Ритуал - Марина Дяченко

— Вот… жизнь, — тихо сказала Юта.

Арман удивился:

— Ты ей завидуешь?

Юта вздохнула. Улыбнулась грустно:

— А ты посмотри на нее — и посмотри на меня. Завидую, конечно.

Тем временем из парка на пляж вынырнула фигурка дуэньи. Огляделась, махнула принцессе рукой и снова скрылась среди пальм. Оливия поднялась, что-то со смехом объясняя, раскрыла над головой ажурный зонтик и поспешила туда, где в тени огромных листьев притаилась ее наперсница.

— Разведка донесла, — дуэнья усмехнулась, — разведка донесла, что сегодня принцу Остину предложили освободить принцессу Юту.

У Юты взмокли ладони. Сцепив пальцы, она подалась вперед.

— Кто? — бросила Оливия.

— Один из королевских советников. Это, мол, укрепит международный престиж принца и сделает его популярным в народе.

— Вздор, — губы Оливии сошлись в тонкую ниточку. — Остин и так популярен. Глупышка Юта на это, конечно, и рассчитывает, но, господа, существует же обыкновенный здравый смысл!

— Контестария рассчитывает на династический брак с принцесой из Верхней Конты.

— Ерунда… Если на то пошло, для династического брака там созрели еще две дурочки.

Юта скрипнула зубами.

— У них традиция, — тихо заметила дуэнья. — Каждый король, поднимаясь на трон, должен совершить подвиг.

Зависло молчание. Там, в зеркале, мелодично шумело море.

— Эта горбунья не так уж глупа, — прошептала Оливия. — Весь фарс с драконом продуман был на двадцать ходов вперед.

— У Юты нет горба.

— Так будет! Она вечно гнет спину, как вопросительный знак… Бедный Остин, его хотят принести в жертву, но не выйдет, господа! Я поговорю с отцом. Если понадобится, Акмалия вышлет на дракона армию с пушками и метательными машинами. Посмотрим! Дракона привезут в железной клетке, а Юту притащат прямо за ее жиденькие волосенки… Остин…

Оливия вдруг совершенно не королевским жестом схватила дуэнью за плечи:

— А Остин-то что? Что он сказал этому своему советнику?

— Он сказал, что не может рискова…

Зеркало подернулось рябью.

— Эта мерзавка просто злобствует, — медленно сказал Арман. — У тебя прекрасные волосы.

— Не может рискова… — прошептала Юта. — Не может рисковать. Жизнью? Троном? Не может рисковать…

— И спину ты давно уже держишь прямо, — продолжал Арман, — у тебя прекрасная осанка… А что, в королевстве этого принца действительно подвиг — это традиция?

— Да… Но, может быть, он не может рисковать, пока отец болен? Может быть…

— Отвлекись, — усмехнулся через силу Арман, — Не морочь себе голову… Хороший мальчик и традиции хорошие, возьмет да и явится… Освобождать…

С трудом отрываясь от мыслей об Остине, Юта вымученно улыбнулась:

— Кстати, как ты относишься к пушкам и этим… Метательным машинам?

Арман щелкнул зубами, прожевал воображаемую пищу и смачно сглотнул, продемонстрировав тем самым, как он относится к пушкам. В этот момент зеркало снова прояснилось, и оба увидели тот же золотой пляж, лодку под белым парусом и капитана с золотым шитьем на мундире, который церемонно подавал руку принцессе Оливии, поднимающейся по трапу. Море понемногу успокаивалось.

— Ага! — воскликнул Арман, озаренный внезапной мыслью.

В голосе его звучало облегчение, как у человека, только что принявшего лекарство от головной боли. Юта удивленно оглянулась.

— Это где же у нашей красавицы летняя резиденция? — поинтересовался Арман.

— На острове Мыши, — ответила Юта, не понимая, к чему он клонит.

— Это тот самый островок у побережья Акмалии, который похож на запятую?

— Да, с хвостиком…

— Смоет в море.

— Что? — отшатнулась Юта.

— Смоет в море, — Арман, морщась, коснулся рукой головы. — Сейчас я точно могу предсказать. Идет волна-одиночка высотой с башню… То-то у меня так затылок ломит… Берегу ничего не сделается, потому что там скалы. А островок низенький, пологий — ему-то больше всех и достанется. Все пальмы, орхидеи, фонтаны и тенты, паруса и золотое шитье — в море… Дай мне что-нибудь холодненькое на голову.

— Погоди… — Юта хлопала глазами. — Ты серьезно? Это же бедствие…

— Конечно, бедствие… Знаешь, сколько бедствий я видел за одно только последнее столетие? Послушай, намочи мне тряпочку, к затылку приложить…

— А люди? Жители?

— Ты человеческий язык понимаешь? Там ска-лы! Жители отделаются перепугом.

— А остров?

— Остров после этого приключения будет лысый, как пятка. Что ты так нахохлилась? Может быть, кто-нибудь и спасется.

Юта вспомнила драку в дворцовом парке накануне шляпного карнавала, вспомнила сцену, увиденную в зеркале: «Вся эта история с драконом немного фальшивая… Юта уродлива, к сожалению, и помочь ей может только ореол жертвы… Чего не сделаешь ради счасливого замужества…»

Оливия… Ну и горгулья с ней.

Ночью Арман был разбужен чьим-то присутствием.

Юта, босая, стояла перед его аскетическим ложем, и свечка оплывала в ее тонких пальцах.

— Арман… — в голосе ее была отчаяная мольба.

Он ничего не мог понять. От того, что Юта пришла к нему ночью, от того, что она стояла так близко, от того, что на ней не было привычной хламиды, а только наброшенная на плечи рогожка, прохудившаяся во многих местах — от всего этого Арману почему-то стало не по себе. Сам не понимая, для чего, он надвинул плащ, заменявший одеяло, до самого подбородка:

— Зачем ты пришла?

Она всхлипнула.

Его обдало жаром.

Она снова всхлипнула:

— Арман… Сделай что-нибудь…

— Что… случилось? Тебе плохо?

Она стояла, шмыгая носом, бледная, дрожащая, и тогда он решил, что у нее горячка, или припадок какой-нибудь, одна из страшных и непонятных ему человеческих болезней, от которых, как он слышал из зеркала, и умирают… Ему стало страшно.

— Спаси их… Они ничего… не знают, там, на острове… Не подозревают даже…

— Тьфу ты, проклятье!

Он окончательно проснулся, и ему стало стыдно за свое замешательство и за свой страх.

— Какой горгульи… Вот, подцепил твое ругательство… Какой горгульи ты меня будишь и пугаешь?

— Спаси их…

— Как? Я не морской царь, чтобы останавливать волны.

— Предупреди… Они еще успеют…

Он раздраженно сел на своем сундуке. Плащ соскользнул с его плечей, и Юта увидела голую смуглую грудь с туго выдающимися мышцами. А как же, попробуй, помаши широченными перепончатыми крыльями!

Она отвела взгляд и прошептала:

— Пожалуйста, Арман…

И горько заплакала.

Слезы прокладывали по ее щеками прямые, блестящие в пламени свечки дорожки. Нос принцессы жалобно сморщился, а губы беспомощно шевелились, невнятно повторяя просьбу.