Черный кот. Три орудия смерти (сборник) - Гилберт Честертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это мой друг, отец Браун, – представил священника Фламбо. – Я давно хотел вас с ним познакомить. Прекрасная погода, вы не находите? Холодновато, правда, для такого южанина, как я.
– Да. Но я не думаю, что пойдет снег, – сказал Ангус, усаживаясь на полосатую фиолетовую оттоманку.
– Вы ошибаетесь, – негромко произнес священник. – Снег уже пошел.
И правда, первые снежные хлопья, напророченные торговцем каштанами, начали проплывать за темнеющим окном.
– Боюсь, что я к вам по делу, – мрачно произнес Ангус. – И дело довольно серьезное. Короче говоря, Фламбо, в двух шагах от вашего дома ждет парень, которому очень нужна ваша помощь. Его постоянно преследует да еще и засыпает угрозами какой-то невидимый враг… Какой-то прохвост, которого еще никому не удавалось увидеть.
Пока Ангус пересказывал историю Смайта и Ангуса, начав с рассказа Лоры, продолжив своим рассказом и поведав о сверхъестественном смехе на углу двух безлюдных улиц и о странных отчетливо произнесенных словах в пустой комнате, интерес Фламбо заметно возрос, маленький священник же, похоже, оставался совершенно безучастным, как мебель. Когда дошло до приклеенной к витрине оберточной бумаги с надписью, Фламбо поднялся, заполнив могучими плечами почти всю комнату.
– Если не возражаете, – сказал он, – дорасскажете все по дороге. Мне почему-то кажется, что времени терять нельзя.
– Конечно, – воскликнул Ангус, тоже вскакивая, – хотя сейчас он в относительной безопасности, по моему указанию четыре человека наблюдают за единственным входом в его нору.
Они вышли на улицу, невысокий священник послушно семенил за ними, как маленькая собачка. Лишь один раз он заговорил бодрым голосом, как человек, желающий завязать разговор:
– Интересно, как быстро снег покроет землю?
Пока троица шла круто уходящими вверх улицами, уже успевшими укрыться серебром, Ангус закончил рассказ, поэтому, когда они добрались до полумесяца с многоквартирной башней, он смог уделить внимание четырем часовым. Продавец каштанов до и после получения соверена клялся и божился, что наблюдал за дверью и не видел, чтобы в нее кто-нибудь входил. Полицейский был даже более выразителен. Он заявил, что повидал на своем веку жуликов всех сортов, и в цилиндрах, и в рванье, и что не такой он зеленый, чтобы не знать, что действительно подозрительные личности на самом деле не выглядят подозрительно и что он взял бы на заметку любого, кто подошел бы к дому, но, видит Бог, к дому никто не подходил. А когда трое мужчин обступили позолоченного швейцара, который все так же стоял перед дверью, широко расставив ноги и улыбаясь, всеобщая уверенность подтвердилась окончательно.
– Я имею право спрашивать любого, хоть герцога, хоть мусорщика, что ему нужно в доме, – сказал добродушный сверкающий галунами гигант. – Да только, ей-богу, с тех пор как ушел этот джентльмен, спрашивать мне было некого.
Тут подал голос незаметный отец Браун, который стоял чуть поодаль и скромно смотрел вниз. Он кротко поинтересовался:
– То есть никто не поднимался и не спускался по лестнице с тех пор, как пошел снег? Он пошел, когда все мы были у Фламбо.
– Никто, сэр. Уж можете мне поверить, – веско заявило ответственное лицо.
– В таком случае что же это такое? – промолвил священник и опустил по-рыбьи невыразительные глаза вниз.
Остальные тоже посмотрели вниз, и Фламбо употребил колоритное восклицание, сопроводив его экспрессивным французским жестом. Ибо было прекрасно видно, что прямо посередине входа, который защищал человек в золотых галунах, более того, прямо между уверенно расставленных ног этого колосса, по снегу шла тонкая цепочка серых следов.
– Черт побери! – невольно вырвалось у Ангуса. – Невидимка!
Не произнеся больше ни слова, он развернулся и сломя голову бросился наверх по лестнице, Фламбо побежал за ним, но отец Браун не сдвинулся с места. Он все так же осматривал заснеженную улицу, как будто полностью утратил интерес к этому делу.
Тем временем на верхнем этаже Фламбо уже порывался пустить в ход свои большие плечи и высадить дверь и несомненно сделал бы это, если бы шотландец, проявив больше разума, чем интуиции, поводив рукой по стене, не нащупал невидимую кнопку. Дверь медленно отворилась.
В открывшейся прихожей почти ничего не изменилось. Стало немного темнее, хотя то тут то там все еще были заметны последние багровые отблески заката, пара безголовых машин сместилась со своих мест для тех или иных целей и застыла в разных уголках погруженного в полутьму помещения. Их зеленые и красные бока в сумраке стали казаться одинаково темными, и сама их бесформенность каким-то непонятным образом усилила сходство с живыми людьми. Но между ними, прямо посередине, на том месте, где когда-то лежало письмо с красной надписью, находилось нечто такое, что казалось похожим на лужу красных чернил, разлившихся из бутылочки. Только это были не чернила.
Проявив чисто французское сочетание сметливости и хладнокровия, Фламбо произнес лишь одно слово: «Убийство!» – и, бросившись в квартиру, в пять минут изучил там каждый угол, каждый шкаф. Но если он думал найти труп, его там не оказалось. Исидора Смайта в квартире не было, ни мертвого, ни живого. После изнурительных поисков друзья встретились в прихожей, по лицам их струился пот, глаза у обоих растерянно бегали.
– Друг мой, – в возбуждении Фламбо заговорил на французском, – убийца ваш не только сам невидим, он еще и жертв делает невидимыми.
Ангус обвел взглядом темную, полную манекенов комнату, и в каком-то кельтском закоулке его шотландской души проснулся страх. Одна из человекоподобных фигур стояла прямо над кровавым пятном, возможно, ее призвал сраженный хозяин за миг до того, как пал. Один из двух крюков на длинных плечах, которые заменяли машине руки, был немного приподнят, и разгоряченное воображение Ангуса неожиданно подсказало ему страшную мысль, что несчастный Смайт стал жертвой собственного железного детища. Неживое вещество восстало, и машины убили своего повелителя. Но даже если это и так, что они сделали с телом? «Сожрали!» – шепнул прямо в ухо ужас, и ему стало не по себе, когда он представил себе изорванные на куски человеческие останки, поглощенные и перемолотые механической начинкой этих безголовых железных созданий.
С большим трудом восстановив умственное равновесие, он сказал Фламбо:
– Вот так дела. Бедняга просто растворился в воздухе, оставив на полу кровавое пятно. Чертовщина какая-то.
– Не знаю, имеет к этому отношение дьявол или нет, – промолвил Фламбо, – но остается только одно. Я должен спуститься и поговорить со своим другом.
Они прошли по лестнице мимо человека с ведром, который опять-таки клятвенно заверил их, что не пропускал посторонних, и спустились к швейцару и мнущемуся неподалеку торговцу каштанами, которые еще раз подтвердили свою бдительность. Но, когда Ангус хотел поговорить со своим четвертым агентом, он его не нашел. Оглядевшись по сторонам, он с некоторой нервозностью в голосе спросил:
– А где полицейский?
– Извините, – сказал отец Браун, – это я виноват. Я только что отправил его вниз по улице кое-что выяснить… Кое-что, как мне показалось, нужно выяснить.
– Что ж, ладно, – довольно сухо произнес Ангус. – Только очень скоро он может нам понадобиться. Дело в том, что несчастный наверху не просто убит, он пропал.
– Каким образом? – спросил священник.
– Отче, – заговорил тут Фламбо, – честное слово, мне кажется, что это дело по вашей части, а не по моей. В дом не входил ни друг, ни враг, но Смайт исчез, будто его феи унесли. Если уж это не сверхъестественная история, то я…
Договорить ему не позволило необычное зрелище. Грузный полицейский в синей форме выбежал из-за поворота дороги и стремглав кинулся к Брауну.
– Вы были правы, сэр, – задыхаясь, крикнул он. – Тело несчастного мистера Смайта только что нашли в канале внизу.
Ангус схватился за голову.
– Он что, спустился вниз и утопился? – спросил он.
– Он не спускался, сэр, это точно, – ответил констебль. – И он точно не утонул, потому что умер он от удара ножом в сердце.
– Хотя вы не видели, чтобы кто-нибудь входил в дом, – укоризненно сказал Фламбо.
– Давайте немного пройдемся, – предложил священник.
Когда они достигли противоположного конца полумесяца, он вдруг с досадой произнес:
– Какой же я дурак! Забыл кое-что спросить у полицейского. Нашли ли светло-коричневый мешок?
– Что? Почему светло-коричневый? – спросил изумленный Ангус.
– Потому что, если мешок этот другого цвета, дело придется начинать заново, – пояснил отец Браун. – Ну, а если светло-коричневый – его можно объявлять закрытым.
