Работа актера над собой в творческом процессе переживания - Константин Станиславский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, интересная подробность: за все время сегодняшнего урока мне ни разу не пришел в голову мой ненавистный враг на сцене – черная дыра портала. Это удивительно!
– Вот вам и большой круг! – сказал Торцов, когда вся гостиная осветилась ярким светом. Другие комнаты пока оставались темными, но внимание уже заблудилось в большом пространстве.
– А вот вам и самый большой круг! – воскликнул Аркадий Николаевич, когда все остальные комнаты вдруг осветились полным светом.
Я растворился в большом пространстве.
– Размеры самого большого круга зависят от дальнозоркости смотрящего. Здесь, в комнате, я расширил площадь внимания, насколько было возможно. Но если бы мы были сейчас не в театре, а в степи или в море, то размер круга внимания определялся бы отдаленной линией горизонта. На сцене эту линию дальней перспективы художник пишет на заднике.
– Теперь, – объявил Аркадий Николаевич после некоторой паузы, – я повторю те же упражнения, но только не в темноте, а на свету.
Создайте мне сейчас, при полной рампе и софитах, сначала малый круг внимания и публичное одиночество в нем, а потом средний и большой круги.
Чтоб помочь ученикам, Торцов показал технические приемы для удержания внимания, расползающегося при полном свете.
Для этого надо ограничивать намечаемую площадь, или круг для зрительного внимания, линиями самих предметов, находящихся в комнате. Вот, например, круглый стол, уставленный разными вещами. Площадь его доски является очерченным малым кругом внимания на свету. А вот на полу довольно большой ковер со стоящей на нем мебелью – это средний круг на свету.
Другой, еще больший ковер ясно очерчивает большой круг на свету.
Там, где пол открыт, Торцов отсчитывает нужное ему количество нарисованных на половике квадратиков паркета. Правда, ими труднее зафиксировать линию намеченного круга и удержать внимание в его пределах – тем не менее и квадратики помогают.
– А вот вам и вся квартира – это самый большой круг внимания на свету.
По мере расширения площади, к моему отчаянию, черная дыра портала снова влезла на сцену и овладела моим вниманием. Благодаря этому все проделанные раньше упражнения, обнадежившие было меня, потеряли цену. Я снова чувствовал себя беспомощным.
Видя мое состояние, Аркадий Николаевич сказал:
– Я скажу вам еще об одном техническом приеме, помогающем управлять вниманием. Вот в чем он заключается: во время расширения круга на свету площадь вашего внимания увеличивается. Однако это может продолжаться лишь до того момента, пока вы способны удерживать мысленно очерченную линию круга. Лишь только намеченные границы начнут колебаться и таять, надо скорее суживать круг до пределов, доступных зрительному вниманию.
Но как раз в этот момент нередко происходит катастрофа; внимание выскальзывает из вашей власти и растворяется в пространстве. Приходится снова собирать и направлять его. Для этого скорее обращайтесь к помощи объекта-точки, хотя бы, например, вот к этой лампочке в коробке на столе, которая сейчас опять вспыхнула. Нужды нет, что она теперь не так ярка, как казалась раньше, в темноте, тем не менее это не мешает ей и сейчас привлекать к себе внимание.
Теперь, после того как вы его на минуту укрепили, создавайте сначала малый круг на свету с лампой в его центре. Потом наметьте средний круг внимания на свету и в нем несколько малых.
Мы проделали все заказанное нам. Когда же площадь внимания расширилась до предела, я опять растворился в огромном пространстве сцены.
На круглом столе при полном освещении вновь вспыхнула лампа в коробке.
– Смотрите скорей на этот объект-точку! – крикнул нам Торцов.
Я впился глазами в горевшую среди полного освещения лампу и почти не замечал, как вокруг все погрузилось в мрак и как из большого круга образовался средний.
Затем средний круг сузился до малого. Еще лучше! Он – мой любимый, и я им владею свободно.
После этого Аркадий Николаевич проделал в темноте уже знакомые нам переходы от малого круга к большому кругу и обратно – от большого к малому, и снова от малого к большому и обратно.
Такие переходы были повторены раз десять и в конце концов сделались нам до некоторой степени привычными.
Но вот, после десятого повторения, при самом большом круге, когда вся сцена ярко осветилась, Торцов крикнул:
– Ищите средний круг на свету, и пусть ваш взор свободно гуляет внутри его.
Стойте! Распустили внимание! Скорее хватайтесь опять за спасительную лампу! Она для этого горит на свету. Вот так! Отлично!
Теперь давайте малый круг на свету. Это не трудно при горящей в его центре лампе.
Потом мы вернулись, в обратном порядке, к большому кругу на свету, цепляясь в опасные минуты за спасительную лампу – объект-точку. Эти переходы на свету были так же проделаны много раз.
– Если заблудитесь в большом кругу, – приговаривал все время Торцов, – скорее цепляйтесь за объект-точку. Удержавшись на ней, создайте себе малый круг, а потом и средний.
Торцов старается выработать в нас бессознательный, механический навык перехода от малого круга к большому и обратно, не распуская при этом внимания.
Я еще не выработал этой привычки, но все-таки понял, что прием ухода в публичное одиночество при расширяющемся круге может превратиться на сцене в естественную потребность. Когда я сказал об этом Торцову, он заметил:
– Вы вполне оцените этот прием только тогда, когда очутитесь на громадной площадке концертной эстрады. На ней артист чувствует себя беспомощным, точно в пустыне. Там вы поймете, что для своего спасения необходимо владеть в совершенстве средними и малыми кругами внимания.
В страшные минуты паники и растерянности вы должны помнить, что чем шире и пустыннее большой круг, тем уже и плотнее должны быть внутри него средние и малые круги внимания и тем замкнутее публичное одиночество.
После некоторой паузы Торцов перешел к световой демонстрации новой группы малых и средних кругов внимания, мы находились в их центре, теперь же мы очутились в темноте, вне светового блика.
Все лампы потухли, а потом, вдруг, зажглась висячая лампа в соседней столовой. Там круглый блик света падал на белую скатерть обеденного стола.
– Вот вам малый круг внимания, вне вас лежащий.
Потом этот круг увеличился до размеров среднего круга, вне нас лежащего. Он освещал всю площадь соседней комнаты, потом охватил все другие помещения, кроме той темной комнаты, в которой мы сами находились.
– Вот вам и большой круг внимания, вне вас лежащий.
Из темноты гостиной было удобно наблюдать за тем, что делалось вокруг нас, вплоть до самых отдаленных точек, доступных нашему зрению. Я мог выбирать для своего наблюдения и отдельные объекты-точки, и малые, и средние, и большие круги внимания, вне нас лежащие.
Такие же упражнения с кругами всех размеров, вне нас лежащих, были произведены при полном свете. На этот раз и гостиная, и все другие комнаты были освещены. Мы должны были мысленно намечать, суживать и расширять круги внимания, вне вас лежащие, как мы это делали раньше, когда сами находились в центре своего круга.
……………………… 19… г.
В начале сегодняшнего урока я в порыве восторга воскликнул:
– Если бы можно было никогда не расставаться с малым кругом на сцене!
– И не расставайтесь! Ваша воля, – ответил Торцов.
– Да, но не могу же я всюду носить с собой лампу с абажуром и ходить с ней, как под зонтиком.
– Этого я вам, конечно, не посоветую. Но вы можете носить с собой повсюду малый круг внимания не только на сцене, но и в самой жизни.
– Как же так?
– А вот сейчас увидите. Идите на подмостки и живите там, как у себя дома: стойте, ходите, пересаживайтесь.
Я пошел. Наступила полная темнота, во время которой вдруг откуда-то появился круглый блик света и начал двигаться вместе со мной.
Я прошелся по комнате, а круг за мной.
Тут произошло непостижимое: я присел к роялю и заиграл мелодию из «Демона» – единственную, которую умею играть.
Этот необыкновенный факт для его должной оценки требует комментария. Дело в том, что я никакой музыкант и играю дома потихоньку, когда бываю совсем-совсем один. Беда, если кто-нибудь услышит мое треньканье и войдет во время игры ко мне в комнату. Тогда я захлопываю крышку, краснею, словом, веду себя как гимназист, пойманный в курении. Но сегодня я выступал публично в качестве пианиста, но не испытывал никакого стеснения, играл без запинки и не без удовольствия. Это невероятно! Это чудо! Чем это объяснить? Быть может, круг внимания защищает нас плотнее на подмостках, чем в жизни, и артист чувствует его там сильнее, чем в действительности? Или у круга внимания есть еще какие-то свойства, неизвестные мне? Из всех тайн творчества, в которые нас посвятили за короткое время пребывания в школе, малый передвижной круг внимания представляется мне наиболее существенной практически важной ценностью. Передвижной круг внимания и публичное одиночество – вот отныне мой оплот против всяких скверн на сцене.