Антиабсурд, или Книга для тех, кто не любит читать - Алексей Слаповский

Однажды он шел по переулку и увидел, как стайка детишек лет восьми-десяти что-то со смехом несет в подворотню. Он пригляделся и увидел, что дети несут тоже ребенка, они несут его за руки и за ноги.

— Что вы делаете? — спросил Лагарпов.

— Мы в фильм ужасов играем, — ответили они.

Лагарпов не смотрел фильмов ужасов, но представлял, что это такое, ему рассказывали. Он забеспокоился.

— А как это? — спросил он.

— А мы сейчас Димку запрем в темном сарае, а в сарае этом страшный Фредди Крюгер, он его убьет и замучает.

Димка молчал, он обессилел от крика из слез. Но сумел все-таки сообразить, что взрослый дядя может выручить его — и начал дергаться.

Лагарпов педагогическим чутьем, которое он знал за собой, понял: бесполезно сейчас говорить детям, что пугать других детей нехорошо, они слишком увлечены. Надо переключить их внимание на другую игру.

— Давайте лучше, — сказал он, — играть в кинокомедию.

— Какую еще комедию? — спросили дети недоверчиво.

— Очень веселую. Я такую видел. Там дети стали будто взрослые, а взрослые будто дети. То есть, взрослые ходят в школу, а дети занимаются взрослыми делами. Очень смешно. Давайте вы сейчас усадите меня будто за парту и будете строго спрашивать с меня уроки, а я буду отвечать.

— А если не выучил, наказывать можно? — спросили дети.

— Можно, — сказал Лагарпов.

Дети отпустили счастливого Димку и побежали с Лагарповым к сараю, где быстро соорудили школьный класс из ящика вместо парты, двух кирпичей вместо стула и клочка бумаги вместо школьной тетради.

— Встать, учитель идет! — приказали дети, и Лагарпов послушно встал.

Ему разрешили сесть.

— Сколько будет дважды два? — спросили дети.

— Четыре, — сказал Лагарпов, радуясь их веселью.

— Неправильно, пять!

— Хорошо, пять.

— Не пять, а четыре! — сказали дети. — Не знаешь, так и скажи! Сидит, как дурачок, весь урок пялится в окно, в носу ковыряет. Ждет, когда его в школу для дебилов отправят. Ты дождешься, отправим — и пусть твои родители жалуются. Нечего жаловаться! Если придурка воспитали на нашу голову! Сами воспитали, сами и учите! Чудище тоже нашлось! Марш из класса! Стой! Без родителей не приходи!

— Хорошо, — сказал Лагарпов, топчась на месте, ему показалось, что игра зашла в тупик.

Но нет, дети направили его в сарай, и это оказался дом, и тут его ждали уже родители.

— И охота нам за тебя краснеть, вахлак? — спросили дети за родителей. — Ты что, маленький совсем? Бегаешь целыми днями на улице, не загонишь тебя, спать не уложишь, а на уроках спишь потом, скотина такая. Ты посмотри, что в комнате у тебя творится, свинья ты такая! А сестре платье зачем изрезал, свинья ты такая? Парашютики он захотел сделать! Ну и что, что платье старое, из него мать фартук сшить хотела, а он взял и изрезал! Знал бы ты, каким трудом это все достается, бездельник ты такой, сукин сын. Убить тебя мало!

— В самом деле! — выделился из хора звонкий, как колокольчик, голос Димки, — убить его, придурка, да и дело с концом!

И дети убили Лагарпова.

Когда к Лагарпову пришла старость, он стал все чаще задумываться.

История любви

рассказ попутчика

— Ну, допустим, представь — вот я... Ну, она тоже, само собой... То есть как бы... С другой стороны — обстоятельства... Ладно... Тогда я, как мужчина... Я мужчина, в моих руках инициатива. Ведь так? Я правильно? Ну вот... Я — как мужчина. А она? Она... Ладно... Но инициатива в моих руках... То есть, как бы, например... Ну, ты понимаешь. Я же мужчина. Поэтому — само собой. Другой, может, он там как хочет, а я не могу. Во-первых, мужчина, во-вторых, характер. Хорошо. Что делать? Ну, вот ты. Допустим, на моем месте. Что делать?.. Я тоже не знал... С одной стороны, я мужчина, с другой стороны — тоже человек... Но проблематично... Тогда она мне: без эксцессов. Положим, эксцессы эксцессами, а характер? А он — нечего даже говорить. Тогда говорю — пусть. Она, ты понимаешь, начинает свои резоны... С одной стороны нельзя не согласиться, с другой стороны логика должна быть или нет? И в частном случае и вообще? Логика должна быть? Как по-твоему, должна быть логика? Вот! Но это же надо понимать! Допустим, как бы, если посмотреть, я понимаю, ты понимаешь, а кто-то не понимает. Что делать? Хорошо, пускаем все на самотек, хотя, допустим, я как бы и против, а с другой стороны, понимаю логику обстоятельств. Хотя сплошная чехарда — то обстоятельства есть, а логики нету, то есть логика, а обстоятельства уничтожились. Ты понимаешь? Это какие нервы надо иметь? Ну, я пошел тогда и напрямик. Говорю: так и так. Он ничего, то есть, как бы, ну, ты понимаешь. А она не знает. То есть знает, но не конкретно. Не в подробностях. Но суть известна. Оглядываюсь — со всех сторон получается цейтнаут. А? Цейтнот? А не цейтнаут? Почему цейтнот? Ну, пусть, дело не в этом. Собственно, уже и ни в чем дело. Какое уж тут дело, никакого дела, ничего уже не осталось. Думаю — ладно. Раз так, что остается? То есть, в принципе, если подумать... Но это время надо и сообразить надо, а когда так, то уже ничего... Ну, и с пятого этажа. Полгода собирали. Уникальный случай, говорят.

— Кто с пятого этажа?

— Я.

— Чего с пятого этажа?

— Я ж говорю: прыгнул.

— Кто?

— Да я же.

— Отчего?

— Ну, как... От этого самого. Ну, короче... Любовь.

Честность

рассказ в стихах

(верней — в песне)

Гаврилов токарем служилвесь день. А после сменыон в общежитье приходил —в свои родные стены.

И в комнату едва войдя,он разувался тут же,свои взопревшие носкина подоконник ложа.

Его сожители в резонтревожно говорили:— У нас и так тут не озон,нужны ли нам носки ли?

Ты спрячь их лучше под матрас,как мы все трое прячем,а то воняют, извини,они на всю округу.

Гаврилов гордо отвечал:судьба не виновата,что у меня одни носкии что одна зарплата.

Я слишком с честностью знаком,таиться не умею.Не тычьте мне в глаза носком,я честь и стыд имею!

Его друзьям от этих словсейчас же стало стыдно,и достают своих носков,чтоб все их было видно.

Они на стулья и на столноски открыто ложат.Отныне презирая ложь,скрываться не желая.

Вы думаете, тут финал,но это предисловье.Дух честности торжествовал,душевное здоровье.

Но женщины, что, говорят,в мужчинах любят честность,коварны оказались все;я ставлю вас в известность.

Подруги наших всех мужчин,узнав про их правдивость,исчезли, не сказав причин.Где в жизни справедливость?

Они к мужчинам тем ушли,что ездят в «Мерседесах»,себя по подлому ведут,нечестно, некрасиво.

Но такова у женщин суть —чем хуже им, тем лучше.Ах, как легко их обмануть!Но — сами виноваты.

Когда ж рабочий паренек,когда душа открыта,они воротят сразу нос,как свиньи от корыта.

Не верьте женщинам, друзья!И будет все отлично!Гаврилов сроду не женат —и ничего. Не тужит.

Петр Епифанов

(еще один рассказ в стихах,

верней — в песне)

Я спою про Петра Епифанова —он того заслужил.Посреди бытия неустанногоон живет, как и жил.

Его родина — драная улица,дряхлой бабки слеза.И когда он поет и целуется —закрывает глаза.

Он встает по утрам по будильнику,если не выходной.Время точит, подобно напильнику.Что ж, еще по одной.

Он не знает великих и планов их,он не рвется на бой.Среди прочих других Епифановыхон живет сам собой.

Он живет и работает вежливо,без огня и души.Он спокоен и ровен, хоть режь его,хоть в газету спиши.

Отчего ж про Петра Епифановане могу я не петь?Не постичь вдохновения — странного,как любовь или смерть.

Орлов, человек,

выдающий и

не выдающий справки

(третий рассказ в стихах,

верней — в песне)

Твой взор, Орлов, недвижен и суров.И мысль проста, как косточка в урюке.Я знаю только то, что ты Орлов,и то еще, что стрелкой гладишь брюки.

Пространство ими строго ты рассеки сел на стул, и посмотрел устало.Сгустился, словно вечности кусок,ты над столом, подобьем пьедестала.

Но ничего! Я для тебя припассвой пьедестал незыблемого духа!Держись, Орлов, на твой сегодня час,и на тебя найдется, брат, проруха!

Я закален и не в таких боях,наполнен я живительным сарказмом.И ты, меня заранее боясь,не трать себя в усилии напрасном.

Я ваши речи знаю назубок,я ваши знаю наизусть повадки!Смотри, Орлов, от гнева лоб мой взмоки крыльями встопорщились лопатки!

Но если все ж, на это наплюя,захочешь поиграть своей судьбою,то я тебя... то я тебе... то я....Ну, начинай, я приготовлен к бою!

И он вознес властительную длань...И — выдал сразу нужную бумажку.Кто жив — замри! Кто умер — стрункой встань!Господь, узри орловскую поблажку!

Он дал без слов, не вытянувшись в рост,не закричав от боли и от муки,он был велик воистину — и прост,хоть мог вполне считать людей на штуки.

За что? За что? Я закрываю дверь,я ухожу, почти больной от счастья.Я уцелел. Я не растоптан властью.Как жить? Во что не верить мне теперь?

Кистеперов