Сборник — Финт хвостом - А.Р. Морлен

Так что когда Блур развернул свой «мерс» по широкой дуге и зашуршал колесами по сосновым шишкам и песку на краю проселочной дороги посередине Нигде, Горный район, Хендерсон уже ни капельки не сомневался, что их шансы на успех этого безнадежного предприятия равны нулю.

— Все взял? — спросил Блур, прежде чем запереть машину.

Хендерсон кивнул, приподняв рюкзак. Блур нагнулся и спрятал ключи за крыло заднего колеса.

— Нет смысла тащить их с собой, — пояснил он, — а там их никто не найдет. Пойдем. Только старайся ступать как можно тише. Дикие кошки очень пугливые.

— Ты действительно думаешь, что мы найдем хоть одну? — спросил Хендерсон.

— Я не вернусь домой без добычи. — С этими словами Блур ускорил шаг. Хендерсон шагнул следом за ним в полумрак леса. Он напряженно вслушивался, но лес молчал: не жужжала мошкара в редких островках света, не рыли землю маленькие животные, и — что самое удивительное — не пели птицы в верхушках деревьев. Он не приближался к Блуру, но старался не терять его из виду ярдах в двадцати впереди.

— Темно здесь как-то, — крикнул он, когда заметил, что деревья смыкаются вокруг.

— Ш-ш-ш, — шикнул Блур, взмахнув рукой. — Дикие кошки — ночные животные. — Он встал на месте и подождал, пока Хендерсон его не нагонит. — Проще сказать: чем темнее вокруг, тем у нас больше шансов ее поймать. Только не надо шуметь.

Они двинулись дальше, Хендерсон снова пошел чуть сзади. По дороге он думал об Элизабет. Они встретились два года назад, на отдыхе в Паксосе. Она сразу же привлекла Хендерсона, который безошибочно определил в ней скучающую жену. Он заметил ее как-то утром, когда ему случилось завтракать в одно время с Блурами. Однажды вечером он последовал за ними в одну популярную среди туристов таверну и засел в темном углу с миской оливок и бутылкой белого вина. Блур поглощал блюдо за блюдом, а Элизабет то и дело поглядывала поверх его плеча и пару раз встретилась взглядом с Хендерсоном. Возвращаясь в отель, она пару раз оглянулась — и он был там, на кромке прибоя, брюки закатаны, пиджак переброшен через плечо с хорошо рассчитанной небрежностью. Так что когда Элизабет спустилась в холл через полчаса после того, как поднялась вместе с Блуром в их номер, и обнаружила Хендерсона — он выпивал в одиночестве в баре, — никто из них по-настоящему не удивился.

Хендерсон заказал еще бутылку вина, и они выпили ее вместе за разговором, который напоминал словесную игру в прятки.

— Каждый четверг вы вместе ходите вечером по магазинам, — угадал Хендерсон. — Ты толкаешь тележку и нагружаешь ее покупками, а он вышагивает впереди, выбирая сосиски в вакуумных упаковках и зажигалки для барбекю, на которое вы никогда не выберетесь, потому что он слишком занят с делами.

— Ты записываешь программы Радио-Тайме, — говорила она, поднося бокал к накрашенным губам, — а потом забываешь их смотреть, а вместо этого просто сидишь и слушаешь музыку, нянчась с бутылкой пива. Скорее всего старый джаз или саундтреки к любимым фильмам. Приятная и уютная музыка.

— А когда я собираюсь записать что-нибудь с телевизора, — продолжил он, — я никогда не смотрю, что уже есть на кассете, а просто записываю следующую программу поверх старой. У

меня есть кассеты почти целиком из одних окончаний программ, которые я хотел посмотреть.

— Ты не ходишь в бары для одиноких, — она скрестила ноги, ее платье чуть приподнялось, — но наблюдаешь за женщинами в ресторанах и барах, причем всегда за замужними. Ты стараешься поймать их взгляд, когда мужья отлучаются в туалет.

— Ты долго-долго принимаешь душ, когда он уходит на работу, тебе нравится, как вода струится по телу. А потом ты любишь растянуться на ковре из овечьей шкуры в гостиной.

— Как кошка, — добавила она, допивая вино. Потом они спустились к морю и говорили какую-то чепуху о звездах. Потом возвратились в отель, в одноместный номер Хендерсона. Потом она приняла душ и перед самым рассветом ушла к себе в номер к ничего не подозревавшему Блуру.

В оставшуюся неделю Хендерсон свел дружбу с Блуром; это был единственный способ избежать подозрений. Он активно общался с мужем и в то же время трахал его жену, которая внезапно полюбила долгие одинокие прогулки, как правило, по пустынным уголкам побережья, но иногда — прямо в комнату Хендерсона на самом верхнем этаже. Блур, который был преуспевающим бизнесменом и человеком вполне самодостаточным, все же тянулся к старшему приятелю, скромному лектору по экономике, и мог часами сидеть, зачарованный его теориями и именами, которыми тот так небрежно бросался: недавно обедал с главой Конфедерации британской промышленности, получил приглашение на свадьбу дочери директора Имперского химического треста, крупнейшего в Западной Европе химического концерна.

— И что из этого правда? — спросила Элизабет во время одной из прогулок.

— Кое-что, — ответил он. — Остальное — уже на доверии.

Хендерсон играл с Блуром, как с рыбой — то подсекал, то разматывал леску, когда хвалил блуровскую проницательность, сравнивал его деловые стратегии с последними веяниями в Японии и Германии, тактично давал советы, как скромный помощник при главном министре. Блур сиял и раздувался от гордости весь остаток греческих каникул и непрестанно отпускал идиотские шутки по поводу названия острова.

— Паксос, Паксос... то ли подсос, то ли отсос, — выдавал он время от времени и пускался в совсем уже непонятные словоизлияния. Элизабет держала его за руку, (а другая ее рука в это время лежала под столом на полотняных брюках Хендерсона). По лицу Хендерсона блуждала рассеянная улыбка.

Они заказали обратные билеты на один рейс, и Блур сам предложил, чтобы Элизабет села с Хендерсоном и не мучилась бы в салоне для курящих. В Гартвике они пригласили Хендерсона приехать к ним в Ньюкасл, как только позволит его расписание. И он стал наведываться к ним в гости. Только на самом деле Хендерсон ездил в Ньюкасл значительно чаще, чем думал Блур. Например, он проводил выходные у Блуров, а уже в среду вечером опять возвращался в Госфорт — по четвергам у него не было лекций — и снимал комнату в Сент-Мэри в бухте Уитли, куда Элизабет приходила к нему, как только Блур уезжал на работу. Они гуляли по продуваемому ветром пляжу и сравнивали его с жаркими пляжами Паксоса. Никто из них не говорил о любви, разве что Элизабет иногда упоминала это слово — «любовь», — когда рассказывала о Блуре («Он действительно меня любит, знаешь»), но им и не нужно было говорить о своих чувствах друг к другу. Элизабет звонила Хендерсону, когда Блура срочно вызывали в Брюссель или Копенгаген, а старенькая машина Хендерсона все больше и больше нуждалась в починке.