Хмурый - Николай Кудрявцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она опять зашмыгала.
— Так может с нами в Росток? Бармен квартиру какую-нибудь покажет. Обживемся. Будешь мне сестрой. Да и за ребятишками глаз нужен. А мне ходить надо. Я не смогу быть с ними постоянно. Ну? Свет? Соглашайся!
— Мне тоже ходить надо! — Сережа дернул Хмурова за руку. — Я не собираюсь сидеть в какой-то квартире с бабами.
Хмурый со Светой посмотрели друг на друга и засмеялись.
— И ничего смешного не вижу. — Сережа, в знак протеста, выдернул свою руку из руки Хмурова.
— Пока стрелять не научишься, никуда ходить не будешь. Придем в Росток, выберем пистолет и ящик патронов. И будешь учиться.
— Что! Целый ящик патронов?
— Да! Только стрелять будешь под моим присмотром. Договорились?
— Ну ладно. Договорились. Потерплю.
— Вот и отлично! А теперь бери Свету за руку и пошли в Росток. Делим обязанности: ты отвечаешь за безопасность Светы, а я за безопасность Маши.
Он посмотрел на Светлану и подмигнул ей.
До пакгауза дошли без приключений. Маша, на руках Хмурова, играла куклой, Друг ловил по кустам крыс, а Сережа объяснял Свете, как надо стрелять из пистолета, который ей подарил дядя Хмурый. На вопрос Светланы: «Откуда он все это знает?», он серьезно ответил:
— Что я, из пистолета ни разу не стрелял, что ли!
Потом посмотрел на Хмурова, мол, не переборщил ли он. Но Хмурый его не выдал, а наоборот, сделав серьезное лицо, кивнул в знак согласия. И Сережа, заручившись поддержкой Хмурова, стал говорить о положении рук при стрельбе, как дышать, куда смотреть, как нажимать и т. д. Светлана еле сдерживалась, чтобы не засмеяться, но малец не замечал этого. Иногда он вырывал руку, чтобы лучше показать, но Хмурый сразу же говорил:
— Сережа! Держи Свету за руку! Не хватало еще, чтоб она упала и разбила нос.
Иногда, масло в огонь подливала Маша. Она вдруг отрывалась от куклы и произносила, ни к кому, конкретно, не обращаясь:
— А Сележка умеет стлелять из пистолета. И у него есть взлослый ножик.
После таких слов, гордость из Сережи лезла во все стороны.
Не доходя до ворот пакгауза, Хмурый послал Друга предупредить, что идут свои. Тот добежал до ворот, гавкнул пару раз и просунул голову под ворота. Поскулил немного и пролез полностью. Через некоторое время из-за ворот крикнули:
— Хмурый! Ты, что ли?
— Я! Открывайте, если зла не держите.
— Типун тебе на язык!!!
За воротами послышалась возня с замком и приказ:
— Эй, сынки! Готовьте стол! К нам гость дорогой!
Ворота открылись и показался Батя, а рядом с ним Друг, виляющий хвостом. Батя раскинул в стороны руки и пошел навстречу Хмурому. Они обнялись.
— Я слышу кто-то лает. Смотрю! Друг, собственной персоной! Значит за воротами еще один друг стоит! Простая диалектика.
— Не один. Вон нас сколько.
— Так чем больше друзей, тем меньше врагов!
Батя посмотрел на спутников Хмурова, склонил голову и сделал приглашающий жест руками.
— Батя… — Из-за ворот выбежал Тихоня и, увидев Светлану, замолчал. Он глядел на нее и глупел на глазах.
Светлана засмущалась. Батя подождал немного, что скажет Тихоня и, не дождавшись, спросил:
— Ну?
— Чего? — Тихоня уставился на Батю.
— Чего кричал-то?
— Кто? Я?
— Ты! Ты!
— Чего, я?
— Ну, ты, чего-то хотел мне сказать?
— И чего?
— Это ты должен знать — чего!
— Кто?
— Тьфу!!! — Батя провел гостей мимо застывшего Тихони. — Не забудь, хотя бы, ворота закрыть, красноречивый ты наш.
Пока все обедали, Хмурый отозвал Батю в сторону.
— Ребятишек не спрашивай ни о чем. Хорошо? Пусть забудут все, что было.
— Ну, Хмурый! Ты уже обижать начал. Да, что ж я, ёперный театр, не понимаю, что ли, что они не с Новогодней елки! Да и девица, небось, не от хорошей жизни к тебе прибилась?
— Да. Не от хорошей.
— Хмурый! Ты только не обижайся!!! Вопрос есть!
— Давай.
— Рожа у тебя, извини за прямоту, не того. А все, от животных до детей, к тебе, ну как пчелы на мед. Научи!
— А я откуда знаю? А рожа у меня, действительно… Бреюсь — вижу.
— Где ты такие шрамищи заполучил?
Его вели на полигон, для прохождения полосы препятствий. На руках наручники. Два охранника спереди, два охранника сзади. Все как всегда. На встречу им шла колонна зомби, охраняемая «Монолитовцами». Хмурый смотрел на медленно бредущую колонну. Смотрел просто так, машинально. И раньше попадались колонны. И он уже привык к этому, хотя численность зомби, порой удивляла.
И вдруг он увидел своего отца. Тот медленно брел в толпе таких же, как он, выжженных и закодированных, бывшечеловеков. Он всегда считал своего отца самым сильным на свете. Его отец прошел Афган. А здесь он был похож на сломанного, забитого старика.
Хмурый встал, как вкопанный.
— Отец. — Прошептал он. Потом крикнул. — Отец! Мы Русичи! Отец!
В спину уперлись стволом, но он, не обращая внимания, смотрел на своего отца. Тот смотрел на него. Смотрел не отрываясь. Смотрел и шел к нему, по диагонали, сквозь строй. К нему заспешил охранник. Подбежал и хотел, автоматом, втолкнуть его в строй.
В спину, с силой, ударили прикладом. Падая, он видел, как его отец, правой рукой взялся за ствол автомата охранника и поднял его вверх. Левой рукой он схватил, этого же охранника, за голову сверху и сжал. Кровь и мозги брызнули из-под пальцев. Автомат уже находился в руке отца.
Хмурый упал лицом вниз. Раздались выстрелы. Он начал поднимать голову. Его отец, с пояса, расстреливал охрану сына. Патроны кончились. По отцу начали стрелять. Он упал и стал подниматься. Чтобы убить зомби, надо сильно постараться.
Хмурый вскочил. Его охранники были мертвы. Он схватил, валявшийся у ноги, автомат и начал стрелять в «Монолитовцев».
Колонна зомби занервничала, заколыхалась. Охрана пряталась за них, но Хмурый умел стрелять. Его отец, уже с другим автоматом, помогал ему.
Под отцом взорвалась граната. Он упал, разорванный на части.
Хмурый смотрел на шевелящиеся останки отца и плакал. Патроны кончились. Он отбросил автомат. Пошел к тому, кто был его отцом.
Сильный удар по голове сбил его с ног. Он хотел подняться. Даже уже начал подниматься, когда почувствовал укол в шею. И все! И тишина.
Он очнулся от боли в руках. Открыл глаза. Перед глазами ноги в новеньких армейских ботинках. Руки оказались прикованными цепями к стене.
— Солдат не должен испытывать эмоций. Солдат с эмоциями, это умирающий солдат. Солдат не должен помнить родных. Такой солдат отвлекается от поставленной задачи. Солдат не имеет права прекращать стрельбу, если видит, что проиграл. Солдат не имеет права плакать, потому что это мешает стрельбе.
«Инструктор, тварь. В одном ты прав, надо было продолжать стрелять».
— Ты был хорошим учеником до сегодняшнего дня. Сегодня ты допустил четыре ошибки. Наказание ты знаешь. За одну такую ошибку — поединок на ножах с кровососом. Ты совершил четыре ошибки. Две ошибки — два кровососа. Три ошибки — лишаешься ножей. Четыре ошибки — лишаешься маневра.
«Тварь! Тварь! Тварь!!!»
— А твои товарищи посмотрят, что бывает с теми, кто плохо учится.
Хмурый поднял голову. В яме, где будет поединок, стояли четыре клетки с его товарищами.
— Прощай идиот. Ты мог бы стать хорошим солдатом. Не захотел.
Инструктор вылез по лестнице из ямы. Лестницу вынули и яму накрыла решетка. В стене, напротив Хмурова, стала открываться дверь. Он встал на ноги и прислонился к стене.
«Я Русич! Я Русич! Я Русич!»
Он глядел на открывающуюся дверь и не переставая твердил:
«Я Русич! Я Русич! Я Русич!»
Дверь открылась. В яму, не спеша, вошли два кровососа. Они не спешили. Да и куда было спешить, если добыча привязана и не убежит. Они шли друг за другом.
Хмурый подпустил первого. Подпрыгнул, упершись в стену спиной, и с силой ударил ногами в грудь первого кровососа. Этого не ожидал никто. Удар был жуткий. Оба кровососа покатились по полу к двери, через которую вошли.
Хмурый напряг мышцы, оглушающе заорал и рванулся от стены. Кожаный ремень на левом запястье лопнул и левая рука освободилась. Он намотал на ладонь цепь, держащую правую руку, и, схватив ее еще и левой, дернул, помогая корпусом. Штырь, к которому крепилась цепь, вылетел из стены, сделал полукруг и, ударив встающего кровососа по присоскам, перерубил их. Хлестанула кровь. Кровосос заорал и ринулся на Хмурова. Тот прыгнул за, продолжавшей полет, цепью, уворачиваясь от кровососа. В прыжке развернулся корпусом, продолжая полет цепи, встал на ноги и вогнал, по инерции, штырь, на конце цепи, в глаз раненому кровососу. Штырь застрял в глазу. Хмурый дернул, что было сил, цепь на себя. Она вылетела из глазницы, прихватив с собой кости надбровной дуги и скулы. Кровосос, брызгая кровью и вопя, повалился в сторону Хмурова и закрыл путь второму кровососу. Тот оттолкнул его, чтобы не мешал. Но первый уже пришел в полное бешенство. Теперь любой, кто к нему прикасался, был его врагом. Хмурый отбежал ему за спину. Раненый кровосос чувствовал боль и видел перед собой кровососа. Его поврежденный мозг и целый-то не блистал умом, а тут совсем отказался от рассуждений. Он ринулся на своего собрата. Кровососы сцепились, раздирая друг друга. Хмурый решил помочь раненому. Он запрыгнул на спину более здоровому кровососу и начал бить его штырем в голову. Он обхватил ногами торс врага и методично, двумя руками, втыкал ему в голову штырь. Все орали. Все были в крови. Руки рвали все, к чему притрагивались. Первый кровосос рвал второго и Хмурова. Второй кровосос рвал первого. Хмурый втыкал штырь во все, что мелькало перед глазами. Они начали падать. Второй кровосос был мертв. Первый и Хмурый, оба выбившиеся из сил, продолжали рвать его в клочья. Хмурый потерял штырь. Он начал выползать из-под тел и шарить по полу. Первый протянул к нему руку. Он ударил по руке. Кровосос откинулся на спину. Хмурый, рывком, бросился на него. Перед его глазами было незащищенное горло Кровососа. Он схватил его зубами и стал грызть. Он вгрызался все глубже и глубже, не обращая внимание на то, что с каждым новым захватом, у него разрывается рот. Он грыз и твердил: