконно, и наконец, когда все уже потеряли надежду, Макармама сменил гнев на милость. Свадьбу (хотя была на ней вся деревня) сыграли тайную, в одну из последних ночей месяца.

Побеги в нашей деревне — практика постоянная. Сбегают здесь не только подростки. Жены, оставляя мужей и — навсегда — своих детей, нередко убегают с возлюбленным. Все тот же Макармама когда-то потерял так свою первую жену.

Но хоть последующие годы совместной жизни невозможность уединиться молодоженам, когда вся семья живет в одной спальне, необходимость воспитывать ребенка в одиночку и взвалить на себя все тяготы домашнего хозяйства — простыми не назовешь, женщины здесь не выглядят несчастными.

***

Порой вечерами Фупу зовет нас к себе и угощает джаром, а мы сидим и наблюдаем за ее работой. Она окидывает довольным взглядом кухню и магазин за окном, накормленного мужа, главу деревни, своих детей, Сабина, Сумана и Тому, и нас, иностранцев, коротающих вечера в ее компании. Фупу здесь космополит. Сабин читает ей учебник на английском, она ни слова не понимает и гордится. А уложив всех спать, в темноте догорающего огня она доплетает последнюю корзину, забирается под одеяло и закрывает глаза. Мне кажется, она счастлива, ощущая свою значимость. Все здесь держится лишь на ней — и несомненно развалится, стоит ей только отвлечься. Ведь действительный хозяин здесь она — необразованная и непобедимая женщина непальской деревни. Засыпает она без раздумий.

Глава 8

Покхара, хиппи-Мекка

Наступает Досаин, один из главных фестивалей Непала. Не только в школе, но и по всей стране начинаются большие осенние каникулы. И потому мы с Асей, Яной и Элли решаем отправиться в Покхару, чтобы начать оттуда свое восхождение — трек по Аннапурне, первый горный поход в моей жизни.

Покхара — это город у подножия Гималаев, один из главных туристических центров и стартовая база для маршрутов среди восьмитысячников[52], по великой гряде Аннапурне.

Восьмитысячники видно уже из города — могучие стражи, они обнимают Покхару по краю и отражаются в спокойных водах озера Фева. На Катманду это место совсем не похоже, и, как заметила Элли, его даже Непалом не назовешь. Очень тихий и зеленый город в зарослях баньяновых деревьев словно продолжает Сваямбунатх, буддистский район столицы. Здесь много монахов и чувствуется близость Тибета, ведь «столетиями Покхара была одним из перевалочных пунктов на торговом пути из Индии в Тибет». Но еще больше здесь альпинистов: новичков и бывалых, спустившихся и планирующих — на любой, в общем, вкус. Ведь практически все приезжают в Покхару с той целью, с которой тут оказались и мы. Трек здесь страсть повсеместная.

Селятся туристы в районе Лейксайд, местном Тамеле. С одной его стороны начинается бескрайний туристический базар, где можно отыскать буквально все для похода, от трекинговых палок до полного альпинистского снаряжения. Здесь же насажены и отели с недорогими уединенными номерами. Но мы решаем остановиться на другой стороне Лейксайда, хипповом и свободном правом береге. Люди здесь раздеваются, гуляют босяком и курят прямо на улицах. Из открытых кофеен доносятся приглашения Rolling Slones и Dors, Джими Хендрикса и Боба Дилана, Credence Clearwater и буддистские мантры. Мы вдруг попадаем в семидесятые — в ту золотую эпоху, когда все начиналось.

Как-то раз мне попалась прекрасная книга Эллиота Тайбера «Взятие Вудстока»[53], в которой он рассказал мне подробно, кто же они все-таки, эти хиппи. Я восторгалась их культурой. Могла ли я тогда предположить, что попаду в самое сердце этой общины? Покхару называют мировой столицей «детей цветов». Именно они, босяки и изгои Запада, ворвались в начале 1970-х в закрытое прежде государство и стали первыми белыми поселенцами. «Факиры», «бандерлоги» или попросту «обезьяны» — так их прозвали консервативные непальцы, с опаской и брезгливостью смотревшие на белых чудаков. Лозунги мира, свободной любви и наркотических экспериментов местному жителю были непонятны. Но иммунитет восточной традиции дал осечку. Ведь молодое поколение страны было потеряно, поражено и очаровано этой бродяжьей романтикой, этой бесстыдной честностью, какую только способен проявить человек в отношениях с другим человеком, в своих желаниях и отрицаниях. И молодой Непал пытался подражать. Меня там не было, но многочисленные истории вторят моим словам. А тень этого стремления блуждает до сих пор — по нашей, кстати, улице, упрятав азиатское лицо за дредами Боба Марли.

Надолго в Покхаре обычно не останавливаются, ведь город очень маленький и осмотреть его можно всего за пару дней (особенно если на скутере). Говорят, что в Покхару приезжают и за духовным опытом, что здесь можно отыскать хорошие йога-центры и курсы медитации, но мне на глаза такие не попадались. В основном же тут занимаются одним из трех: либо готовятся к восхождению, закупая необходимое и оформляя документы, либо отдыхают в многочисленных барах и растаманят, либо же осматривают достопримечательности.

* * *

Подготовку к треку мы откладываем на пару дней, а расслабляться решаем уже по возвращении с гор. И все, что нам остается, — исследовать Покхару и ее красоты.

Начать решаем традиционно и отправляемся к Фева, «рукотворному», как его называют, озеру в кайме разноцветных лодок. Здесь можно арендовать и ладью, и катамаран, и даже гребца, что мы и делаем, решив отправиться в один конец, к Ступе мира. Хотя приятней, конечно, плавать без посторонних — и временем не ограничен, и восторги скрывать не надо. А скрывать, поверьте, есть что. Еще ни разу мне не доводилось плыть среди гор, отраженных зеркальной гладью. Наслаждаться прохладой их снегов, не веря тому, что это лишь вода, и остывать в раскаленный непальский октябрь.

***

Мы огибаем островок, на котором виднеется храм Барахи. Легенда гласит, что на дне озера Фева покоится затопленный город, центр процветающей некогда долины, жители которой высмеяли странствующего нищего. Лишь одна женщина посочувствовала бродяге. Ей он и поведал о надвигающемся потопе. Семья этой женщины успела спастись, сбежав на возвышенность, когда поток с ревом спустился с гор и погрузил долину под воду. Ну а нищим оказалась не кто иная,