Полдень, XXI век (декабрь 2012) - Коллектив авторов

И считал, что очень дешево отделался.

До Недовойны Йенссен (тогда еще не прозванный Безумным) водил сухогруз каботажем вдоль тихоокеанского побережья обеих Америк. Сухогруз погиб в составе эвакуационного конвоя, а выживший капитан Йенссен нынче был уже немолод, грузноват, сед, носил военную форму, как прежний капитанский китель (то есть далеко не всегда и не везде), да так и не освоил полностью военно-командную манеру поведения на вверенном ему Охотнике.

Сейчас Йенссен любовался с ходового мостика на рассвет под трубочку доброго довоенного табака (большая коробка Виргинского, часть правительственной награды за отличную службу).

«Баловень Судьбы» неспешно следовал четыре узла норд-тэнь-норд-ост в сотне миль к востоку от островов Кука, оставляя взошедшее солнце по правому борту и расходящийся след за кормой. Солнышко, анемичное и дрожащее, проступало из мглы и мути у горизонта. Отражение его серо-багрово плавилось на ленивой, пологой зыби и колыхалось вместе с нею под полным штилем. Который день уже погода баловала экипаж: светило вполне отчетливо просматривалось сквозь пыль в верхних слоях, радиационный фон оставался очень скромным, никаких дождей и даже не очень холодно. Верных семь-десять, если по Цельсию. Пророчимая «атомная зима», к счастью, так и недонаступила.

Холод донимал только юнгу, тощего и довольно бестолкового паренька, что маялся рядом с Капитаном на мостике.

Юнга подошел с запросом на расходники, от Мастер-комендора – и вынужден был теперь торчать здесь, под страшным небом, возле зыбких релингов над пучиной, повторяя «да, Сэр!» и «нет, Сэр!», поскольку у Капитана случилось настроение отечески поговорить. Первый рейс на Охотнике начался для парнишки совсем недавно, он еще не привык бояться спокойно. Единственным позитивом в окружающем юнгу мире был в эту минуту только уютный запах от капитанской трубочки.

– …Чудеса, юноша, именно ЧУДЕСА! И не возражайте.

Юнга возражать вовсе и не думал, он только пытался не очень громко стучать зубами. Получалось так себе.

– …Мы живем в самую что ни на есть настоящую эпоху чудес. Вы ведь родились незадолго до Недовойны? Ну, тогда просто представьте: на судне пожар, в трюмах течи. Стоишь у амбразуры на наспех бронированном мостике, вокруг полуживые и мертвые товарищи, ноги скользят в натекшей с тебя и еще с кого-то кровище, стекла противогаза запотели, рулевое сдохло окончательно, а снаружи валит черная гарь, а дозиметр трещит-захлебывается, и понимаешь так ясно-ясно, что – все, сам тоже уже покойник: сейчас будет удар. Последний и окончательный. Шкурой чувствуешь, как где-то в стратосфере разделяется боеголовка, и боевой блок начинает падать к тебе в гости… Или как лязгает затвор за горизонтом, на линкоре противника, вгоняя в камору атомный тактический снаряд… Ждешь, молишься за грехи свои… И – ничего. Нету последнего удара! Просто нет. Ну, не чудо разве? Спускаешь шлюпки и живешь дальше!.. Но самое главное: что, слава Тебе, Господи, Недовойна вообще остановилась в шаге от невозврата. Еще десяток ядерных атак – и финита. Выживание на планете невозможно. Ос-та-но-ви-лись! Одумались ведь, очухались! Все враз, по обеим сторонам! Эпоха чудес, брат-смертник, именно: эпоха чудес. Да, трудно. Да, ресурсов нет, считай, никаких и ни у кого. Да, людей осталось на всех континентах – кот наплакал… Голод, болезни, вырождение, смертность… А знаешь, в мое время были в моде такие фильмы… Как человечество выживает ПОСЛЕ ядерной войны. А? Смешно? Не смешно. Какое там было бы, к черту, «выживание»? Какое «человечество»?! У нас война и не началась толком, а мы уже на грани… Но – живем же, худо-бедно! Через век-другой легенды слагать начнут… Если мы сейчас не оплошаем, конечно, брат-смертник…

Капитан перебросил челюстью трубочку справа налево и слегка кивнул куда-то вперед по курсу.

Юнга нервно сглотнул при обращении «брат-смертник» и глянул туда же, по курсу, кутаясь в куртку.

– Капитан, сэр, она… там?

– Очень надеюсь. Под этими вот волнами, недалеко по носу. Слабый шум. Если подтвердится – идет, лапушка. У нее, как водится, один или два выстрела в шахтах и реактор, полный чертовски радиоактивного урана. Все это надо аккуратно развалить и похоронить, чтобы не рвануло… А?.. Да почему же «гадина»? Это железка, юноша. Просто аппарат, который делает то, для чего построен… Можно, конечно, его ненавидеть, но – бессмысленно, а в боевых условиях еще и опасно. Вот, дождемся подтверждения от слухачей и начнем, благословясь… Страшно по первости?

– Страшно, сэр.

– Имя?

– Сэмюэль Джой, сэр!

– А… Припоминаю… Это не вы пару месяцев назад пытались забодать вербовочного чиновника на базе, в Пуэрто-Ангело? Когда он не хотел подписывать с вами контракт?

– Да, сэр! Конечно, сэр! Вы тогда просто сказали: «Я – капитан Йенссен, а это – мой юнга», и этот упырь сразу выдал документы. Вот было здорово, сэр!

– К вашим услугам, юноша. Напомните только, почему он вас тогда отшивал?

– Да… В общем-то, правильно отшивал, сэр… Я ведь, честно говоря, признан генно-чистым и включен в наследственную программу.

– Бог мой! Того вербовщика, наверное, уже повесили за нарушение долга… Так какого же беса вас вообще сюда понесло, юноша? Только не втюхивайте мне про «почетный и добровольный долг», ладно? Наслушался уже – вот, ахать-охать-цокать устал. Вы же не вербовочных объявлений начитались, типа этих… Где «…сироты предпочтительны»? За что тиранил несчастного инвалида?

– Родители скончались, сэр. Отец отдал себя на органы, чтобы взамен вылечить мать, но она все равно потом умерла. В доме две маленькие сестры и младший брат, больной… А у меня органы не берут, потому что я признан генетически…

– Понятно. Полное пожизненное содержание семьи, – кивнул Безумный Йенссен, – и двенадцатичасовой курс подготовки, без практики, для вас, уже на борту. Да… Вы, юнга, не за себя бойтесь, за них. Вам-то что: ну, не повезет, так сгоришь – и вся недолга, отмучился. А они будут дооолго помирать, вместе со всеми остальными. Последними землянами… Несколько неудач у Охотников – и конец цивилизации. Пара подводных взрывов, десяток наземных, несколько подорванных реакторов… Вы у нас куда определены по боевому расписанию?

– На «Эрликонах», сэр… Оператор наведения.

– Ну, это хорошее место. Под ракеты лезть не надо, под воду тоже. Если ядерные боеголовки у дичи не сработают – никакой опасности. Делай, что сможешь, и Господь нас не оставит… Мексиканец, вылезай, мы просто болтаем!

– Есть, капитан, сэр!.. Ей-богу, есть! – Тощий, смуглый, покрытый старыми зарубцованными ожогами Мексиканец (которого все на Охотнике так и звали «Мексиканец», потому что после контузии он забыл свое имя, жетон потерял, документы его сгорели прямо на нем вместе с формой морского пехотинца, а на мексиканца он был просто похож. Хотели, конечно, прозвать Фредди Крюгер, но один Крюгер на «Баловне» уже имелся – Мастер-механик с того самого погибшего довоенного сухогруза, который водил некогда Йенссен), как был, в наушниках с болтающимся шнуром, перескочил комингс люка.