Привет, Ангел - Глафира Душа

Билеты для Натальи и Максима у Алексея были на руках. Их он должен проводить двадцатого апреля. И если для Натальи известие о том, что они едут отдыхать только вдвоем с Максимом, без Алексея, было более-менее предсказуемым, то Максим расстроился по-настоящему. Он-то был уверен, что они едут всей семьей. У папы-то вон тоже чемодан собран. Почему же он не с ними? Они же договаривались и нырять вместе, и плавать, и на воздушных шарах подниматься в небо! Как же так?! И лететь, оказывается, надо уже завтра. Ну что ж, завтра так завтра. Только с мамой, значит, так тому и быть. И, глотая слезы обиды и жалости к самому себе, Максим отправился спать.

– Куда мы летим? – спросила Наталья мужа, оставшись наедине с ним.

– Я провожаю вас на самолет до Джакарты. А там у вас круиз по Индонезии.

– Надолго?

– На двадцать шесть дней. Надеюсь, все учебники Макса вы взяли?

– Да, конечно.

– Ты договорилась со школой? Его переведут в следующий класс?

– Договорилась. Вернемся, он напишет контрольные по всем предметам. Никаких проблем. Только я одного не понимаю…

– Чего ты не понимаешь?

– Почему нельзя было на каникулах поехать? Зачем пропускать занятия? К чему эти непонятные перемещения?

– Вот именно – непонятные! Непредсказуемые! Нелогичные! Именно это мне сейчас и нужно.

– Ладно, не заводись! Надо – значит надо. А сам-то ты куда?

– Посмотрю, может здесь останусь. Может, съезжу куда-нибудь. Но в любом случае я вас встречаю в Праге после круиза! Все, пошли спать! Завтра подъем в шесть тридцать.

Двадцатого апреля Алексей проводил своих. Максим немного пришел в себя, смирившись за ночь с идеей отдыха без папы. Договорились перезваниваться, переписываться.

Двадцать первого апреля Алексей за час до вылета сдал билет до Москвы. Спустя пять дней самолет Аэрофлота приземлил его в Питере…

Он снял номер в очень среднем отеле. Поужинал в первой попавшейся пиццерии. Он прошел по Невскому, удивляясь новым витринам, ярким рекламным огням и вывескам. Странно, вроде бы все атрибуты современного мегаполиса, а дух старого города неистребим. Трогательная обшарпанность зданий, неспешный ритм передвижения, старинные постройки… Красота и потертость. Волнующая старина и вопиющая современность. Новые фасады и мрачные подворотни. Несочетаемость, нестыковка энергий, нарушение вибраций пространства – вот что чувствовал Алексей, прогуливаясь по таким знакомым и в то же время изменившимся улицам… Он пытался вобрать в себя как раз не перемены, а истинную питерскую сущность. Непреходящую, неистребимую, вечную, постоянную. Ему удавалось. Вместе с физической усталостью приходило попеременно то волнение, то успокоение… Но самое главное – у него впервые в жизни не было плана действий! Он не знал, зачем он здесь, куда дальше, почему? Из-за Риты? Но Рита в Москве. Для нее он умер. Что он хочет? Даже если он увидит ее, даже если заговорит, даже если она ответит, что из этого? У них не то что будущего, у них и настоящего-то нет! Вот это формулировочка родилась у него – нет настоящего! У живого человека! А впрочем, живой ли он? Физически-то да! Но, обманув сотни людей своей мнимой смертью, он и себя загнал в такую мышеловку! Ничего себе живой! Ни любить, ни дружить, ни появляться там, где хочется… Ничего этого нельзя. Такая вот жизнь теперь у него.

Алексей заходил в магазинчики: то в книжный, то в антикварный, то в букинистический. Модные бутики и супермаркеты обходил стороной. А вот в магазин сотовой связи заглянул. И не сдержался… Купил телефон, сим-карту, оформил роуминг. «Ну могу я хоть безликое сообщение отправить любимой женщине?» – вопрошал он сам себя. И вопреки здравому смыслу, вопреки всем правилам своей же игры, вопреки собственному рассудку, кричащему «не надо-о-о-о!!!», он написал: «Пусть Бог подарит тебе лучшие свои дары. Пусть счастье сопровождает тебя всю жизнь!» Ему хотелось дописать «прости», ему хотелось как-то объясниться с ней, но все было бессмысленным. Да, он чувствовал себя виноватым перед Ритой за то, что ушел, не попрощавшись, за то, что заставил страдать, плакать, терзать сердце. Но он сам выбрал такое существование. Ему некого обвинить. Не на кого накричать. Некого избить. Самого себя, если только!

Рита накануне свадьбы была на удивление спокойна. Все у нее приготовлено, обо всем договорено. Никакого волнения! Конечно, такое состояние было обманчиво. Она догадывалась, что испытывает нечто вроде затишья перед бурей. Что завтра с утра начнется – то прическа, то букет, то ожидание машины… Но это завтра. А сегодня – девичник! Вечером в кафе. Сначала хотела в ночной клуб девочек пригласить, но передумала. Перед свадьбой надо выспаться, отдохнуть, чтобы хорошо выглядеть. А после клуба разве будешь нормально себя чувствовать? Грохот, выпивка, танцы до утра!

Сидя в кафе и перемывая косточки всем своим бывшим и настоящим кавалерам, девчонки расслабились. Выпивали, поглядывали на танцующие парочки, строили глазки ребятам за соседним столиком, отвечали на телефонные звонки. Ритин телефон не умолкал. Звонили приглашенные гости, уточняя то адрес загса, то время регистрации, то дорогу к ресторану. Звонила мама, волнуясь и спрашивая, где находится Рита, с кем, что она делает и как себя чувствует. Звонила флористка – девушка, отвечающая за букет невесты… Звонила парикмахер. Звонил Дима с очередным признанием в любви… На этом фоне сообщение без подписи было воспринято ею как очередное поздравление. Единственное, что немного удивило, так это то, что ее ответ со словом «Спасибо» не дошел до адресата. Но задумываться над этим странным обстоятельством у нее не было ни времени, ни желания.

Через три дня Алексей вернулся в Прагу. Зачем он летал в Россию? Что это за фокус такой? Он и сам толком не понимал. Объяснить свой порыв ностальгией и прочей лирикой он считал для себя несерьезным. В то же время внутренний голос поставил ему знак «плюс» напротив воображаемой надписи «Россия». Нет, не зря эта затея. Совсем не зря. Самый главный результат – безопасность! Никаких сомнений в том, что за ним не было ни слежки, ни хвоста, ни каких-либо провокационных ситуаций. Никто с ним не заговорил, никто его не остановил, ни у кого он не вызвал подозрения. Это Алексея взбодрило, придало уверенности… Все правильно он сделал. Все правильно он продолжает делать.

В Праге было уже по-весеннему тепло, солнечно и… тоскливо. Никогда и в нормальной-то жизни его почему-то весна не радовала. Все эти набухшие почки, первые листочки, воспеваемые поэтами, навевали на него необъяснимую грусть. Пронзительное небо, острота весенних запахов, яркое солнце, остатки чернеющего снега – все вызывало в нем уныние и портило настроение. Он это еще в детстве заметил. И стишки эти, типа «травка зеленеет, солнышко блестит» ненавидел. Даже на одном из утренников в детском саду начал было декламировать и расплакался. Стоял посреди актового зала в дурацком каком-то костюме то ли зайца, то ли белки и плакал, зажимая рот, чтобы крик отчаяния, стыда и беспомощности не выскочил наружу… Воспитательница не заругала его. Наоборот, обняла, отвела в сторонку. Обратилась к другому мальчику: