Колесничие Фортуны - Владимир Свержин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Латники, аккуратно составив копья в пирамиду, засуетились у возка, а наша юная подопечная перебралась в экипаж своей свиты.
– Александер! Помоги мне взобраться на лошадь! – вновь услышали мы странный приказ.
Уже через пару часов, отдохнувшие, мы сидели в пиршественной зале замка Маунт-Нейвур и слушали рассказы о былых героических деяниях нашего радушного хозяина.
– ...Да, друг мой, вы не застали эти дни. Вы прибыли в Святую Землю двумя годами позже. Сражение при Тивериаде было самой страшной бойней, которую я видел в своей жизни. А уж их-то я насмотрелся немало. Мы с вашим отцом, Вальдар, были очень дружны тогда с триполийским графом Раймундом. И когда он бросил боевой клич, с радостью присоединились к его отряду. Саладин двинул тогда свое неисчислимое воинство к Тивериаде. Наш военный совет постановил всем силам крестоносцев соединиться на Сефурийской равнине, дабы дать решительный бой полчищам язычников. Все, кто только мог держать оружие, встали под боевые знамена. В городах оставались только женщины, дети и старики. И вот когда наша армия уже занимала всю равнину из конца в конец, пришла скорбная весть, что Саладин захватил Тивериаду и ныне осаждает крепость, в которой находится жена графа Раймунда. На нашего друга было страшно смотреть. Ибо он был истинный рыцарь и нежно любил свою очаровательную супругу. И все же он твердо стоял на том, что наше войско должно оставаться в Сефуре и дожидаться врага здесь, ибо там у нас были вода и продовольствие. “Что будет с армией в бесплодной пустыне? – говорил он. – Что, кроме гибели от голода, жажды и зноя, ждет ее там?”
Барон жадно отхлебнул из кубка, очевидно, живо вспоминая те времена:
– “...После взятия Тивериады Саладин сам будет искать встречи с нами. Так пусть же проклятые язычники терпят лишения в этой дикой пустыне, пусть Саладин потеряет то, что сохранят крестоносцы!” Если бы граф Раймунд командовал нашим войском! – тяжело вздохнул Нейвур. – Мы бы непременно победили. Но этот паршивый королишка, Ги де Лузиньян, – старый воин заскрипел зубами от ярости, – оказался еще более паршивым полководцем. Он обвинил нашего друга в трусости и заявил, что если уж он не желает идти на помощь своей супруге, то его долг как короля и сюзерена помочь ей. Обвинить в трусости графа Раймунда! – Слегка захмелевший барон с силой грохнул кубком о стол. – Да свет еще не видел столь отважного рыцаря, как он!
Я украдкой глянул на Лауру-Катарину. По-детски открыв рот, она жадно внимала рассказу старого рыцаря и, казалось, не видела ничего вокруг.
– Утром третьего июля мы выступили из лагеря. Ты знаешь, мой мальчик, какой зной царит в тех краях летом.
Я согласно кивнул: сорок градусов в тени в это время года было там обычным явлением.
– ...Граф Триполийский командовал авангардом, в котором и находились мы с твоим отцом. В арьергарде был Лузиньян, храмовники и иониты. Мы дошли до селения Марескальция, что в трех милях от Тивериады, и тут произошло то, что предсказывал граф Раймунд. Чтобы добраться до Генисаретского озера, нам пришлось долго плутать по тесным проходам меж безжизненных скал. И вот, когда наш отряд уже преодолел этот адский лабиринт, сарацины напали на арьергард. Это мерзкое ничтожество Ги Лузиньян, который оказался храбрецом только на словах, тут же поджал хвост, как трусливый шакал, и замер на месте, не зная, что делать дальше. “Увы, увы! – кричал он, разрывая на себе одежды. – Все для нас кончено, мы погибли и королевство потеряно!”
Барон на некоторое время замолчал, видимо, вновь переживая события того времени.
– Это была ужасная ночь. Сарацины подожгли сухую траву, покрывавшую долину, – дым, пламя, тучи стрел со всех сторон; прибавьте к этому голод и изнурительную жажду – такова была расплата за красивые слова коронованного глупца. Но только наступило утро, граф Раймунд, спокойный и невозмутимый, так, словно сладко спал всю эту ночь, решительно повел авангард через холмы к озеру. И вот, когда мы уже были у самых холмов, на них появилась армия Саладина. Она была несметна. Сарацинские воины были свежи и их кони не знали усталости. Но это не могло остановить нашего друга. Выстроив клином пехоту, он стремительным маневром повел их на вершину холма. За нашей спиной с небывалой доблестью сражались храмовники. Этот день покрыл их знамена неувядаемой славой, а имя иерусалимского короля – несмываемым позором.
Обессиленные все новыми и новыми атаками сарацин, эти отважные рыцари стояли насмерть, до последнего мига ожидая подмоги от короля. Но тщетно! Ничтожный трус вовсе потерял голову от страха. Он разбил свои шатры и совсем перестал предпринимать что-либо. Его войско, видя предательство своего полководца, тут же рассеялось, ища спасение в бегстве.
Мы предприняли новую отчаянную атаку. Подобно ангелу смерти, карающему язычников, мы ворвались в самую гущу их войска, мечами и копьями прокладывая себе путь к свободе. И вот, когда казалось, что спасение совсем уж близко, мусульманский дротик, пробив доспех, ударил мне в спину. Я рухнул с коня на острые камни, усугубляя свою и без того тяжелую рану. Не будь в эту минуту рядом со мной вашего отца, мой мальчик, не рассказывал бы я вам сегодня эту давнюю историю. Но на мое счастье, герцог Ингвар мчался рядом со мной. Увидев мое падение, он, рискуя жизнью, спрыгнул с коня и с такой яростью набросился на подступивших сарацин, что обратил их в бегство. Затем ваш отец взвалил меня, словно куль, поперек своего седла, и длань Господня заслонила нас от стрел врага. Ибо Всевышний всегда на стороне отважных. Мы прорвались.
Барон Нейвур вновь замолчал, задумчиво глядя куда-то в дальний конец залы, где с потолочной балки свисало добрых три десятка знамен, захваченных старым рыцарем в былые годы.
– А жена? – раздался в наступившей тишине неожиданно робкий голос нашей маленькой принцессы.
– Чья жена? – не понял вопроса наш добрый хозяин.
– Жена графа Раймунда Триполийского. – пояснила свой вопрос Лаура-Катарина.
– А? Да! Мы спасли ее. Саладин, как и предполагал граф Раймунд, идя навстречу нам, снял осаду с этой крепости, оставив около нее лишь небольшой отряд. Завидев нас, поспешили ретироваться сарацины, не приняв бой. Но, к слову сказать, леди Луиза вела себя, как подобает благородной даме и жене доблестного рыцаря. Она столь надежно организовала оборону крепости, что сарацины напрасно потеряли время, стоя под ее стенами.
Лицо каталунки просияло. Не знаю уж, чему она так радовалась, но, похоже, батальная эпопея, рассказанная лордом Джоном, интересовала ее исключительно с этой точки зрения.
– Да, мессир Вальдар, – лукаво ухмыльнулся барон, – твой отец, безусловно, великий воин. Но мне ли рассказывать о его славных подвигах?! Ты наверняка знаешь их не хуже меня. Но вот то, что ты пошел душой и характером в своего отца, – меня действительно радует.
Я попробовал сделать удивленное лицо.
– Ну, полноте, не смущайся, мой мальчик. – Джон Нейвур покровительственно похлопал меня по плечу. – Добрая слава к лицу опоясанному рыцарю. Конечно, я давно уже не появлялся в Лондоне, при дворе нашего шалопая-короля, но и здесь, в нашей глуши, есть кому поведать о твоих деяниях!
Я переглянулся с Лисом и стоически приготовился слушать очередную балладу. Соратник моего отца позвал слугу, исполняющего в этом доме роль дворецкого, и, дав знак приблизиться, что-то зашептал ему на ухо. Выслушав господина, тот кивнул и исчез из залы. Видимо, это и был обещанный бароном сюрприз. И он не заставил себя долго ждать. Слуга вновь появился на пороге и горделиво произнес:
– Ее сиятельство, леди Джейн Эйстон, маркиза Венджерси.
– А также моя дочь! – добавил славный нейвурский лорд, кладя руку мне на плечо. – А также молодой лорд Эдвард Эйстон, наследный маркиз Венджерси!
– А также твой сын, – добавил по закрытой связи сидевший напротив меня Лис, лишь только упомянутые особы появились в дверях залы.
– Беата, – произнесла леди Джейн голосом спокойным, как Везер при тихой погоде, обращаясь к уютного вида кормилице, ведущей за руку упитанного двухлетнего малыша, – сегодня здесь слишком многолюдно. Отведи лорда Эдварда в мои покои.
Я проводил тоскливым взглядом карапуза, забавно вышагивающего за миссис Беатой. Характерный высокий лоб, прямой нос и родинка над крылом правой ноздри малыша не оставляли ни малейшего сомнения в том, что передо мной самый что ни на есть чистокровный Камдил.
Глава тринадцатая
Я высоко ценю атмосферу дружбы и искреннего доверия, в которой проходит наша беседа.
Папаша МюллерГоды, проведенные в разлуке со мной, ничуть не изменили леди Джейн. Видимо, палящее солнце Британии давно уже иссушило потоки ее слез. Выглядела она по-прежнему потрясающе.
“Чудны дела твои, Господи...” – подумал я, мило улыбаясь своей незабвенной маркизе. Не скажу, чтобы это заставило ее мгновенно броситься мне в объятия, но ответная ее улыбка была традиционно-приветлива и нежна. Я чуть скосил глаза на Лауру-Катарину. Ее черные очи пылали, как костры инквизиции. Появление малыша вначале вызвало у нее закономерную умильную улыбку, которая тут же сменилась выражением растерянности. Но эта растерянность была тем самым “затишьем перед бурей”. Я смиренно вознес молитву Всевышнему, чтобы весь этот ураган страстей не пронесся сейчас же по пиршественной зале, сметая столы и сокрушая домочадцев.