Немой крик - Анжела Марсонс

За две недели до ее тринадцатого дня рождения ее приемная мать принесла горячий шоколад в ее спальню и поставила чашку на тумбочку рядом с девочкой. Выходя, Эрика остановилась у открытой двери. Не поворачивая головы, она крепко сжала ручку.

– Ким, ты же знаешь, как мы тебя любим, правда?

Стоун ничего не сказала, но не отрываясь смотрела в спину миссис Спенсер.

– Даже если б ты была нашей родной дочерью, мы не могли бы любить тебя больше, – продолжила та. – Запомни, мы никогда не будем пытаться изменить тебя. Мы любим тебя такой, какая ты есть, запомнишь?

Ким молча кивнула, боясь, что если она произнесет хоть слово, то разрыдается. Ничего не говоря ей, эти пожилые люди смогли растопить ее сердце и заложить в ее душе первый в ее жизни краеугольный камень стабильности и постоянства.

Через два дня после этого оба они погибли в автомобильной катастрофе.

Позже Стоун узнала, что в тот день они возвращались от адвоката – специалиста по усыновлениям.

Уже через час после несчастья вещи Ким упаковали и вместе с ней возвратили в лоно социальной службы, как никому не нужное почтовое отправление. Ее возвращение не сопровождалось ни празднествами, ни звуками фанфар. Никто, казалось, не заметил ее трехлетнего отсутствия. Просто несколько приветственных кивков и первая же свободная кровать. Девочка вытерла катившуюся по щеке слезу. В этом была вся проблема с ее прошлым. Любое счастливое воспоминание непременно вело к горю и потерям. Именно поэтому она так не любила вспоминать прошлое…

Из кухни потянуло ароматом кофе. Ким поднялась на ноги и захватила с собой опустевшую кружку.

Наполняя ее, она осмотрела коллекцию поваренных книг, которая украшала полки на кухне.

И неожиданно для себя произнесла слова, которые опоздали на двадцать один год:

– Эрика, я тоже вас люблю.

Глава 31

Никола Адамсон сделала еще один глоток «Южного комфорта[47]». Обычно во время работы она не притрагивалась к алкоголю, но сегодня девушка чувствовала необходимость стряхнуть сковывающее ее оцепенение. Казалось, что ее суставы окаменели, а мышцы свело судорогой.

Чувствовалось, что атмосфера в клубе наэлектризована до предела. В нем находилась группа банкиров из Швеции, полных энтузиазма и денег. Звучала музыка, и то тут, то там раздавались взрывы заразительного смеха. Молодые сотрудницы смешались с посетителями, и их улыбки были открытыми и искренними. Все говорило о том, что впереди всех их ждет приятная ночь. Обычно в такой атмосфере работа не составляла для Никола никакого труда. Обычно.

Девушка понимала, что пытается избавиться от последствий своей ссоры с сестрой.

Как всегда все началось с чего-то незначительно, а закончилось чуть ли не физической стычкой.

Бет вполне предсказуемо попыталась сыграть на ее чувстве вины, перечисляя, что у нее, у Никола, есть из того, чего нет у ее младшей сестры. Естественно, в конце Бетани в ярости ушла из дома, да так и не вернулась до ухода танцовщицы на работу.

Младшая Адамсон была вполне самостоятельна и умела сама за себя постоять, но Никола все еще ощущала себя ее старшей сестрой, ее защитницей. И несмотря на вражду, она все-таки беспокоилась о ней – и ничего не могла с этим поделать…

– Привет Ник, с тобой всё в порядке?

– Все хорошо, Лу, – ответила танцовщица, вздрогнув от неожиданности.

Хозяин клуба был бывшим борцом, и это не могли скрыть даже костюм и сорочка, которые он ежевечерне надевал на работу.

Клуб был его детищем, которое он создал на пустом месте. Однажды Лу привиделся высококлассный клуб, в котором приятные молодые девушки танцуют для развлечения посетителей. С самого начала в клубе было три правила, которые неукоснительно соблюдались как сотрудниками, так и гостями: никакой обнаженки, никаких домогательств и никакого неуважения.

Для сотрудников существовало правило № 4 – никаких наркотиков. Владелец лично следил за выполнением первых трех, а ежемесячные медицинские осмотры закрыли вопрос, касающийся четвертого.

Эти принципы были единственным бизнес-планом Лу и концепцией его деятельности, так что он предпочитал быть для всех примером. Ни одна из тех девушек, которых знала Никола, не чувствовала себя некомфортно в его присутствии.

– Ты, девочка, сегодня сама на себя не похожа, – сказал он ей.

Никола захотелось соврать, но она слишком хорошо знала своего босса.

– Просто немного расстроена, Лу.

– Может быть, хочешь постоять за стойкой?

Никола покачала головой, а потом кивнула и глубоко вздохнула. Она никак не могла понять, чего же ей хочется.

Начальник жестом пригласил ее пройти в дверь за баром, и там, оказавшись в относительной тишине коридора, остановился. Мимо них протиснулась Мэри Эллен, бывшая модель из Сан-Диего. Подождав, когда она отойдет на безопасное расстояние, Лу спросил:

– Это как-то связано с твоей сестрой?

У Николы от удивления отвалилась челюсть.

– А ты откуда знаешь про Бет?

Лу посмотрел вправо и влево вниз по коридору.

– Знаешь, я не хотел ничего говорить, но она сегодня приходила ко мне…

– Она приходила сюда? – Девушка почувствовала, что во рту у нее пересохло.

– Требовала, чтобы я тебя отпустил, – пожал плечами хозяин бара. – Чтобы ты смогла заняться чем-то более значимым.

– Боже, только не это! – выдохнула Никола, почувствовав, что краснеет. Еще никогда в жизни она не испытывала такого унижения. – И что ты ей сказал?

– Что ты взрослый человек и в состоянии сама принимать решения.

– Спасибо, Лу. Мне очень жаль… Она еще что-то говорила?

– Ну да, обозвала меня последними словами и сказала, что я тебя эксплуатирую. То есть ничего нового, – мужчина закатил глаза в притворном изнеможении.

Никола громко рассмеялась. Этот смех был спасительным облегчением и хорошим противоядием напряжению, которое растекалось по ее телу.

Несмотря на очевидную беспечность шефа, она была в ужасе от того, что Бет рассказала об их семейных проблемах у нее на работе.

– Знаешь, Лу, что-то я сегодня не в себе… Может быть, разрешишь мне уйти домой?

Начальник с пониманием кивнул.

– Я только хочу сказать, что рад, что из вас двоих на меня работаешь именно ты. Твоя сестрица – дама, очень недовольная жизнью.

– Я знаю, – негромко согласилась с ним Никола, подумав про себя, что он даже не подозревает, какова Бетани в действительности.

Она направилась в раздевалку в конце холла.

– Да, и вот еще что, Ник…

Девушка обернулась.

– Будь осторожна. Мне показалось, что она здорово разозлилась на тебя.

Никола тяжело вздохнула, и ей повторно пришла в голову та же самая мысль: «Ты действительно совсем ее не знаешь».

Глава 32

– Кев, ты начинаешь, – распорядилась Ким.

Она уже рассказала коллегам о своем посещении места убийства Тома Кёртиса и о веточке кипариса, которую там нашла. Именно эта находка позволила объединить два убийства в одно дело.

Черис выполнила свое обещание, и пачку фотографий доставили в полицию в 6:30 утра. На белую доску был прикреплен аэрофотоснимок места раскопок.

Доусон встал и провел маркером линию от места первого раскопа до края снимка.

– Это жертва номер один. Хотя ее пол не был достоверно определен, нам кажется, что остатки одежды и бусины, обнаруженные рядом со скелетом, характеризуют последний как женский, и находится он в земле вот уже около десяти лет. Сейчас кости перевезены с места раскопок в лабораторию Китса и доктора Бэйта. Единственное, что мы знаем на этот момент наверняка, – то, что у жертвы отрублена голова.

– Это просто отвратительно, – заметила Стейси.

Рассказывая, Кевин делал пометки на белой доске.

Ким не нравилось, что это все еще была «жертва № 1». Когда-то эти кости были частью живого человека. На них были мускулы, кожа, а может быть, даже какая-нибудь родинка… Было лицо с изменяющимися выражениями. То есть это были не просто кости. Эта девочка достаточно много времени провела в полном забвении, и инспектор злилась, что они все еще не выяснили ее имени.

Она ясно вспомнила момент, когда сама поняла, в каком забвении существуют дети-сироты. Когда Стоун было восемь лет, она зашла в бельевую, чтобы взять себе свежую наволочку. Там она случайно обратила внимание на лист бумаги, прикрепленный к планшету. На нем, как и на остальных листах, были нарисованы планы всех семи спален. На них были изображены кровати, каждая под своим номером. То есть над каждым из прямоугольников, изображавшим кровати было написано: «№ 1», «№ 2», «№ 3» и так далее. Ким задумалась, почему над ее кроватью вместо имени стоял № 19. Но затем она быстро поняла, что все это сделано, чтобы не слишком сильно заморачиваться: воспитанницы менялись, а кровати – нет.