Королева Жанна. Книги 4-5 - Нид Олов

— Готово, — сказал каноник ди Аттан. — Наденьте сутану. Сядьте. Встаньте. Пройдитесь… Мне ничего не заметно, а ведь я знаю, в чем дело… так что же заметит тот, кто не знает?.. Однако присядьте, отец мой, и выслушайте меня. Итак, в Дилионском сражении очень кстати погиб князь Мазовецкий, один из лучших юношей Польши. Это прекрасный козырь в наши руки. Мы и без того зажгли бы огонек в Польше, но теперь это облегчит нам дело. И армия Викремасинга будет привлечена этим огоньком… Не скрою от вас, мы сотрудничаем с нашими братьями во Господе из ордена Иисуса…

— Пред адским ликом атеизма… — подал реплику Симт.

— Именно так, отец мой. На случай, если меня арестуют, — каноник ди Аттан изобразил улыбку, — запомните одно имя: Эссек Тлакенан из Коллегии Мури. Вы знаете его, тем лучше… Но он сам найдет вас, коли будет нужда. Вам же предписано сидеть тихо, все связи с Понтомом прервать, с амвона высказываться, как Флариус велит. Продолжайте исповедовать ваших духовных дочерей…

— Во всем повинуюсь вам, отец.

— Идите с Богом и ждите знака. Если все обойдется, я пришлю вам моего глухонемого. Ночью, разумеется. Днем я вас больше не позову: это слишком опасно…

В это время Жанна давала интимный праздник в загородном замке Браннонидов. Это был Abschiedsfeier, прощальный праздник: она с честью отпускала домой своих верных союзников и сама завтра же собиралась покинуть Дилион. Кавалеры из Богемии, Польши и Венгрии услаждали ее на прощанье своими родными танцами и музыкой. Были одни свои: Гроненальдо, Альтисора, Рифольяр, дамы из ордена Воителей Истины. Королева была мила, нежна и приветлива, совсем как в давнопрошедшие времена в замке Л'Ориналь. Впервые за долгие недели на лице ее не было холодной королевской маски.

Лианкара услали в Толет — подготовить триумфальный въезд Ее Величества в Толет. Кроме того, прибывал новый фригийский посланник, и Лианкар должен был сделать ему запрос: что означает появление в Марве каких-то фригийских разбойничьих шаек? Отослав Лианкара, Жанна тут же перестала думать и о нем, и о фригийских разбойниках.

Ее занимало другое. Она тайно приказала отремонтировать и заново обставить замок Плеазант, резиденцию ее дорогого Давида. Она написала, что в июле желает видеть его в замке Плеазант, и теперь жила только этой предстоящей встречей. Отсюда были ее прежняя приветливость и девическая непосредственность.

А герцог Лива был не в счет. С глаз долой — из сердца вон.

Танцевали богемцы и венгры, звучали их непривычные виргинскому уху напевы. Жанна сидела в простеньком легком платье, волосы ее были собраны под девический чепчик; она задумчиво слушала и смотрела, изредка поправляя выбивающуюся прядку.

Вперед выступил седоусый Войцеховский:

— Ваше Величество…

Жанна с улыбкой покачала пальцем:

— Нет, пан Войцеховский, не так, а…

Войцеховский улыбнулся ей в ответ:

— Простите великодушно, пани крулева…

Эльвира весь вечер исподтишка поглядывала на нее. Она знала разную Жанну, и не всякую Жанну она любила; но сегодня Жанна была такая милая, такая славная, что у Эльвиры щемило сердце. Вдруг ей представилось мерзкое, тошнотворное видение: задранные ноги в розовых чулках, дрожащее на каблуке черной туфельки перышко… Кусая губы, смотрела она на Жанну, и комок подступал ей к горлу. Да, это была Жанна, ее Жанна, сестричка, солнышко. Но и то, тогда — тоже была Жанна. Нет, невозможно. Неужели и то была она?

Глава XLVII

SUMMUS MAGISTER[26]

Motto:

Плох тот совет, где друг другу не верят.

Хорошо было дома. Ибо Жанна была дома, в Толете, в Аскалере — после поверженного Дилиона и молчаливо-враждебных стен дворца Браннонидов она это особенно чувствовала. Ее въезд в гремящий колоколами Толет совсем не был похож на въезд в гремящий колоколами Дилион. Эти лица и эти дома были открыто дружелюбны к ней, здесь ее любили без боязни. Церемония была великолепна: Лианкар и церемониймейстер Кремон постарались на славу. Жанна отчетливо вспомнила тот майский день позапрошлого года, когда она, дрожащая от страха девочка, впервые показывалась народу в декорациях королевы. Теперь она была уже не та, а город остался прежним. Это был ее город. Проезжая по Дороге Мулов, она привычно подняла глаза на углу Цаплиной улицы: каменный дьявол смотрел на нее из-под балкона углового особняка, как всегда, лукаво поджав длинные губы. Жанна подмигнула ему: ты здесь, Вицлипуцли, значит, я дома!

В первый день было все, что полагается: шествие, парад, обед в Мирионе, бал в Аскалере, иллюминация и фейерверк. И во второй, и в третий, и в четвертый день также было все, что полагается. Шли празднества и приемы. Благодарное дворянство, благодарное купечество, восхищенные иностранцы. Жанна спала как убитая, чтобы с утра снова и снова выходить к своему народу под пение фанфар, отдающихся прекрасным эхом под сводами Аскалера, снова и снова видеть вокруг себя тысячную восторженную толпу, слышать дружные крики: «Жизнь! Жизнь! Жизнь!» Здесь на лице ее не было той холодной маски, что в Дилионе: она была дома.

На пятый день был устроен смотр белым и черным мушкетерам на площади Мрайян. В качестве шефа мушкетеров Жанна прибыла на площадь, одетая в полную мушкетерскую форму, с орденскими знаками Золотого Щита; Эльвира и Анхела, также в мушкетерских накидках, с орденами Святого Духа, изображали ее лейтенантов. Мушкетеры приветствовали ее сверхъестественным воплем. Она произнесла небольшую речь; потом господа прошли перед ней церемониальным маршем. Любуясь их четкими рядами, отстукивая ритм марша на луке седла, Жанна нет-нет да и косилась на Университет, на тяжелые двери, из которых вывел ее Алеандро. Вот здесь, где стоит ее конь, мотающий головой в такт музыке, она упала на снег, притворившись, что у нее повреждена нога… здесь он поднял ее на руки, и она обняла его за шею… Скоро, теперь уже скоро она увидит его… Да, она была дома.

В квадратном дворе Дома мушкетеров снова ключом била жизнь. Господа тоже были дома. Королева богато наградила их, да и было за что — ведь это они лихой атакой взяли Аросские люнеты. В поверженной Кайфолии господа и без того неплохо провели время, количество караульных часов, после возвращения черных мушкетеров ди Архата, снова стало прежним — так что настроение у благороднейших слуг королевы было безоблачное, под стать погоде.

Снова на cour carrée[27], в промежутках между разводами, стало как на цветущем лугу. Бросалось в глаза разве что отсутствие красного цвета. Марвский батальон понес громадные потери, а на оставшихся в живых лежало несмываемое пятно: подозрение в предательстве. Оно метило всех красных без исключения. История с голубыми кокардами быстро стала общеизвестна, и никого не трогало число павших. Ибо нельзя было сказать наверняка, за что, собственно, они отдали жизнь.

Грипсолейль сидел на мраморном ограждении фонтана и рассказывал двум-трем господам из Каршандарского батальона:

— Мы услышали это по чистой случайности, один идиот вопил об этом в кабаке, куда мы влезли… Не допили мы тогда… Входим, а он вещает со стола: «Крепко помните о красном флаге!» Поверите ли, господа, — свои же его прикололи на месте. Но слово-то было сказано! Наши, правда, не поверили — чепуха, мол, флаг там или, может быть, вообще юбка… Только стоим мы обок с Марвой, нюхаем пушечный дым, между нами какие-то кусты, но шагов пятьдесят, не больше. Один лейтенант наш, ди Маро, поверил в эту историю с флагом. Слуга у него, Шаван, бездельник страшный, но меткий стрелок, что есть, то есть. Лейтенант послал его в кусты, велел смотреть в оба. И вот видим; через час примерно после начала канонады заныряла в кустах красная тряпка. И голова видна — кто-то лезет-таки на гребень. Ди Маро кричит своему негодяю: «Шаван, в правое ухо, без промаха!» Тот — трах, и тряпка упала. Смотрим — кто-то перехватил, опять полезла. Лейтенант сам подбежал, сунул Шавану заряженный мушкет, и тот вторично ее сбил. В третий раз потащили! Мы ее и в третий раз сбили… Я стрелял… Подлетает какой-то ветеран от маршала: «Что за стрельба в строю!» Наш лейтенант, как голубь, ему докладывает: «Слуги нервничают, сударь!» Через недолгое время — команда, нас отводят назад, архатовцы встали на наше место, и нам уж Марву не достать… И опять какая-то сволочь красной тряпкой замахала, на самом гребне! И вдруг слышим «ура», и Марва пошла вниз… Ну, тут даже я ничего не понял…

— Это было как раз тогда, когда нам приказали атаковать, — сказал каршандарец. — Королева сама прискакала к нам.

— Вовремя, — сказал Грипсолейль. — Как-то не нравилось мне, что Марва торчит на холме.

— За то Марва и заплатила, — сказал каршандарец. — Отен был в центре, мы слева, а лигеры почему-то сильнее всего давили на наш правый фланг. Там была самая страшная рубка…