Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

Он рассказал Варваре, почему молян прошёл не так, как обычно. Когда солнце начало свой путь к закату, с юга приползла тёмная туча, и начался проливной дождь. Вознеся славу богам и отведав ритуальные блюда, промокшие люди поплыли домой, не проведя и половины обрядов.

— Это плохой знак, очень плохой! — вздохнул Офтай. — Ливень на Велень озкс! На нас за что-то злится Ведь-ава. Завтра состоится озказне. У мельничного омута. Сейчас до Инжани дойду, кое-что обсудить надо.

Варвара насторожилась, услышав слово «озказне». Оно означало ритуальный дар богам, но именно сейчас — человеческое жертвоприношение: разгневанную Ведь-аву по-другому не умилостивишь.

«Не Дениса ли они хотят отправить на съедение Ведь-аве? Мы чужаки, а у него так вообще крест на шее. Вдруг нас для этого сюда привезли? Вправду ли им кузнец нужен или враньё это было? Неужели я останусь одна? И спасти мужа никак уже не смогу. Буду молить богов, чтобы всё обошлось», — испуганно думала Варвара.

Денис тоже заволновался, увидев беспокойство на лице жены.

— Вы о Ведь-аве что-то гутарили? — поинтересовался он.

— Да-да … — торопливо и отстранённо ответила она.

— Чего ты так перепугалась?

— Дева воды злится на деревню. Гроза на керемети была.

Варвара решила не говорить мужу о жертвоприношении, чтобы не пугать его.

— На деревню злится, но ведь не на нас тобой, — пожал плечами Денис. — Почему же ты дрожишь?

— Это и нам плохо, — расплывчато ответила она. — Жестокая она. Злым духом раньше была, чудовищем… а потом богиней сделалась. Людей в жертву требует. А не принесёшь жертву, может и грозу, и град, и засуху наслать. Может весной погреба затопить или снести ведькев.

— Что это?

— Ведькев? Водный камень… И рузонь шары… ммм… русский колесо…

— Водяная мельница, что ли?

— Ага. Её Ведь-ава снести может. Где тогда муку молоть?

— Вправду злобная тварь! Не пойму токмо, отчего её сын постригся в монахи. Зачем отправился на Соловки?

— Офтай гутарит, море там. Море — это много-много воды. Правда?

— Навроде так, — согласился Денис.

— А если воды много, то и Ведь-ава радуется, и её сынок. Раздолье им!

— Раздолье-то раздолье… Я не о том… Она ж языческая богиня, а замуж вышла за православного кузнеца. С чего бы? Да ещё и сын их стал христианским монахом. Не может такого быть. Выдумки всё это!

— Я тоже супруга православного, — возразила Варвара.

— Но ты же не языческая богиня…

Он не договорил. В избу, дрожа от холода, вошёл Офтай. Варвара затрепетала в ожидании того, что он скажет.

— Приятная для тебя новость, Толга! — с порога пробурчал он. — Инжаня решила принести в жертву Пулукша.

Варвара выдохнула: «Оцю Шкай! Вярде Шкай!».

— Пустой человек этот Пулукш! — словно извиняясь перед самим собой, продолжил Офтай. — Он всё время нарушал наши обычаи. И Вирь-аву, и Ведь-аву злил, а они — подруги не разлей вода. Подумай, что будет, если они обе на нас ополчатся! Не жалей Пулукша, он заслужил свою участь. Ни общине он не был нужен, ни девкам, ни даже себе. Никому! Нет у него семьи. Когда утопим его, надел останется… и дом… — дед заговорщически подмигнул ей. — Смекаешь, Толга?

— К чему ты клонишь, Пичаень Офтай?

— Кузнец-оружейник нам до зарезу потребен, да и ты лишней не будешь. Инжаня решила оставить вас в деревне, в общину включить. Дом вам подыскала и огород.

— Тут всё Инжаня решает, а не ты? Медведь у букашки на побегушках [1]?

— Ты с ней поосторожней! Чем кости ей перемывать, лучше к завтрашнему дню подготовься. Оз-мору сумеешь спеть?

— Мы с мужем собрались к воеводе Боборыкину, — мягко возразила Варвара. — Зачем мне дом в вашей деревне? И для чего мне петь Оз-мору? Инжаня на что?

— Прямой путь не всегда самый короткий, — задумчиво произнёс дед Офтай. — Не торопитесь в Томбу. Выгорит у вас там что или нет, даже Вярде Шкай не знает. Назад в Козлов вам дороги нет. Так можно и бродягами стать. Здесь же у вас и изба будет готовая, и огород, и куры. Корову вам подарим. Кузню поможем построить. Новую. Поговори со своим Денисом. Намекни, что благодарным надо быть. За спасение. За лечение.

— Он же православный. Как он сможет здесь жить?

— Испытали мы вчера крепость его веры! — рассмеялся Офтай. — Поговори с ним, поговори…

«Боюсь, не согласится Денис!» — засомневалась Варвара, подошла к мужу и стала говорить с ним о том, о сём. О жертве и о наделе — ни слова.

Оба беседовали, разумеется, по-русски. Офтай их не слушал: всё равно ничего не понял бы. Он поверил Варваре, когда та, вернувшись к нему, сказала:

— Я убедила мужа. Он согласен здесь остаться.

— Ну, вот и чудно! Ложись в кершпяле. Отогреваться на печке сегодня буду я. Промёрз под ливнем!

Варвара долго не могла уснуть. Жёстко и холодно было лежать на низких нарах. Она слышала, как в полночь начался сильный ветер, почти ураган, и боялась, что он вот-вот сдует соломенную крышу.

Когда ветер стих, Варвара встала и выглянула во двор. Подняла глаза. Небо было таким чистым, какое редко бывает даже зимой. На фоне его угольной черноты мерцали звёзды и Каргонь Ки. Почему назвали Дорогой журавлей эту туманную полосу, как очелье опоясывающую небо? Варвара в ясные ночи любила в неё всматриваться, стараясь различить птиц. Однако ей никогда не удавалось разглядеть там ни одного журавля. Не получилось и сейчас.

Тогда она нашла на небе ковш Карьхкя тяште, жилище Вышнего бога, воздела к нему руки и пропела: «Оцю Шкай, Вярде Шкай!» Варваре было за что его благодарить.

Как же ладно у неё всё сложилось! Теперь и ей будет хорошо, и Денису, и Ведь-аве, и всей деревне, и даже тому человеку, которого принесут в жертву. Он ведь не просто умрёт. Сама Дева воды примет его плоть в своё чрево. Не черви и не звери его съедят, а богиня!

«Интересно, как Ведь-ава будет им лакомиться? — задумалась Варвара. — В кого она превратится, чтоб сожрать этого Пулукша? В сома? В громадного водяного червя? Кто знает… Лучше не думать об этом… Какая же ночь ясная! Оцю Шкай, Вярде Шкай! Спасибо тебе!»

Она тихо, стараясь не разбудить мужа и Офтая, запела Оз-мору. Знала, что нельзя это делать не на керемети, но ей так хотелось!

Да, всем теперь будет хорошо, но особенно ей, Толге. Не взбрыкнул бы только Денис!

-

[1] Слово офта означает «медведь». Имя Инжаня переводится как