Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения - Андрей Ильич Фурсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12. Деконструкция – Реконструкция. Теории Маркса и другие задачи
Начнем с метода, использованного Марксом. Мне он представляется практически безукоризненным – метод восхождения от абстрактного к конкретному, в основе которого лежит представление о конкретном как синтезе многих определений, т. е. абстракций; представление о том, что конкретизация знаний о мире представляет все большую их теоретизацию. Здесь проблем, по крайней мере, на данный момент, я не вижу. Они возникают при обосновании Марксовой теории. Первый и важнейший шаг в конструировании теории на основе избранного метода – ее обоснование. Существуют три типа обоснования научной теории: аксиоматический, эмпирический и интуитивный. Маркс и Энгельс, заявив в «Немецкой идеологии», что они начинают с реальных предпосылок – реально существующих и действующих людей, по сути, объединили все три типа: человек существует реально (эмпирически) и в то же время может быть избран в качестве основы теории как аксиоматически, так и интуитивно. В целом такой способ обоснования является бесспорным достижением как с методологической, так и с эвристической точек зрения. Однако с его конкретной реализацией не все гладко.
Во-первых, Маркс и Энгельс изначально не пояснили, в какой степени (и в какой форме) абстракции взяты в данном случае: человек, люди, индивид? Такой вариант опровергается самим содержанием социальной теории Маркса. Общество? Да, но в каком именно измерении? Как родовой человек? Как человечество? В данном случае логически верным было бы определение человека максимально абстрактно – как культурно-исторического субъекта, безотносительно его конкретной формы противостоящего Природе. Однако здесь это потребовало бы четкого указания на основное противоречие природы (сущности) человека, источник этого противоречия, на особенность нетождественности человека как рода (общества) самому себе.
Тут возникает еще одна проблема: Маркс и Энгельс не сформулировали, ослабив тем самым фундамент своей теории, основное противоречие человека и не указали на источник его (само)развития, (само)движения и на основу существования: тождественность любой вещи самой себе означает фактически ее несуществование. Подобная погрешность носит общий методологический и теоретический характер; среди ее причин и в ней самой можно усмотреть механистическое восприятие Марксом и Энгельсом целого ряда элементов философии Гегеля и стихийный крен в сторону фейербахианства. Будучи допущена в самом начале, на первых метафизических шагах, эта погрешность позднее дала знать о себе в постановке и решении более или менее частных вопросов становления человека и общества.
Нетождественность человека самому себе связана с его отношением к Природе, Мирозданию, существующему и как целостность и как сумма составляющих его элементов. Человек, как напомнил В.В. Крылов, есть такой особый элемент Природы, который воплощает в себе ее целостные характеристики и поэтому способен господствовать над другими элементами (и над собой в качестве элемента) по закону господства целого над элементом. Это и есть субъектность, т. е. способность человека выступать субъектом, реализуемая посредством воли-разума, или разума-воли.
Здесь, очевидно, еще одно уязвимое место в обосновании Марксом и Энгельсом их теории – не указано не только внутреннее противоречие человека, но не указан и его источник, а следовательно, источник происхождения человека, т. е. пропущен первый метафизический шаг, а началом является второй. Логично было начинать с Природы – и человека как особого элемента Природы, что предполагает предварительное (аксиоматическое) постулирование понятий «целое» и «элемент» как атрибутов Природы, из взаимодействия которых возникает родовой человек (общество), субъект. Иными словами, субъектность (и общество, человек как ее носитель) есть мера и форма (одна из мер и форм) нетождественности Природы самой себе, реализующаяся как присвоение, присваивающее отношение человека к природе и к другому человеку. Это отношение принимает различные формы: труд, производство, власть, собственность и др., которые носят вторичный функциональный атрибутивный характер по отношению к субъекту и субъектности. С этой точки зрения, например, становится бессмысленной или, в лучшем случае, алогичной формулировка «труд создал человека» – как будто часть может создать целое.
Центральное место среди форм и типов присвоения обоснованно занимает у Маркса и Энгельса производство, его силы и факторы. Социум и есть совокупный процесс общественного (воспроизводства, представленный такими фазами, как распределение факторов производства, процесс действительного производства (труда), распределение продуктов труда, обмен и потребление. С производством мы подходим к основным принципам социальной теории Маркса. Сам Маркс их не сформулировал, но они выводятся из его работ, реконструируются по ним, что и сделал В.В.Крылов. По его мнению, к которому я присоединяюсь, суть социальной теории Маркса как научной программы состоит в том, что Маркс:
– во-первых, характером производительных сил (т. е. структурой всего общества, обусловленной его отношением к природе) объясняет структуру производственных отношений (т. е. структуру всего общества, обусловленную отношением людей друг к другу);
– во-вторых, отношениями распределения факторов производства объясняет отношения распределения продуктов труда;
– в-третьих, в пределах собственности на факторы труда из отношений по поводу средств труда выводит отношения по поводу рабочей силы;
– в-четвертых, характером присваиваемого объекта обусловливает и определяет характеристику самого присваивающего и неприсваивающего субъекта[95].
Ясно, что центральное место в научной программе Маркса занимает производство – его силы и структуры. Однако элементарная логика системы этих принципов показывает, что, во-первых, производительные силы – это суть не предметы, а процессы; во-вторых, как показал все тот же В.В. Крылов, они не могут быть сведены к набору элементов процесса труда (субъект, орудие, предмет, продукт). «Простой абстрактный труд» невоспроизводим в собственных «конкретных» пределах, поскольку в его процессе воспроизводятся либо личные, либо вещественные факторы труда, потому, грубо говоря, рядом с сапожником должен существовать булочник[96] (т. е. не просто труд или работа, а «система работ»), и они должны обмениваться, иначе процесс общественного (вос)производства, т. е. действия производительных сил, невозможен. В таком контексте становится понятной и обоснованной кощунственная и немарксистская на первый взгляд мысль Маркса о том, что общественный характер производства дан, гарантирован обменом – ведь именно обмен устраняет различия между продуктами труда, обусловленными конкретными – вещественными, либо личностными – характеристиками процесса труда, превращая последние в однокачественные социальные.
Исходя из сказанного ясно и то, что в теории Маркса производительные силы – это не элемент общества, а общество в целом, совокупный процесс общественного (вос)производства, сотканный из различных частных производительно-силовых процессов: вещественных (естественных и искусственных), социальных и духовных. В определении качественной социальной специфичности этого процесса, производства в целом, как показывают приведенные принципы, решающую роль играет предшествующий процессу действительного производства процесс распределения факторов производства, т. е. производственные отношения (присвоение воли или вещественного труда) или, иначе, социальные производительные силы (социальная структура производительных сил). Другими словами, социальное определяет экономическое, а
