Приватная жизнь профессора механики - Нурбей Гулиа

Я выбросил мои стиляжьи 'тряпки', подстригся под 'полубокс', сбрил идиотские усики. Без волос, усиков и глупой, уродующей одежды, я стал, наконец, похож на спортсмена-силовика.

- Фу, - брезгливо заметила мама, - у тебя шея толще, чем голова!

- Ничего,- ответил я, - не шея на голове держится, а голова на шее!

Я надел трикотажную рубашку - 'бобочку', чёрные стандартные брюки, спортивные ботинки-штангетки. Часы надел, как люди, на левую руку. В таком виде я и пошёл на собеседование к проректору Сехнишвили, который сделал тогда какую-то отметку напротив моей фамилии.

Вступительных экзаменов было целых пять. Я получил по первым четырём пятёрки и без страха пошёл на последний экзамен по математике (устно). Всегда имея пятёрки по математике, я не очень её боялся, тем более по физике получил пять с двумя плюсами.

Но молодой преподаватель, который потом вёл у нас математику и всегда ставил мне 'отлично', на сей раз почему-то 'заартачился', стал говорить, что я не понимаю мною же написанного, и уже ставил 'удовлетворительно'. Тогда я, как меня учили бывалые люди, громко и серьёзно потребовал:

- Я требую проэкзаменовать себя на комиссии, я имею право на это!

Преподаватель стушевался, стал перебирать какие-то бумаги и заглядывать в них. Затем, неожиданно пошёл на попятную и спросил:

- А какую же оценку вы хотите?

- Только 'отлично', как я и получил по всем остальным предметам! - твёрдо и, глядя в глаза преподавателю, ответил я.

- Хорошо, хорошо, будет вам 'отлично'! - и преподаватель проставил мне в лист эту оценку.

Что сыграло свою роль в такой метаморфозе математика, не знаю. Может быть, мои отличные оценки по предыдущим экзаменам, или уверенность, с которой я потребовал комиссию. А может быть и тот значок, что проставил проректор около моей фамилии на собеседовании :

Летние испытания

Я хоть и изменил имидж, прошлое пока преследовало меня. После экзаменов я, как обычно, поехал на отдых в Сухум, на сей раз всего недели на две - больше времени не оставалось. Взял с собой резиновые эспандеры, чтобы не потерять спортивную форму.

Весь день я проводил на пляже, то плавая, то делая 'стойку' на руках, то занимаясь с эспандерами. К тому времени я имел вполне спортивную фигуру и мышцы, какие только можно было 'накачать' без анаболических стероидов, которых тогда не знали. У меня не было ни капли жира под кожей - по мне можно было изучать анатомию, и тонкая 'осиная' талия - 56 сантиметров в обхвате. Как-то на пляже ко мне подошёл фотограф и предложил бесплатно сфотографировать меня:

- Три штука - тебе, один большой штука - мне, на выставка! Идёт? - предложил фотограф.

Он поставил меня в позу культуриста с согнутыми в локтях руками и сжатыми кулаками, щёлкнул несколько раз затвором.

Назавтра, идя на пляж, я увидел на доске с фотографиями свой большой портрет. Фотография получилась на славу - я никогда не думал, что выгляжу столь внушительно. 'Рисующий' солнечный свет подчёркивал рельефность мышц. Фотограф сдержал своё обещание и дал мне три фотографии 9х12, одна из которых сохранилась у меня до сих пор. Когда у меня плохое настроение, я иногда смотрю на эту фотографию - красивое телосложение, рельефные мышцы, гордое надменное выражение лица супермена! После этой фотографии мне лучше было не глядеть сейчас на себя в зеркало - откуда взялся этот 'дед' с желчным лицом и мешками 'хорошо прожитых лет' под глазами?

После выставления моей фотографии на пляжной доске, мои акции на пляже серьёзно выросли. Утром же ко мне подошла симпатичная, невысокая, спортивного вида девушка.

- Я - акробатка первого разряда, зовут меня Нина,- представилась девушка, - я москвичка, учусь в МАИ на четвёртом курсе, - добавила она, знакомясь.

- А я штангист того же разряда и только что поступил в Политехнический в Тбилиси, - представился я, вставая.

Нина была поражена, узнав, что мне всего семнадцать лет, она была уверена, что мне лет двадцать пять, не меньше. Мне всегда давали возраст больше реального, даже сейчас :

Нина предложила мне 'выжать' её на вытянутых руках, ну, а она попробует сделать на моих руках 'стойку'.

- Только сам держи моё равновесие, я этого сделать не смогу - предупредила она. Нина весила не более пятидесяти килограммов, это была 'пушинка' для меня. Я поднял её на вытянутые руки, и Нина медленно, по-силовому, вышла в стойку. Пляж зааплодировал. Мы постепенно усложняли нашу программу, превратив наше пребывание на пляже в шоу для отдыхающих. Когда силовые упражнения надоедали, мы отправлялись плавать, плавали часами.

Плавая с Ниной, я заметил, что она заигрывает со мной, щупает меня за бока и ноги, обнимает за спину и приказывает 'буксировать' её. Она нравилась мне, но я боялся её. Боялся, что прояви я какую-нибудь инициативу, она, как Фаина, обзовёт меня подонком. Поэтому после пляжа я отправлялся прямо домой, не реагируя на предложения Нины встретиться вечером на танцплощадке. Танцплощадки я боялся как огня - я не умел танцевать и боялся опозориться.

Так подошло время моего отъезда домой - билет был уже куплен. Но когда я сообщил Нине о том, что завтра уезжаю, она повела себя, на мой взгляд, неадекватно.

- Как уезжаешь, значит, я с тобой потеряла целую неделю! - сердито сказала она и даже привстала с песка, - я думала, что ты так осторожно кадришь меня, а тебе, выходит, вовсе не нужна женщина! Давай пройдёмся! - предложила она.

Мы вышли в тенистую аллею, где почти не было народа.

- Что же ты так подвёл меня, ведь я рассчитывала, что ты пробудешь до конца августа и мы успеем, - она замялась, - пожить вместе, как люди! Ну, ты даёшь! - возмущённо закончила она.

Вдруг она неожиданно обернулась и спросила:

- Завтра, а когда?

Я понял, что она спрашивает про отъезд, и ответил:

- Поздно вечером, около двенадцати ночи.

- Тогда мы успеем! - быстро проговорила Нина, и, нагнув мою голову к себе, поцеловала в губы.

Я вспомнил порывистые и страстные поцелуи Владика, но это было совсем другое. Нина втянула мои губы в свои и начала водить по ним языком, пытаясь раздвинуть их и проникнуть в рот. Я, не понимая этой 'техники', плотно сжал рот и даже стал отталкиваться от неё.

Нина отодвинула своё лицо и посмотрела на меня серьёзными глазами.

- Ты что, нецелованный? - с жалостью спросила она.

Я ответил уклончиво - и да, мол, и нет. Мне, конечно же, стыдно было признаться, что я сам целовал только девочку в раннем детстве, и уже потом меня самого целовал несовершеннолетний мальчишка.

- Да ты, никак, гомосексуалист! - вдруг сообразила Нина, - у вас на Кавказе много таких! Скажи, ты с мужиками трахался? - заглядывая в глаза, спрашивала Нина.

Я почему-то густо покраснел и опустил голову.

- Нет, ты ошибаешься, я не гомосексуал, я хорошо знаю, что это такое! - пытаясь оправдаться, использовал я устаревший термин, знакомый мне по 'Мужчине и женщине'.

- 'Лист'! - жёстко добавила Нина, - Гомосексуалист, или педераст, если тебе так понятнее! - Господи, думала, что нашла здорового мужика, а нашла подружку! Слушай, подружка, не подходи ко мне больше, хорошо! А других девушек, которые будут к тебе подкатывать, впредь предупреждай, что ты не по их части! Так будет честнее, чем морочить им голову не по делу!

Она отошла, оглядела меня на прощание и сказала:

- Надо же, дал Бог такое тело педику! А я-то, дура, потеряла столько времени на юге!

Мы расстались. Я пошёл домой, заперся в библиотеке и стал читать энциклопедию про гомосексуалов - а вдруг Нина и впрямь права. Ночью я даже всплакнул - что-то мне не везёт с женским полом. Чем-то я не такой, не пойму только чем.

А назавтра, в день отъезда, мне, оказывается, было подготовлено испытание на 'вшивость'. Утром я пошёл на Сухумский 'медицинский' пляж, где купаются голыми. Не путать с нудистским пляжем - на медицинском голыми купаются только однополые - мужчины на одном пляже, а женщины - на другом. Между этими пляжами стояла деревянная стенка с множеством отверстий, проделанных с мужской стороны, и заткнутых ватой - с женской. Я решил ещё раз посмотреть, отличаюсь ли я чем-нибудь от других голых мужчин.

Я разделся, оставил свою одежду в шкафчике и вышел на пляж, в чём мать родила. Впервые я показался в общественном месте в таком виде. С интересом я стал осматривать голых мужчин и нашёл, что большинство из них здорово от меня отличались. Тонкорукие и тонконогие пузатые фигуры с висячим микроскопическим 'хвостиком' производили каррикатурное впечатление. Я-то из голых мужчин видел только моих коллег-штангистов в душевой. На медицинском пляже я здорово разочаровался в мужчинах.

Лёг на песок, подставив спину солнцу. Почувствовал под собой тёплый, ласковый песок. Эрекция не заставила себя долго ждать, а вот конца её я так и не дождался. Тёплый песок щекотал определённые нервные окончания, и кровь всё приливала и приливала куда надо, повышая давление до критического :