Блэк Свон Грин - Дэвид Митчелл

– Перестань тыкать в меня вилкой, Майкл.

Но отец не опустил вилку.

– Я содержу эту семью, я кормлю и одеваю вас, и я думаю, что имею право тратить хотя бы малую часть своих денег так, как считаю нужным.

Пюре у меня в тарелке стало холодным.

– То есть, – мама сложила салфетку, – по-твоему, у меня вообще нет права голоса? Все решения принимаешь ты?

Отец закатил глаза (если б я так сделал – меня б убили).

– Так, Хелен, оставь этот свой «феминизм» для своих подруг. Прошу тебя. У меня был тяжелый день.

– Ты сколько угодно можешь приказывать своим подчиненным в супермаркете, Майкл. – Мама шумно собрала тарелки со стола и понесла на кухню. – Но – не здесь. Прошу тебя. У меня был тяжелый день.

Отец смотрел на то место, где она сидела только что.

– Ну, Джейсон, как дела в школе?

Мой желудок завязался в узел. Палач заблокировал «неплохо».

– Джейсон. – Голос отца был горячим и красным. – Я задал тебе вопрос.

– Хорошо. (на самом деле плохо. Мистер Кемпси заметил хлебные крошки в моей нотной тетради и отчитал меня за это. А мистер Карвер сказал, что во время хоккейного матча я был «полезен как третья нога»)

Мы слышали, как мама складывает тарелки в раковину.

Китайский нож звякнул о дно раковины.

– Прекрасно. – Сказал отец. – А ты, Джулия?

Джулия не успела ответить – на кухне раздался звон бьющейся посуды. Отец вскочил со стула.

– Хелен?

Его напускной покой исчез.

Вместо ответа мы услышали хлопок задней двери.

Отец подпрыгнул и побежал за ней.

Грачи кружили вокруг шпиля, над церковью Святого Гавриила.

Джулия надула щеки и тяжело выдохнула.

– Три звезды.

Я поднял четыре пальца.

– Это просто ссора, Джейс, – Джулия улыбнулась, стараясь держаться храбро. – Все родители ссорятся. Правда. Не беспокойся.

***

Вчера вечером миссис Тэтчер выступала на ВВС1 и просто измотала там одного некомпетентного недоумка с галстуком-бабочкой. Он говорил, что действия британских войск, потопивших аргентинский корабль «Генерал Велграно» вне Тотальной Зоны Отчуждения – это аморально и незаконно. (*Тотальная Зона Отчуждения – территория радиусом 350 километров вокруг Фолклендских островов, которую Британия считала своей, и 30 апреля 1982 года, было объявлено, что любое судно, попавшее в ТЗО будет атаковано и потоплено без предупреждения*) (Вообще-то, наши войска потопили «Велграно» несколько дней назад, но у газет лишь сейчас появились фотографии, и кроме того, с тех пор как был подбит «Шеффилд», мы потеряли всякое уважение к аргентинским ублюдкам). Витражные голубые глаза миссис Тэтчер были неподвижны, она неотрывно смотрела на этого олуха и объясняла, что вражеский корабль весь день двигался вдоль Зоны Отчуждения и несколько раз пересекал ее границу и снова покидал ее. Она сказала что-то вроде: «Отцы и матери нашей страны избрали меня и доверили мне кресло премьер-министра не для того, чтобы я рисковала жизнями их детей ради исполнения мелких буквоедских правил. Позвольте напомнить вам, что это война». Вся студия поддержала ее, и вся страна, я думаю, тоже. Ну, кроме Майкла Фута, Рэда Кена Ливингстона и Энтони Уэджвуда Бэнна и всех остальных чокнутых левых.

Миссис Тэтчер – крутая. Она такая сильная, спокойная и уверенная в себе. От нее гораздо больше пользы, чем от Королевы, которая, с тех пор как началась война, ни черта не сделала для своей страны. Представители некоторых стран, – например испанцы, – критикуют действия Британии, говорят, что нам не следовало обстреливать «Белграно», но, по-моему, единственная причина такой большой смертности среди аргентинцев в том, что остальные их корабли просто сбежали с поля боя в тот момент, когда надо было эвакуировать своих с тонущего крейсера. Наши силы ВМФ никогда-никогда-никогда не бросили бы своих на произвол судьбы. И, в любом случае, когда ты идешь в армию или во флот, в любой стране, то это твоя работа – рисковать жизнью. Военным ведь как раз за это и платят.

Теперь уже Галтиери пытается усадить нас за стол переговоров, но Мэгги сказала ему, что согласна обсудить с ним только одно – 502-ую резолюцию Совета Безопасности ООН, то есть безоговорочный вывод аргентинских войск с Фолклендских островов. Какой-то аргентинский дипломат в Нью-Йорке до сих пор твердит о том, что «Белграно», мол, был вне Зоны Отчуждения, и что Британия «больше не правит морями, и что она уже «уморила» всех своим «правлением». В «Дэйли мэйл» написали, что это типично для Аргентинских бумагомарак – каламбурить каждый раз, когда речь идет о жизни и смерти; и еще – что Аргентинцам стоило хорошенько подумать до того, как они водрузили свой идиотский бело-голубой флаг на территории нашей суверенной колонии. И я согласен с «Дэйли мэйл». Еще они пишут, что Леопольдо Галтиери вторгся на Фолклендские острова с одной лишь целью – отвлечь внимание от проблем в его собственной стране, где людей подвергают пыткам, убивают и сбрасывают с вертолетов в море. В «Дэйли мэйл» написали, что ура-патриотизм – это последнее убежище подлеца. «Дэйли мэйл» во всем правы, как и Маргарет Тэтчер. Англичане сейчас чувствуют моральный подъем. Люди стоят в многокилометровых очередях в больницах, чтобы сдать кровь. Мистер Уитлок на уроке биологии рассказал нам историю о двух патриотичных мальчишках, которые на велосипедах доехали до Ворчестерской больницы, чтобы сдать кровь (все знали, что он говорит о Гилберте Суинярде и Пите Рэдмарли). Но у них ничего не вышло – медсестра заявила, что они слишком молоды. И мистер Уитлок написал письмо Майклу Спайсеру, – члену Парламента, – письмо, в котором жаловался на то, что сынам Британии не позволяют внести свой вклад в общее дело будущей победы. Это письмо уже опубликовал «Малвернский вестник».

Ник Юи теперь купается в отблесках славы своего брата, Тома. Ник сказал, что «Шеффилду» просто не повезло. Наши системы противоракетной обороны теперь усовершенствованы и легко перехватят все «Экзосеты». А это значит, что мы скоро победим, и вернем себе острова. Газета «Sun» объявила конкурс – они платят 100 фунтов за лучшую анти-аргентинскую шутку. Я не умею придумывать шутки, но я веду свой «военный альбом» – вырезаю посвященные войне заголовки из газет и журналов. У Нила Броуса тоже есть такой альбом. Он считает, что подобная вещь будет стоить миллионы через двадцать-тридцать лет, когда Фолклендская война попадет в учебники Истории. Но все это волнение никогда не покроется и пылью и не сгинет в архивах и библиотеках. Ни за что. Я уверен, что люди всегда будут помнить о войне за Фолклендские острова – пока не погаснет Солнце.

Когда я вернулся из школы, мама сидела за столом на кухне, обложенная банковскими бумагами. Отцовский огнестойкий футляр для документов был вскрыт. Остановившись в дверном проеме, я спросил, хорошо ли она провела день.

– Не то что бы очень уж «хорошо». – Сказала она, не поднимая глаз от калькулятора. – Но это было настоящее откровение.

– Это хорошо. – С сомнением сказал я. Я съел лишь пару крекеров и запил их черничной газировкой. Есть было нечего – Джулия сегодня весь день дома готовится к экзаменам, и она уже опустошила холодильник, съела все пироги. Жадина.

– Что ты делаешь, мам?

– Катаюсь на скейтборде, разве не видно?

Мне следовало пойти к себе, но я зачем-то спросил:

– А что на ужин?

– Жаба.

Ненавижу ее сарказм. Я ведь всего лишь хотел поговорить.

– А разве не папа обычно занимается всей этой бумажной работой?

– Да. – Мама наконец-то посмотрела на меня. – И твоего отца ждет приятный сюрприз, когда он вернется. – В ее голосе было что-то гадкое. Мои внутренности завязались узлом, и я до сих пор не могу развязать их.

Уж лучше бы на ужин была «жаба» – это всяко вкуснее, чем консервированная морковь, тушеная фасоль и фрикадельки в собственном соку. В итоге на тарелке – оранжево-коричневая жижа. Мама очень хорошо готовит, но лишь в те дни, когда приезжают родственники. А сегодня все еще хуже: думаю, она устроила итальянскую забастовку, и будет травить нас консервами до тех пор, пока не получит свой сад камней. Но отца так легко не возьмешь, он съел свою порцию и сказал, что «это было восхитительно». Он даже не пытался скрыть сарказм. И мама тоже: «я очень рада, что тебе понравилось, дорогой», – сказала она (то, что мои родители говорят друг другу в последнее время, и то, что они имеют в виду – это совершенно разные вещи. Даже простые слова вежливости в их устах звучат, как отравленные). На десерт – яблочный пудинг. Сиропом я нарисовал на тарелке тропу – это была дорога наших пехотинцев. Я провел их сложным и извилистым путем, через заснеженную вершину заварного крема на пудинге – к победе в битве при Порте Стэнли.

Сегодня была очередь Джулии мыть посуду, но мы с ней в последнее время вроде как сдружились, поэтому я помог ей – протирал чистые тарелки полотенцем и складывал в шкаф. Мы с сестрой не всегда воюем, вот и сейчас она была добра ко мне настолько, что даже рассказала немного о своем парне Эване. Его мама играет в Бирмингемском Симфоническом Оркестре. Она – перкуссионист, и ее задача бить в цимбалы (это такие большие тарелки) и изображать раскаты грома с помощью литавров. Я очень смеялся, когда представил себе это.