Прерванная жизнь (ЛП) - Джессика Смит Коултер

— Грозы заставляют дуб отрастить глубокие корни, — повторяю слова Деррика, которые он сказал мне перед тем, как я уехала. Я тогда рассказала ему, как боялась назревающей внутри меня грозы. Деррик ответил, что это высказывание одного известного человека, а значит, не может быть просто какой-то глупой поговоркой. Это должно быть правдой.

Я поворачиваюсь, когда чувствую взгляд Трэвиса, обращенный ко мне, и краснею, когда сталкиваюсь лицом к лицу с его удивленной ухмылкой. Не давая мне увернуться от него, Трэвис заключает меня в объятья, тогда как его улыбка замирает напротив моего лица.

— Расскажите мне больше о своих дубах, принцесса.

— Не важно, — отвечаю с улыбкой на губах. — Я не хочу.

Он разворачивает меня таким образом, что мы оказываемся лицом друг к другу, и целует меня в губы.

— Дуб сильнее бури. Мне нравится. Кого ты цитируешь?

— Кого-то, кто гораздо умнее тебя.

Я спрыгиваю с кровати, в ночной рубашке бегу через дом к тропинке, ведущей к пляжу, и Трэвис следует за мной.

Глава 21

Прошло два месяца, с тех пор как я в последний раз видел ее, и мое волнение возросло до точки кипения. Девушка, которую я убил, не помогла унять эту тревогу. Она ничего не значила. Она была никем.

Я пытаюсь обуздать свое разочарование, чтобы не напугать Эрику, только во время ее сна, когда я нахожусь один в лесу, позволяю вырваться беспокойству и тревоге наружу. Я помню о своей главной цели, поэтому использую это время, чтобы охотиться и отточить свои навыки свежевания. (Примеч. Сдирание кожи (свежевáние) — один из исторических видов смертной казни и пыток (в зависимости от количества сдираемой кожи и метода осуществления этого), заключающийся в сдирании кожи с живого человека или его трупа). Благодаря этим периодичным урокам я научился причинять боль, а не смерть. Когда девушка покинула меня, моя жажда причинять боль разгулялась, и теперь я удовлетворен.

Мое удовлетворение растет, когда я с Эрикой, у которой бывают хорошие дни.

Вчера она даже попросила, чтобы я поставил Битлз, одну из ее любимых групп. (Примеч. англ. The Beatles — британская рок-группа из Ливерпуля, основанная в 1960 году, в составе которой играли Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон и Ринго Стар). Я перенес ее с кровати и осторожно поставил ноги на пол. Я поддерживал ее слабое тело своим, и мы вместе качались в такт музыке.

Хотел бы, чтобы Бэб был сегодня дома и мог видеть маму такой. У нее давно в последний раз был хороший день, и он готов на все, чтобы увидеть ее, когда она в лучшем настроении.

Той ночью она рыдала в моих руках, повторяя, как сильно меня любит. Я вытирал слезы, и мне было больно, хотя знал, что это были слезы радости. В ответ я сказал ей, как сильно я ее люблю, что она была и всегда будет для меня всем. Затем она рассказала мне, как она счастлива, но я ее заверил, что мне повезло больше.

По сей день я ощущаю себя цельным только благодаря ей, она исцеляет раны, которые без нее до сих пор терзали меня. Моя единственная оставшаяся мука — девушка.

Позже вечером я понимаю, как могу уничтожить ее эмоционально и в то же время заставить найти меня.

Всегда есть решение. Так уж случилось, что это решение не только вернет ее мне, но это будет также забавно и принесет мне гораздо больше удовлетворения, чем тогда, когда я просто держал ее в плену.

Глава 22

Пригревшись на солнце, я лежу с книгой в руке, в то время как Трэвис катается на доске для серфинга, а Лилу ныряет за камнями, которые привлекли ее внимание. Трэвис пытался научить меня пользоваться доской, но после пары сотен попыток стало совершенно очевидно, что единственное, чего я смогу достичь — сломанный копчик. Кроме того, я предпочитаю смотреть, как Трэвис катается на доске. Все его мышцы сокращаются, напрягаются и блестят на солнце, в то время как он пытается покорить набегающие на берег волны. Чернила татуировок — его лирика — блестят на его коже.

Я наблюдала за ним десятки раз, каждый раз — в новой обстановке, но здесь, на солнце и без рубашки, с выставленными на показ татуировками — вот это мой самый любимый вид. И я знаю, что буду хранить эти рисунки в памяти как символ нас двоих, когда мы были вместе, после того, как оставлю все это позади. Думаю, что время отъезда приближается, и от этой мысли мое сердце болит. У меня была цель — найти себя и стать независимой, и я сделала это. Я стала более сильной и узнала, на что способна. Я горжусь собой и тем, как далеко я зашла, и осознаю, что часть моего прогресса — заслуга Трэвиса.

— Трэвис, — я выдыхаю его имя, меня захватывает хаотичный поток мыслей. Мне придется оставить его, потому что, как он говорил раньше, ему незачем покидать Харбор-Айленд. Конечно, из-за меня он не покинет остров.

После нескольких месяцев, проведенных вместе, мы ничего не можем обещать друг другу. И я смирилась с этим. У нас есть наше настоящее, нечто особенное, и не нужно пустых обещаний, которые никто из нас не сможет выполнить.

Я люблю его. Без сомнений. Но в нашем случае любовь — не показатель, потому что она не поможет. То, что я испытываю к нему, подаренное мне волшебство не уйдет дальше этого острова. Итак, я решила закрыть свое сердце для любви и просто жить теми мгновениями, которые у нас есть. И когда я вернусь домой, сделаю на груди татуировку в виде сердца, которое будет со мной вечно.

— Я должен идти, — напоминает мне Трэвис.

В животе все напрягается при мысли о встрече с его семьей через несколько минут. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, но волнение явно написано на моем лице.

— Останься здесь и отдохни, принцесса. Я вернусь, — он снова целует меня в губы. — Они полюбят тебя. А если нет? — он резко вскидывает брови. — Тем не менее, они — моя единственная семья в этой жизни.

Я ударяю его по плечу, и он издает громовой громкий смех.

— Тоже мне, нагнетатель напряжения.

После очередного поцелуя он уходит. Лилу вскидывает голову и навостряет уши, роняя камень на берег, когда Трэвис едет на гольф-каре по нашей дорожке. Я зову ее ко мне, но, как и ожидала, она меня игнорирует и погружается обратно в океан. Без Лилу, которая отказалась составить мне компанию, я направляюсь в дом и занимаюсь уборкой и без того уже безупречного дома, только чтобы сконцентрироваться и отвлечься от водоворота мыслей.

Вычищая туалет, я слышу быстро приближающийся звук голоса Трэвиса, и мой желудок сжимается, язык утолщается. Я не умею знакомиться с новыми людьми, особенно когда эти новые люди члены семьи Трэвиса.

Глядя в зеркало, я приглаживаю волосы назад и затем скидываю напряжение с плеч — раз, два, и так три раза. Напряженность остается, так что я сдаюсь, и, оставив уборку, выхожу из дома на мой задний дворик и направляюсь навстречу женщине, которую привел Трэвис.

Она красивая, даже утонченная, со смуглой кожей и с длинными, вьющимися русыми волосами. Она маленькая, ее макушка едва достигает плеча Трэвиса. Но что привлекает мое внимание больше всего так это ее рука в руке Трэвиса. В этом простом прикосновение есть любовь, родственная любовь от матери к сыну.

Мое сердце щемит от боли при виде такой естественной материнской любви.

Подойдя к ним на трясущихся ногах, я протягиваю руку в знак приветствия, но она игнорирует мою руку и обнимает меня. Я делаю шаг назад, пытаясь отступить, когда она целует меня в щеку. Выпучив глаза, я смотрю на Трэвиса, который обнимает меня за плечи.

— Я должен был сказать тебе. Барбара любит обниматься, — Трэвис смотрит на меня с веселым беспокойством.

Я отбрасываю свой первоначальный шок и улыбаюсь Барбаре в ответ.

— Не обращайте на меня внимание, — она машет нам. — Я просто счастлива, что мой мальчик нашел кого-то особенного, — она похлопывает его по плечу.

Я краснею, а Трэвис неловко топчется на месте, как будто он на самом деле маленький мальчик.

— Я не знаю, насколько я особенная, — улыбаюсь я, пытаясь поднять настроение. — Но Трэвис вам скажет, что я скорее странная.

— Трэвис Кейлар, почему ты позволяешь ей говорить о себе подобное? — предупреждает его Барбара.

Я усмехаюсь, когда он переступает с ноги на ногу под ее пристальным взором.

Неуверенность появляется лишь на мгновение. Если бы я моргнула, я бы пропустила ее. Его полуулыбка возвращается, и я нахожу, что меня это больше привлекает, чем то, как он выглядит, когда его ругают.

— Холли не просто странная, Барб.

Он подмигивает мне, в то время как я показываю ему средний палец.

— Она также немного сумасшедшая.

— Только немного? — моя улыбка становится шире, и я расслабляюсь от нашего подшучивания.