Королева Жанна. Книги 4-5 - Нид Олов

— Отмена Индекса, — сказал Басилар Симт.

— Увы, да. Вы замечаете, отец, какая выходит прямая линия? Отмена Индекса и сразу вслед за этим — запрет на казни колдунов и лиходеек… Все это принуждает нас выдвинуть версию о том, что Иоанна ди Марена находится в стачке с Диаволом…

Инквизитор посмотрел в глаза Басилару Симту. Но тот недрогнувшим голосом сказал:

— Эту версию можно считать доказанной, отец. Я имею также косвенные свидетельства…

— Какие? — быстро спросил каноник ди Аттан.

— Первое — дружба Иоанны ди Марена с Эльвирой де Коссе, слишком тесная, чтобы быть естественной привязанностью. Затем к Эльвире де Коссе прибавилась еще испанская еретичка Анхела де Кастро, девица поведения самого развратного и вольнодумного. Затем Иоанна ди Марена завела плотскую связь с одним из своих мушкетеров, Алеандро де Бразе, за которую и наградила его орденом и титулом маркиза де Плеазант…

— Что до последнего, отец, то это деяние вполне естественное… Но девицы Иоанны ди Марена несомненно подлежат нашей компетенции. Откуда вы получаете эти сведения, отец?

— С этого Рождества у меня исповедуются некоторые черные служанки Иоанны ди Марена и одна из ее фрейлин — девица Эмелинда ди Труанр.

В это время Жанна лежала на спине рядом с беззвучно спящим герцогом Лива. Ее голубые глаза были неподвижно уставлены в постепенно светлеющее небо за раскрытым окном. Осунувшееся лицо с потрескавшимися губами не выражало ни удовлетворения, ни покоя — это была все та же холодная, надменная, несытая маска.

Она долго, не мигая и не шевелясь, следила за тем как растет рассвет за окном. В старом саду Браннонидов было тихо, казалось, можно было услышать, как капли росы падают с листьев. Наконец Жанна вздохнула, протянула руку и тронула герцога Лива за плечо.

— Кузен, вам пора уходить. Надо же соблюдать приличия.

Она не выставляла напоказ свою любовную интригу с герцогом Лива, но и не старалась ее особенно скрывать. Может быть, поэтому о ней мало кто догадывался, а знали наверняка — единицы.

Эльвира, конечно, знала, уж с этим ничего нельзя было поделать. И это угнетало Жанну. Несмотря на королевский яд, пропитавший ее всю и делавший ее, казалось бы, нечувствительной к мнениям других, она все же чувствовала, что ей не безразлично отношение Эльвиры к ее связи. Эльвира была тиха, ровна, как ей и полагалось быть; Жанна несколько раз пыталась вызвать ее на объяснение, но Эльвира уходила от разговора, то ли сознательно, то ли не понимая ее намеков.

Насколько проще было бы все, если бы Эльвира тоже завела себе любовника! Вокруг нее увивались десятки молодых людей, лучших кавалеров Виргинии, Польши, Венгрии; не последними были и македонцы из свиты герцога Лива, истые херувимы душой и телом. У нее был богатейший выбор! Но Эльвира оставалась чиста и холодна, как весталка, и в этом Жанна видела вечный молчаливый упрек себе.

Другое дело — Анхела де Кастро. Ее шевалье Сивлас, чудом уцелевший в самой страшной схватке битвы, снова был с ней; Жанна пожаловала его чином лейтенанта, деньгами — они с Анхелой были счастливы, как птицы. Сердце радовалось глядеть на них.

Наконец, как-то вечером, Жанна решительно задержала Эльвиру в своей спальне.

— Герцог Лива очень мил, — с вызовом сказала она. — Он красив, как Аполлон, и отлично умеет любить… Что ты имеешь против него?

— Что же я могу иметь против него, Ваше Величество? — невольно вырвалось у Эльвиры.

— Как ты сказала?

Эльвира сама испугалась не на шутку. Девушки постояли, глядя друг на друга, потом кинулись друг другу в объятия Минуты две, давясь плачем, они повторяли: прости меня, прости меня. Наконец Эльвира страстно крикнула:

— Жанна, прогони его!

Жанна, спрятав лицо у нее на груди, сбивчиво оправдывалась:

— Мне очень плохо, Эльвира, черненькая моя… Это выше моих сил… Не понимаю, что со мною… я стала, как волчица… Не нужен мне совсем этот македонец… он противный, глупый, как кукла… Его я хочу, только его… Я прогоню македонца, скоро прогоню, ты потерпи немножко… Не укоряй меня, Эльвира, сестричка моя… Домой надо ехать, в Толет… Здесь и воздух какой-то вредный…

— Ну не плачь, Жанета, не плачь, мое золотое солнышко…

— Эльвира… нет, нет… не отнимай рук… Не покидай меня… Я его хочу, за него не укоряй меня… прости меня… Скажи, ну скажи, прощаешь?

— Да, Жанна, да… ну, будет, будет… Люби его, я же… Ну, голубушка, верь мне…

— Он приедет… можно?

— Да, Жанета, милая, родная, да, да…

Душевная связь была восстановлена. Это далось обеим с большим трудом. Жанна все-таки спала с герцогом Лива еще раз, последний. Наутро, во время королевского выхода, она при всех заявила македонскому Ахиллесу:

— Месье, мы несказанно благодарны вам за вашу доблестнейшую службу. Немедля отправляйтесь в Толет и ждите там моей награды. Вы получите ее из моих рук. Я вечно буду помнить вашу услугу, месье.

Каноник ди Аттан отлично владел собой — недаром же в Коллегии Мури он обучал других именно этому искусству.

— Мир вам, отец мой. Вас никто не видел?

— Никто, если не считать моего провожатого.

Каноник ди Аттан осенил себя крестом.

— Слава Богу. Это мой человек: он глухонемой и понимает одного меня… А вы как поняли его?

— Признаюсь, я не подумал, что он глухонемой Он подал мне монету, а когда я указал ему на церковную кружку, он весьма искусно сделал пальцами мурьянский знак, и я, не задавая вопросов, последовал за ним.

— Я позвал вас вот зачем. Как вам известно, две недели назад Иоанна ди Марена арестовала епископа Дилионского. Вчера вечером я получил достоверное подтверждение ее намерения арестовать и его преосвященство…

Басилар Симт также превосходно владел собой:

— Это значит только то, что наша версия правильна. На это не решался даже узурпатор Карл…

— Вы говорите, как прирожденный квалификатор, отец… Однако положение таково, что арест угрожает и мне.

— Вы допускаете…

— Я допускаю все, отец мой. Но вам арест не угрожает. Никто не видел, как вы ходили ко мне, вы были связаны только со мной, а за себя я вполне могу поручиться. Поэтому нам надо кое-что сделать, чтобы ваше имя было совершенно чисто. Все листы, что вы здесь писали, вы возьмете с собой и будете хранить у себя… кроме одного листа… списка лиц, сопричастных преступлениям Иоанны ди Марена… вот он. Сейчас я перепишу его своей рукой, а это мы уничтожим…

Каноник ди Аттан проглядел список дважды и поднял глаза на Басилара Симта.

— Отец, он не полон. Как вы могли забыть герцога Марвы?

— Я подумал…

— Я знаю, что вы подумали, отец. Именно поэтому его место третье, сразу после девиц Иоанны ди Марена… И преступления куда как ясные: первый советчик и пособник Иоанны ди Марена, вероятно, скрытый католик, жизнь ведет свинскую и эпикурейскую… все это правда, не так ли?

— Да, отец, все это правда.

— Вот и утверждайте правду… Помимо этого, не возбраняется и то, что мирская логика называет клеветой… нас не должны смущать эти мелочи, ибо для Бога все пути святы…

Читая эту маленькую лекцию, каноник ди Аттан переписывал список. Басилар Симт бесстрастно слушал его.

— Мы ни в коем случае не должны допустить ареста кардинала… — сказал он как бы про себя.

— Будьте спокойны, мы его не допустим, — отозвался каноник ди Аттан, не отрываясь от работы. — Вот в этих бумагах вы найдете копии писем Симона Флариуса примасам Фригии и Македонии. Он и сам дрожит, как лист иудина древа, и делает то, что ему велят, с великой неохотой… Что же говорить о других — они душой с нами, но боятся это обнаружить. Поэтому их машина работает крайне медленно, подчиняясь нажиму властей земных… сочиняют обвинительный акт… прощения им за это, разумеется, не будет… но, вот я и кончил. Суньте это в камин. Арест кардинала Мури — неслыханная вещь, и они еще не скоро решатся… пока дело дойдет до выдачи ордера — а его должна подписать она сама… до этого времени фигуры переместятся, и будет объявлен шах королеве…

— Могу я попросить пояснения?

— Да, отец мой. Но прежде снимите сутану, все листы мы спрячем под ней. Ведь вы вошли ко мне с пустыми руками… Вы носите пояс? Отлично… по пять-шесть листов в трубочку и сюда… и сюда… За спину я сам сделаю, вам не достать…

Каноник ди Аттан ловко рассовывал бумаги за поясом Басилара Симта, который стоял перед ним в грубой, почти власяной, рубахе без ворота, таких же грубых штанах и в сандалиях на босу ногу. Сейчас он походил больше на поденщика, чем на служителя церкви.

— Готово, — сказал каноник ди Аттан. — Наденьте сутану. Сядьте. Встаньте. Пройдитесь… Мне ничего не заметно, а ведь я знаю, в чем дело… так что же заметит тот, кто не знает?.. Однако присядьте, отец мой, и выслушайте меня. Итак, в Дилионском сражении очень кстати погиб князь Мазовецкий, один из лучших юношей Польши. Это прекрасный козырь в наши руки. Мы и без того зажгли бы огонек в Польше, но теперь это облегчит нам дело. И армия Викремасинга будет привлечена этим огоньком… Не скрою от вас, мы сотрудничаем с нашими братьями во Господе из ордена Иисуса…