Неучтённый фактор - Олег Маркеев

В архив его гнало какое-то странное чувство. Смесь страха с сосущим чувством голода. Причем, голода по чему-то сладкому и запретному, словно припрятанная шоколодка.

Со страхом  еще более-менее все было ясно. Адски рискованно совать нос в старые дела, да еще без ведома прямого начальника. Только за одно это любопытный нос расквасят в кровь. А если Дмитрий узнает, что носом копали под него лично, то оторвет нос вместе с головой.

А вот мучительно сосущая тяга к запретному, но сладостному... Оно было гороздо сильнее, чем обычная щекотка от прикосновения к чужим похабным тайнам. А сколько их подшито в литерных делах, ого-го! Слюной и испариной от возбуждения изойдешь, пока перечитаешь.

Только в переходе между зданиями Седой вдруг осознал, что бежит, как вспугнутая мышь в нору. Исходя потом от страха и предвкушая удовольствие, когда из темной безопасности норки можно будет показаь кукиш всем котам на свете.

Осознал и невольно сбился с шага.

«Да, я трус! — зашипел он на самого себя. — А кто тут герой? Суки одни и пауки в банке. Герои у нас, блин, на кладбище гниют».

Он машинально натянул на лицо улыбку и кивнул идущему навстречу соратнику по конторской войне. Засекреченная личность в сером костюме, черной рубашке и синем галстуке с искоркой, с никогда не выходящем из моды крохотном значочке на лацкане пиджака, кивнула в ответ. Аппоплескический румянец на отекших щеках при этом сделался еще сочнее.

Преторианы

Барабин, прищурив от дыма один глаз, зажав изжеванную сигарету в углу рта, держал на вытянутой руке карточку фоторобота. Седой отметил, как она подрагивает в пожелтевших от табака пальца.

 На обороте карточки кто-то из оперов написал для памяти: “Максим Иванов. Кличка “Странник”.  Особо опасен. Ликвидировать при обнаружении”.  Карточка не один год висела на стенде в отделе, прямо напротив рабочего стола Петровского, затерявшись среди нескольких десятков таких же смазанных физиономий лиц, находящихся в вечном розыске.

— А что означает крестик насупротив фамилии? — спросил Барабин.

— Якобы ликвидирован.

— Якобы? — чутко среагировал Барабин. — И давно ты в этом сомневаешься?

— Сегодняшнего дня, — немного помявшись, ответил Седой.

Барабин накрыл карточку ладонью и внимательно посмотрел на Седого.

 —  Угораздило же тебя, Михаил Петрович.

—  Что, серьезно?

—  Вот принесут  папочку, поймешь. По твоему описанию и этой картинке, с учетом того, что фоторобот —  дело максимально смутное... Но память меня еще не подводила.

— Потому я и здесь. Таких спецов, как ты, скоро не останется.

Барабин польщенно хмыкнул. Потянулся к сейфу.

—  Может пока по маленькой? Для разрядки, а?

 —  Давай! —  От острого желания выпить у Седого резью свело горло. — «Сейчас полста —  не помеха. Только голова лучше фурычить будет. А разберусь со всей этой бодягой, напьюсь, ох, и напьюсь! Рожухин мой спекся, ясно, как божий день... Слава тебе, господи, одной сукой меньше станет!»

Выпили из тонкостенных "служебных" стаканов, как стойкие часовые окружавших пузатый графин.

«А вот интересно, есть ли в "конторе" хоть один стакан, из которого не разит всеми сортами спиртного? Надо начальству подбросить идею, пусть устроят рейд по обнюхиванию всех стаканов. С "оргвыводами", как водится, —  подумал Седой, наслаждаясь теплом, хлынувшим по венам.  —  Ого! Во, дает!»

Барабина развозило прямо на глазах. Одутловатое лицо медленно наливалось краской, дрябло обвисли губы, в глазах появилась безумная поволока.

—  Степаша, ты чего? На старые дрожжи развозит?

— Не-а. На новые. —  Барабин облизнул губы. —  Мне теперь стакана хватает. Да и пьется здесь легко. Это у тебя суета круглый день. А здесь —  тишина. Болото, бля!

—  Сам ушел с “земли”. —  Седой всегда завидовал людям, способным на       п о с т у п о к.

—  Ибо в дерьме копаться устал!  И крови боюсь... — Барабин погрозил пальцем. — Я же между делом почитываю что вы сюда сплавляете, писаки херовы! Да и старые архивчики, что не сожгли пока перестраивались, тоже, я тебе скажу, еще то чтиво. Пьешь под них, закусывать не надо! Работники, мать вашу за ногу...

—  Всех-то не суди! Кто задницу рвет, а кто лямку тянет, — почему-то вдруг обиделся Седой.

—  Все одно. Все на одной сковородке жариться будем. И большие, и маленькие. И те, кого для отмазки шлепнут, и те, что своей смертью помрут.

—  Ну, тебя несет, Степан! О вечном начал думать?

—  О чем еще думать в архиве, как не о вечном?  Нет уже никого: и кто стучал, и кто дело крутил, и кому по тому делу яйца открутили и лишнюю  дырку в башке сделали, а дела — вон они. Стоят, родимые, как кирпичи в Китайской стене. И века еще стоять будут.

Барабинское лицо стало пунцовым, видно, эти полста коньяку, действительно были не первыми. Седой помнил времена, когда перепить Барабина было даже теоретически невозможно. —  “Ох, сдал мужик! Скоро совсем сопьется”, —  подумал он и демонстративно отодвинул стакан.

Барабин пошамкал дряблыми губами и продолжил мысль:

— Стоят, да... Только не папки это, Мишаня. А консервы с дерьмом. В котором весь мир утопить можно.

В селекторе зашуршало и мягкий голос произнес:

—  Принесли, Степан Андреевич. Мне войти?

—  На подпись есть что? — спросил Барабин.

—  Не срочное.

—  Пускай отлеживается. А папку давай сюда. — Барабин вытер губы. — Твою порцию дерьма принесли, Миша. Шас покушаем.

Секретарша внесла тонкую папку, положила между стаканами. Молча вышла.

Седой проводил взглядом ее крепкие бедра, туго обтянутые юбкой, и улыбнулся:

—  Я даже брошу пить!

—  Из-за Ирки-то? Не стоит.

—  Точно? — Петровский подмигнул.

—  Можешь мне верить. —  Барабин расплылся в самодовольной улыбке. —  Видал, даже бровью не повела!

— Твоя школа?

—  А то! Сам муштровал.  А то пришла дура-дурой после ускоренных курсов. Ни в рот взять толком не могла, ни папки по номерам расставить. Ты бери пока, читай. Даю десять минут. Больше нельзя, у меня своих стукачей, как тараканов. Еще будешь? —  Барабин потянулся к бутылке.

—  Капни чуток, —  сдался Седой. —  “Не умру. Тем более, что  один он пить не станет, еще обидится”, —  подумал он, пристраивая папку на коленях.

  *  *  *

Оперативная обстановка

Протокол допроса

         полковника ВВС  Семенихина В.Б.

                      (фрагмент)

«Там такой крутой поворот, едешь почти вслепую. Только из поворота вышли, сразу его увидели... Водитель от неожиданности дал по тормозам. Правильно сделал. Там, они трос натянули. УАЗик тряхнуло и поволокло вперед. А этот... Он стоял посредине дороги и спокойно смотрел, как неудержимо тащит к нему машину. Автомат опустил на скрещенные руки, стволом вниз...»

Ретроспектива

Странник

Он стоял посредине дороги и спокойно смотрел, как неудержимо тащит к нему машину. Автомат опустил на скрещенные руки, стволом вниз. Так удобнее, ремень не давит плечо.

«Нормально, Макс! Только не мандражируй. Чем ты спокойнее, тем больше они паникуют. Если что, правая — к курку, левая ведет цевье, ствол вправо —  очередь в левое колесо, отпрыгнешь влево, и с колена —  в правое заднее... Ты успеешь. Только держи себя в руках».

УАЗик не дотянул пяти шагов. Максимов невольно подал корпус назад, спиной ощутив, как дрожит на ветру туго натянутый трос.

Сквозь темное лобовое стекло лица людей казались размытыми пятнами.

 «Не давай им опомниться! Не дай бог, полезут в дурь. Пока в шоке, они твои. Раз, два, три ... Пошел!»

 Он быстро подошел к машине. Рванул дверь водителя. Сержант сидел, чуть подавшись вперед, пальцы скрючились на руле. Максимов сунул руку в кабину, выключил мотор и вынул ключи из замка.

Сразу стало оглушительно тихо. Где-то далеко в лесу отчаянно загомонили птицы. Пахло разомлевшей от зноя травой и взбитой в воздух по-летнему белой пылью.

Максимов левой рукой осторожно положил ключи на капот. Водитель сразу же уткнулся взглядом в ярко заблестевший брелок.

«Пока нормально. Парень в шоке, очухается нескоро. А полковник уже начал соображать. Молодец!»

Он отступил назад, ствол по-прежнему смотрел точно в бок водителю. В кабине кроме этих двоих никого не было.

«И слава богу. Подвела бы разведка, все пошло бы насмарку. Просто чудо, что он никого не подобрал по дороге. Пока нам везет».

— Только не дури, полковник. У всех нервы. Не надо. Я не один. Малейший понт —  из машины сделают сито. —  Максимов говорил тихим голосом, без нажима, боясь вспугнуть. — Выйди. Разговор есть.

Полковник, косясь на автомат, медленно открыл дверцу и вылез из машины.