Прощайте, призраки - Надя Терранова

— То есть ты предлагаешь мне подарить жизнь сыну и назвать его в честь папы? Произвести на свет ребенка, который никогда не узнает, чье он носит имя — живого человека или мертвого? Я не дам ему ни имени, ни жизни, потому что, пока тело моего отца не обрело пристанища, покоя не будет ни у меня, ни у детей, которых я могла бы родить, — выпалила я на одном дыхании, ощущая себя персонажем греческой трагедии.

На мой выпад мама ответила молчанием. Почувствовав победу за собой, я решила сменить тему и предложила сходить за покупками к ужину, но мама сказала, что у нас и так все есть. Мне же хотелось выпить местного пива, легкого и пенистого, взять его прямо из холодильника продуктового магазина рядом с домом. Мне нужен был кислород, много кислорода; выйдя на улицу, я жадно задышала. Едва я вошла в магазин, его владелица приветствовала меня по имени. Мне были неприятны напускное добродушие и памятливость этой сварливой старухи, которая отличалась таким деспотизмом, что никогда не оставляла в лавке за главного ни одного из своих детей и безраздельно правила королевством прилавков, созданным задолго до моего появления на свет. Она оставалась такой же, что и в моих воспоминаниях, разве что двойной подбородок превратился в тройной, а морщины стали более глубокими и многочисленными. Выйдя на улицу, я дошла до пьяццетты вблизи торренте Трапани, с недавних пор переделанной в детскую площадку, села на скамейку, откупорила бутылку, сделала первый глоток пива и подумала о Пьетро.

За несколько дней до моего отъезда в Мессину мы решили отметить окончание сезона моей программы и отправились ужинать в свой излюбленный ресторан. Я взяла мясо и салат из цикория, муж выбрал фетучини, а вместо обычной полбутылки домашнего красного заказал целую бутылку фриульского вина. С первым бокалом я почувствовала, как спадает усталость. Весь август я трудилась без отдыха, мучаясь от римского зноя и толп туристов, невыносимо страдая в метро и за вечно закрытыми ставнями. Пьетро что-то рассказывал, но я слушала его вполуха, он жаловался сперва на работу, потом на вечно ломающуюся машину. За вторым бокалом я окончательно расслабилась, официант принес нам заказ, я вытянула ногу под столом, чтобы подразнить мужа, как в первые дни нашего знакомства. Он опустил руку и погладил мою лодыжку, затем кивнул и отлучился в туалет. Я знала, что он пошел мыть руки. Его ласки были нежными и пикантными, но привычка к чистоте напомнила мужу, что мы все еще сидим за столиком в ресторане и что нам нужно трогать не только друг друга, но и приготовленную для нас еду. Я утопила разочарование в третьем бокале и в послеобеденном дижестиве с крендельками. Когда мы вернулись домой и легли спать, муж притянул меня к себе и робко поцеловал. Я не отреагировала на его заигрывания, и он почти сразу отстранился.

Желание умеет быстро улетучиваться и не возвращается по первому зову или потому, что так надо. Мы с Пьетро старались вернуть то неуловимое, что нас угораздило утратить, но терпели в этих попытках поражение за поражением.

В послеполуденный час улицы были безлюдными. Я покрутила головой по сторонам и вдруг увидела знакомый стройный силуэт. Молодая женщина со светлой вьющейся шевелюрой переходила дорогу и оживленно болтала с кем-то по телефону.

— Сара! — ахнула я и бросилась догонять подругу юности.

Та удивленно обернулась, кивнула на телефон в руке и простилась с собеседником, пообещав, что перезвонит ему при первой возможности.

— Привет, Ида, какими судьбами?

— Да вот, мама попросила приехать и помочь разгрести завалы старого хлама в доме.

— Надолго ты здесь?

— Побуду еще несколько дней, моя программа не выходит в эфир до октября, так что у меня, считай, отпуск. Ты обитаешь в этом районе?

— Нет, недавно перебралась повыше, в Аннунциату, купила квартиру в новом жилом комплексе «Ле Джаре»[12]. Здесь я по работе, нужно осмотреть беременную кошку одной клиентки.

— Не сомневаюсь, что ты самый компетентный и востребованный ветеринар в городе. Прости за нескромный вопрос — с кем живешь?

— У меня есть чудесный таксик по имени Аттила.

— Как насчет того, чтобы вместе поужинать?

— Не могу, Ида, работы вагон, да к тому же я сейчас одна в клинике. Передавай привет маме. Ну, пока!

Она ни о чем меня не спросила, ни словом не упомянула мою работу, не похвалила и не поругала программу. Интересно, Сара ее слушает? Иногда я подворовывала для своих историй сюжеты из ее жизни. С тех пор, как мы перестали дружить, новыми подругами я не обзавелась и сейчас вдруг почувствовала, что сильно скучала по Саре все эти годы. Ее холодность оставила в моих руках пустоту. Я стояла, и мне все мерещилось, будто я обнимаю воздух.

Вернувшись на детскую площадку, я увидела филиппинку с двумя дочками, одна забралась на качели, другой захотелось поиграть в классики, нарисованные на земле несмываемым желтым маркером. Мать села на скамейку напротив, старшая дочь не желала слезать с качелей и упрямо раскачивалась, будто бросая вызов небу. Я вдруг почувствовала, что должна поиграть с младшей девочкой. Поймав приветливый взгляд ее матери, я улыбнулась, подошла к классикам и первая кинула камешек. Девочка оторопела, но, увидев, что прыгунья из меня слабая, набралась храбрости и заскакала вслед за мной. Я прыгала и стискивала зубы, прыгала снова и снова, я выиграла первый раунд, выиграла второй и проиграла третий. Мне казалось, что в мире нет больше никого, кроме нас двоих, двух незнакомых друг другу девочек тридцати шести и семи лет от роду, которые самозабвенно скачут по нарисованным клеточкам и могут грустить и смеяться, терпеть поражение и побеждать.

Ближе к вечеру, когда жара стала спадать, мы с мамой поднялись на террасу. Никос и его отец работали над парапетом.

Солнце село чуть раньше, чем накануне, дни становились короче. Весело взглянув на меня, Никос подошел и вполголоса спросил:

— Ну, как успехи? Уже решила, что выкинешь?

— По правде сказать, мне тут вообще ничего не нужно, кроме одного предмета, — отозвалась я, думая о своей красной шкатулке.

— Ну и ехала бы обратно к мужу, зачем бросила его так надолго? — поддел он.

— Составляю маме компанию, пока вы здесь трудитесь. И потом, не ты ли утверждал: «У каждого в жизни есть только один дом»?

— Я, было дело. И потом, когда в доме