Поле боя – Севастополь - Георгий Савицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 16
СИЛУЭТ В ПРИЦЕЛЕ
Разведгруппа гвардии старшего сержанта Александра Куликова осторожно про" двигалась, маскируясь в осенних листьях и пожухлой траве. У десантников было задание: вскрыть перемещения живой силы и техники вооруженных сил грузинской стороны, а также места их сосредоточения. Несколько суток они провели лежа без движений под душными маскировочными накидками, которые не только берегли пятнами камуфляжа разведчиков, но и рассеивали тепловое излучение, делая их «людьми-невидимками» в инфракрасном диапазоне. Такая мера предосторожности была абсолютно нелишней – то и дело над позициями разведчиков-наблюдателей проносились грузинские «беспилотники» с теми самыми инфракрасными камерами. Так что «пар костей не ломит и эти самые кости бережет», как выразился один из разведчиков. Несколько суток наблюдения действительно принесли много нужной информации. Отрядный оператор радиоэлектронных средств, связист по-простому, уже вбил координаты целей в память электронного блока связи, закодировал и передал остронаправленным цифровым пакетом на спутник. Все задачи были выполнены, и теперь осталось всего ничего – вернуться. Опытный разведчик, гвардии старший сержант Куликов прекрасно знал, что больше всего неприятностей как раз и случается на обратном пути, когда задание выполнено и люди расслабляются в предвкушении долгожданного отдыха. – Передовой дозор, доложить обстановку, – старший сержант прижал тонкий усик микрофона к губам. – Все чисто, продвигаемся дальше. – Понял. – Александр Куликов крепче сжал цевье «винтореза», его не отпускало смутное предчувствие – слишком гладко все шло… Слишком гладко… Над разведгруппой, хлопая лопастями, низко прошла пара патрульных вертолетов, десантники затаились. На боевом задании они прятались и от своих, и от чужих. Мощные «Ми-24ПВ» заложили вираж над пологим горным склоном и полетели дальше, шум "Крокодилов» постепенно стих. – Продолжаем движение, – старший сержант тронул микрофон гарнитуры связи. И тут замыкающий боец внезапно повалился ли цом вниз на пожухлую траву, в спинной пластине бронежилета ниже правой лопатки зияло входное отверстие пули. Сразу двое десантников подхватили его и оттащили под защиту больших камней вниз по склону. – Ложись! Кто-нибудь засек снайпера?! – Никак нет! – Лешка живой? – Пока да, – над раненым склонился санинструктор. С него уже стащили бронежилет, и эскулап торопливо делал перевязку. – У него пуля в легком, в сознание не приходит, пульс еле-еле прощупывается. – Я засек снайпера, – бесстрастно доложил один из десантников. – Вверх по склону, слева двадцать, роща. Он направил вверх по склону прибор, похожий на большой фотоаппарат с массивным объективом. «Фотоаппарат» представлял собой сочетание тепловизора, остронаправленного чувствительного микрофона и лазерного дальномера. И предназначался для обнаружения замаскированных стрелков. – Ивлев, Дашко, Смирнов – взять живым! – Есть! Трое десантников-разведчиков гончими псами метнулись к рощице.
* * *Остап Семенюк ясно видел в прицеле русских десантников. Когда один из них повернулся спиной, молодой активист ОУН-УПА выжал спусковой крючок. В плечо дернулся отдачей автомат Калашникова с прибором бесшумной и беспламенной стрельбы В оптическом прицеле ясно было видно, как повалился на землю десантник. Еще одна зарубка на приклад… Остап Семенюк был студентом Львовского университета. В армии он не служил, родители «отмазали», но зато радовал инст рукторов «вийсково-патриотичного табора», где проходил спецподготовку вместе с еще сотней таких бандеровских «отморозков». Особое внимание, помимо стрелковой и рукопашной, уделялось еще и идеологической подготовке. Она базировалась на пережевывании «подвигов» дивизии «сечевых стрельцов» (СС) «Галичина» и «преступлений имперской России». Причем доморощенные горе-историки, поменявшие мозги на сало с «горилкой»,[19] так изгалялись над историческими фактами, перекручивая, а иногда и выдумывая историю, что их опусы можно было принять за записки душевнобольных. «Невежественные и дикие русские врывались в украинские города и оставляли после себя больницы и школы, заводы и институты, библиотеки и детские сады». Подковавшись теоретически, «студент» Семенюк решил закрепить свои знания на практике, да и подзаработать немного «зеленых грошей». Пройдя «выпускные экзамены» под строгими, но справедливыми взорами своих «учителей» и «гостей» из форта Брэгг,[20] Остап отправился в Южную Осетию. Все просто – в руках «калаш» с оптическим прицелом и глушителем (до снайперской винтовки «студент», видать, еще не дорос). А в голове – вместе с «великими идеями», прейскурант: за голову русского солдата столько-то «зелени», за голову «офицера» – столько-то. Свои цели Остап Семенюк и за людей-то не считал, так, фигурки, перечеркнутые перекрестьем прицела. Да и дело было относительно безопасное: ночью его выводили на позицию, он делал несколько выстрелов и отходил или таился до следующей ночи. Места «лежек» подготавливались заранее опытными, знающими местность «следопытами». Но сейчас против него работали профессионалы. Быстро и скрытно, змеей в траве, достигнув рощицы, где притаился стрелок, они залегли. Один из десантников достал из подсумка гранату и, не выдергивая чеку, бросил в направлении замаскированной «лежки». Расчет десантников оказался верен – увидев возле себя ребристое тело «эфки», активист ОУН-УПА рванулся в сторону. В следующий момент два мощных удара сбили его с ног и отправили в беспамятство.
* * *Остап Семенюк со скрученными за спиной руками валялся в позе эмбриона. На разбитом лице – засохшая корка крови. Захватив пленного и водрузив на носилки из плащ-палаток раненого, десантники выполнили небольшой марш-бросок к точке встречи с вертолетом. Винтокрылая машина была в первую очередь необходима раненому, десантник сейчас балансировал на тонкой грани между жизнью и смертью. И только искусство их санинструктора, который, как и командир группы, прошел две Чечни и Дагестан, да еще крепкий тренированный организм, держали десантника пока на этом свете. Сейчас тот самый санинструктор склонился над пленным, сжимая в руке блестящие никелированные стоматологические щипцы. – Ну, что, гаденыш, будешь говорить?! Командир, дай, я из него его же герб сделаю: повыдираю на хер зубы без наркоза – будет «трезубец»! – бредящий рядом раненый товарищ, подстреленный этим ублюдком, категорично отметал все законы милосердия И в данном случае это было правильно. – Ага, сломанный, – добавил мрачного вида пулеметчик с «Печенегом» в руках, опоясанный крест-накрест патронными лентами. – Отставить. Умойте его. – Ага, его же собственной кровью… – Михайлов! Разговорчики прекратить! – Виноват, товарищ старший сержант. Еще и воду на эту мразь тратить… – пробурчал под нос пулеметчик, поливая из фляги разбитое лицо «бандеровца». Когда с водными процедурами было покончено, старший сержант Куликов молча поднял с земли безвольно повисшего на руках Семенюка и, подведя к лежащему на носилках раненому, больно схватил за волосы. – У тебя на прикладе автомата семь зарубок. И в глаза человеку, убивая его, ты не смотрел. Наверное, думал, что это – всего лишь силуэт в прицеле. Так вот посмотри на дело рук твоих. Гвардии старший сержант произнес все это спокойно и даже отстраненно как-то. Хотя сердце у него сжималось – как можно ненавидеть людей только за то, что они русские?.. Да, они, десантники, здесь воевали, и воевали не по правилам, потому что у разведчиков-диверсантов только одно правило – выжить и выполнить задание. Пощады они не знали, как и те, кто был по ту сторону линии запрещения огня, весьма условной, кстати сказать. И охотились разведывательно-диверсионные группы, словно волки, беря хитростью, опытом и натиском. Но приехать сюда, за несколько сотен километров, чтобы специально убивать русских?.. Множить на этой горькой земле кровь, боль и слезы? Этого гвардии старший сержант ВДВ понять не мог, да и не хотел он понимать такую чудовищную бесчеловечность. Хотя он уже несколько раз видел в штабе миротворческой бригады таких вот «сечевых стрельцов», избитых, раздавленных, осознавших, что война – это грязь и кровь, а не похождения киношного Шварценеггера. Они напоминали мальчишек из «Гитлер-югенда», о которых рассказывал его дед, прошедший всю войну разведчиком и расписавшийся на стене Рейхстага. А теперь вот и младший Куликов сам столкнулся в боевой обстановке с украинским «гитлер-югенд». – Ну, что, насмотрелся? – раненый десантник, молодой, из недавнего призыва, бредил. Бинты, туго стягивающие тело, были бурыми от крови, на мелово-белом лбу выступила испарина, глаза закатились. Подошел санинструктор, положил пальцы на шею раненому, считая пульс. – Каково состояние раненого? – обратился к нему командир. – Хреново дело. У него – геморрагический шок, большая потеря крови. Скорее бы вертолет… – санинструктор вдруг вцепился в горло молодому «бандеровцу», пальцы у него были стальные. – Если со Славкой что-нибудь случится, я тебя, тварь, придушу голыми руками!!! – Отставить! – осадил его старший сержант. – Вернемся, передадим его в разведотдел бригады, пусть там с ним разбираются. – Вертолет! – доложил один из наблюдателей. Из-за деревьев вынырнула пара пятнистых обтекаемых Ка-60 «Косатка» с хвостовым винтом в специальном обтекателе. Новейшие транспортно-десантные машины проходили здесь войсковые испытания и зарекомендовали себя уже неплохо. Основной особенностью вертолетов были их малая шумность и высокая скорость, что делало их незаменимыми для спецопераций. Из одного вертолета сразу выпрыгнули медики с красными крестами на рукавах камуфлированных курток Перебросившись парой фраз с санинструктором, они сразу же занялись раненым, сделали ему несколько поддерживающих уколов, поставили жизненно необходимую капельницу. Один из медиков поднял на вытянутую руку пластиковый пакет с инфузионным раствором. – А этому помощь не требуется? – кивнул полевой врач на связанного Семенюка. – Не сдохнет, – ответил гвардии старший сержант. – Приготовиться к погрузке! * * * Вертолеты неслись над Южной Осетией, ставшей полигоном для отработки натовскими стратегами излюбленной тактики «гуманитарных катастроф». А то, что при этом страдали и гибли сотни и тысячи людей, многозвездных генералов за океаном и их спонсоров из «Локхид-Мартин», «Боинг», «Даймлер-Крайслер», «Шелл», «Стандарт Ойл», как всегда, не волновало. Они уничтожали тысячи людей в Корее и Вьетнаме, на Ближнем Востоке и в Афганистане. А на Россию, защитившую своих граждан, сразу же навесили ярлык «тоталитарного монстра». Под брюхом вертолетов были ясно видны картины этого «тоталитаризма», отстроенные заново села, сожженные залпами грузинских «Градов», восстановленные дороги. Да и сам Цхинвал понемногу отходил от ужаса «грузинского блицкрига». Инженерно-строительные части Российской армии восстанавливали дома и коммуникации, строили новые жилые кварталы. Пришлось вспоминать, казалось, давно забытые послевоенные сталинские планы застроек, когда во Дворах жилых домов строились бомбоубежища для жильцов. Не забывали они, впрочем, и о военной составляющей мирного строительства: по периметру города и окружающим его Присским высотам пролегли Рубежи обороны. Окопы полного профиля и ходы сообщений связали ожерелья мощных ДОТов. В подомных убежищах с полным комплектом всего необходимого могли разместиться и военные, и большая часть мирного населения. В кратчайшие сроки неподалеку от города был построен даже небольшой аэро. дром, теперь сюда могли садиться легкие самолеты и вертолеты. Это позволило организовать воздушный мост и перебрасывать гуманитарные грузы. Также на взлетном поле постоянно базировались четыре ударных «крокодила». Вообще жизнь здесь после событий августа 2008 года являла смесь мира и войны. Армия строила дома для местных жителей, она же их и защищала. «Хочешь мира – готовься к войне» – эта латинская пословица была очень актуальна в послевоенной Южной Осетии. И все же была надежда, что после двух войн начнется новая, мирная жизнь. А пока что вокруг города в прилегающей местности «работали» группы спецназа, а спаренные стволы «тунгусок» и БТРов «Скрежет» отслеживали периодически появляющиеся в небе грузинские «беспилотники».