Исгерд. Ледяная жрица (СИ) - Грийе Полина

Первым неладное заподозрил Вир, недоуменно наблюдая за мной, замеревшей посреди комнаты в неестественной позе, выгнувшись дугой. Он и Рэн одновременно дернулись ко мне, но тут же отскочили назад, тревожно переглядываясь.

Я чувствовала их беспокойство, страх. Даже ненавидящий меня Вир сейчас снял свою маску и с застывшей в глазах тревогой внимательно наблюдал за мной.

Пытаясь отстраниться от боли, сосредоточилась на этих эмоциях, прикрыв глаза, отгораживаясь от мира.

Тоненькая-тоненькая нить протянулась ко мне, ткнулась игривым котенком под сердце, успокаивая, обещая помочь. Легкая дымка коснулась ладони, вселяя уверенность, забирая страх. Не в силах больше терпеть, я отпустила боль.

Первым рухнул Ренар, хватаясь за сердце, вторым покатился Вир, зажимая виски. Дышать сразу стало легче, боль отступила, я обессиленно опустилась на больничный пол, дарящий желанную прохладу, но вид катающихся по полу парней настораживал.

— Ну что за… — догадалась я и вздохнула перед тем, как снова прыгнуть в омут боли, который эти двое сейчас оттягивали на себя.

Одну ногу под себя, во второе колено упереться лбом, крепко зажать в обеих ладонях лезвие Гретхен, вволю купая ее в собственной крови

— Уна. Ссар. Гьер. Ран. Ирри. — вколачиваю руны, сквозь плотно сомкнутые зубы, обрываю протянувшиеся ниточки, поднимаю ледяную броню, закрываю глаза, чтоб не видеть их осуждения, растворяюсь в чуждой, смертельной для меня магии.

Жрица Ульны ошиблась… Но Ренар будет жить, жизнь невиновного сохранена.

Под ледяным коконом бушует темное пламя, силясь прорваться наружу. Но пока я могу удерживать щит, оставаясь бесчувственной льдинкой, пламя останется во мне, не причиняя вреда другим.

— Ты сделал на нее привязку! — первым очухался Вир, кидаясь к Ренару. — Идиот, ты хоть понимаешь, что будет, если я ее убью? Ты же сдохнешь следом!

Удерживая рвущийся скользкий щит заклинания, я равнодушно наблюдала за завязавшейся потасовкой между парнями.

— А сам-то? Или скажешь, не твоя связка колыхалась рядом с моей? Может, это у тебя такой изощренный способ самоубийства? — вполне живой и бодрый Ренар вцепился в соперника, не собираясь уступать.

— У меня остаточная, я просто чуть укрепил. А ты? Когда только успел? Ты ведь совсем ничего о ней не знаешь, не боишься, что утянет за собой? — бесновался Вир, встряхивая мелкого Ренара.

— Ты же не побоялся. И мне-то не ври, что остаточная. Вместе сейчас отдачу ловили, — ухмыльнулся Рэн.

— Я так и знал, что ты что-нибудь задумаешь, — в палату, вслед за виноватой Теей и парой недовольных целителей вошел Тарес. — Что здесь происходит?

— Уже ничего, — равнодушно просипела я, краем сознания отмечая механическую чуждость собственного голоса. — Невиновный спасен.

— Землистого храна тебе в зад, — ругнулся Тарес, присмотревшись ко мне внимательней, а затем начал отдавать указания присутствующим, и те, как ни странно слушались его: — Тея — на выход, или накажу на две декады. Один за Свертом, скажете это срочно, один — за регенерирующим щитом. Быстро!

Целители, переглянувшись, тут же испарились, следом исчезла Тея. Удивленно замерли Ренар и Видар, напряженно вглядываясь мне в лицо.

— Готовьте накопители, живо! Мёрке, родовой давай, обычный не возьмет! — рыкнул на парней Тарес.

Пока удивленные парни исполняли приказ, Тарес присел передо мной, накрывая мои руки, все еще сжимающие кинжал, своими теплыми шершавыми ладонями и ласково заговорил:

— Глупая, глупая девчонка, что же ты натворила. Ни одна жрица не сумеет справиться с даром огненного оборотного ицури, а ты еще и удержать пытаешься… Ну же милая, отпусти… Давай вернем владельцам их магию… — Тарес, ни на секунду не замолкая и не разрывая зрительного контакта, все говорил и говорил, ласково гладя мои руки, вынуждая отпустить кинжал. — Давай девочка, выныривай, не смей уходить. Они ведь тебя теперь не отпустят, следом пойдут…

Звякнуло лезвие напившейся вволю Гретхен, закружило снова темное пламя, сминая хрупкий ледяной барьер.

— Давай милая, ты сможешь…. Как только я скажу, сливай все в накопители. Не держи в себе — сгоришь, — Тарес пододвинул к моим ладоням два амулета, в одном из которых я узнала радужную слезу, на том самом шнурке, что когда-то сплела собственноручно.

Маг, зайдя мне за спину и крепко ухватив за плечи, что-то забормотал. Я почувствовала, как от его пальцев по телу потекла незнакомая энергия, чуждая, но не опасная. Сосредоточившись, закусив до крови губу, я медленно стягивала весь бушующий во мне чужеродный дар к ладоням.

— Давай! — резко крикнул Тарес, подталкивая меня к накопителям.

На автомате выдохнув две руны-связки, я схватила амулеты, вливая в них излишек магии.

Рэн и Вир снова охнули, синхронно схватившись за головы и опускаясь на колени.

У Рыжего пошла носом кровь, Вир закусил запястье, видимо, пытаясь сдержать крик.

— Держи, не отнимай, потерпят охламоны, — скомандовал Тарес, не давая мне отстраниться и убрать руки. Казалось, мгновение превратилось в вечность. Силы стремительно утекали, сменяясь воздушной легкостью первого чистого снега. Я очнулась от голоса магистра, и ласкового прикосновения к своему лицу: — Все жрица, отпускай. Ты справилась.

Растаяла ледяная броня, легкая тревога кольнула сердце.

— Живы? Оба? — прошептала я, чувствуя как меня уносит на волнах надвигающегося беспамятства.

— Оба, — улыбнулся Тарес, подхватывая меня и передавая в руки подоспевших целителей.

— С возвращением! Как самочувствие? — радостно приветствовал меня магистр, стоило мне открыть глаза

— Н-нормально… А что? — ответила чуть заикаясь и с трудом садясь на кровати.

Я снова в больнице.

— Поговорить хочу, пока ты правдоподобную легенду придумать не успела. Вот скажи, чем ты думала, когда к ицури полезла? Чему тебя вообще учили? И я глупец. Надо было тебя запереть в кабинете и не выпускать, пока не расскажешь о своих идеях по спасению рыжего охламона.

— Как он? — вклинилась я в монолог Тареса. — А Видар?

— А что ему будет? Вон, лежит, охраняет. — Тарес кивнул на выход позади себя. — А Оденсорт в соседней палате отлеживается.

Пошатываясь от слабости, я заглянула в приоткрытую дверь. На куцей больничной кушетке свернувшись клубком спал огненно-рыжий лис размером с крупную собаку.

— Ренар? — удивленно обернулась я к Таресу

— Он самый. И заметь, за несколько дней до полнолуния. Ты накачала его под завязку.

— Ицури… оборотный… — растерянно пробормотала я, возвращаясь на кровать.

— Ага, то есть про магические особенности разных рас ты все же знала? — ехидно укол меня Тарес. — Вижу, и с даром своим освоилась, вон как лихо руны плела.

— А? Дар? Да… освоилась… знала… — все еще пребывая в растерянности, невпопад отвечала я. В голове два кусочка рассыпанной мозаики никак не хотели укладываться в общую картину. — Но я не знала, что он ицури. Рэн не говорил…

— Зато теперь я понимаю, почему среди жриц такая высокая смертность в первые годы после выпуска из вашей школы… Вас же ничему не учат, кроме как убивать жертву самым изощренным способом.

— Ну почему же, учат. Только мне было неинтересно.

— Вижу, диалога у нас с тобой пока не получится… — магистр поднялся со стула и собрался уходить. — Ладно, отдыхай. Целители дали тебе освобождение от практических занятий на декаду. Лекции можешь посещать. И постарайся за это время никуда не вляпаться снова. Просто помни, что дети Ульны — это всего лишь узкоспециализированная категория магов, натасканная именно на людей, и любой сильный маг другой расы пусть и с трудом, но тебя одолеет.

— Нас учили немного иначе, но в целом, смысл был тот же, — я выдавила из себя улыбку.

Он только покачал головой и вышел. Почти сразу же вернулся:

— Ах, да, чуть не забыл. В целях безопасности, с разрешения совета магистров, ты и Оденсорт лишаетесь возможности использовать ритуальное оружие на неопределенное время, Кинжалы ваши мы забрали.