Гилморн - Tiamat
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва не зашипев от ярости, Гилморн провел лезвием по его шее, так что показалась кровь. Норт даже не дрогнул, продолжая смотреть на эльфа с улыбкой.
— Немедленно отвечай, зачем ты сюда явился, или я тебя прикончу, да простит меня Намо Судия!
— Тебе об этом должно быть известно больше, чем кому-либо другому. Ты мне кое-что задолжал, мой сладкий.
— Неужели ты думаешь, что сможешь от меня чего-то добиться? — эльф коротко рассмеялся. — Служба у Врага ослабила твой разум!
— Видишь ли, наш разговор с тобой был так неудачно прерван, и с тех пор меня не оставляет надежда его продолжить.
— Нам не о чем говорить.
— Я и не собираюсь с тобой разговаривать.
— Тогда чего ты хочешь?
— Не так много, как ты боишься. Всего лишь поцелуй. Один поцелуй, данный по доброй воле. Я все-таки хочу узнать, как ты целуешься, Гил.
Ярость уже вовсю кипела в эльфе. Наглость смертного просто потрясала. После того, что он сделал… кто он был или до сих пор есть… Как смеет он вот так приходить и требовать от него чего-то, будто это принадлежит ему по праву? Сейчас Гилморн держал на лезвии ножа его жизнь, и все равно смертный стоял и усмехался ему в лицо! Эльф был готов на что угодно, только бы стереть с его губ эту глумливую ухмылку, это самодовольное высокомерное выражение, но он был уверен, что даже смерть не сможет этого сделать.
— Сейчас не я у тебя в плену, а ты у меня, — быстро сказал Гилморн, бессознательно облизывая губы. Он хотел потянуть время. — Ты не можешь просить и уж тем более требовать.
— Я не требую, красавчик, — улыбаясь, Норт подался вперед, прямо на лезвие ножа, так что эльф отшатнулся, слегка отводя руку. — Ты сам этого хочешь, разве нет? Всегда хотел, но не решался. Целоваться с врагом — какой позор для эльфа! А теперь я даю тебе шанс. Используй же его, мой сладкий! — человек склонил голову, приближая свои губы к лицу эльфа.
Гилморну захотелось его ударить, причинить ему боль, въехать изо всех сил кулаком в зубы, так чтобы из рассеченной губы закапала кровь. В этот момент он его ненавидел — за то что Норт прочел его тайные мысли и желания, в которых он неохотно сознавался даже самому себе. Как он может быть таким самоуверенным? Ведь это же Норт желал его так страстно, что трахал часами, не в силах насытить свое желание! А теперь он стоит, насмешливый и невозмутимый, перед своей бывшей жертвой, и ухмыляется — как будто он хозяин положения! Он должен просить, умолять, требовать — но не смотреть так снисходительно, как будто именно Гилморн сгорает от нетерпеливого желания, и в воле Норта удовлетворить его или отвергнуть!
«Я заставлю тебя потерять голову, Норт Морадан! Ты будешь стонать от страсти, а не я!»
Он вспомнил, что шептал ему Дэл в минуты близости: «Один твой поцелуй сводит с ума, он может растопить лед, оживить холодный мрамор. Взмах твоих ресниц как удар тысячи стрел в сердце, изгиб твоих губ как неодолимо манящие берега Валинора…»
Пусть Норт узнает, как много он потерял. Пусть это он дрожит от вожделения, пусть мучается по ночам жаркими грезами и мечтами, пусть его преследует запах тела, вкус губ, прикосновение пальцев, воспоминание о соитии плоти с плотью… «Я выполню твое желание и тем самым отомщу тебе!»
Гилморн отвел руку с ножом, поднял лицо и сомкнул свои губы с губами Норта. Он вложил в поцелуй все свое умение, весь свой опыт, весь пыл своей мстительной ненависти — и своего давнего затаенного желания. Он был нежен и тверд, уступчив и требователен одновременно, когда ласкал полуоткрытый рот смертного своим горячим ртом, и смертный подчинялся ему, позволял ему вести, властвовать… Это было восхитительное ощущение, и Гилморн сам не заметил, как привалился всем телом к Норту и крепче прижался к его губам, и когда язык эльфа проник тому за зубы и коснулся неба, Норт сделал то, чего никогда не делал раньше — он закрыл глаза.
Наверное, это было несколько поцелуев, слившихся в один, потому что им приходилось отрываться друг от друга, чтобы вздохнуть, но Гилморн не мог бы этого сказать точно. Когда он опомнился, он был притиснут спиной к стволу дерева, и Норт склонял к нему свое лицо, и его полуоткрытый рот был в полной власти Гилморна. Человек прижался к нему, упираясь в дерево локтем над головой эльфа и коленом, как будто едва мог держаться на ногах, и глаза его были по-прежнему закрыты. И эльф знал, что снова желает этого человека, как будто не было никаких двух лет, как будто только вчера хлопнула дверь, и Морадан ушел в битву, бывшую отвлекающим маневром спасителей Гилморна… Он не видел иного выхода, кроме как покориться своему желанию и отдаться Норту, чтобы смертный снова делал с ним все, чего желает его темная душа и извращенное воображение.
Вот сейчас в его зеленых глазах вспыхнет вожделение, как искра в сухом хворосте, превращая его в яростного, обезумевшего от похоти зверя… Гилморн почувствовал сладкое томление, представив, как Норт налетит на него, как ураган, сдерет одежду и овладеет им прямо на земле. Откинув голову и едва превозмогая слабость в коленях, он с замиранием сердца ожидал первых страстных ласк и поцелуев смертного.
Норт отстранился от него, усмехаясь, и сказал:
— Вижу, ты многому научился с нашей последней встречи. Рад за тебя, Гил. А теперь позволь мне распрощаться с тобой и вернуться в лагерь.
— Что? — удивленно вымолвил Гилморн.
— Поцелуя вполне достаточно, мой сладкий. О большем я не просил, — человек насмешливо взглянул на него, а тон его был таким, будто он разговаривал с неразумным ребенком. — Спокойной ночи! — Норт легко прикоснулся губами к виску Гилморна, развернулся и направился прочь.
Эльф смотрел ему вслед непонимающими глазами. Поступок смертного не укладывался у него в голове. Норт отказывается от него? Бросает его здесь одного? Он его поцеловал, с желанием и страстью, сам, добровольно, а смертный им пренебрег?
Гилморн издал вопль разочарования и ярости:
— Нет, ты не уйдешь!
Нож, выскользнувший в траву из пальцев эльфа где-то посередине поцелуя, вдруг сам собой оказался в его руке и полетел вслед Норту. Гилморн действовал импульсивно, но прицел его был, как всегда, точен. Лезвие просвистело мимо уха Норта и вонзилось глубоко в ствол дерева, которое тот готовился обогнуть.
Норт остановился и медленно повернулся… в тот же момент Гилморн налетел на него, и они оба покатились по траве.
— Ох, черт! — только и сказал человек, когда гибкое тело припечатало его к земле.
Сопротивляться Норт не пытался, спокойно позволив Гилморну завладеть ситуацией. Эльф оседлал его бедра и прижался к нему всем своим дрожащим от возбуждения телом. Пальцы его сами вцепились в ворот рубашки человека, разрывая его. Царапина, пламенеющая на шее смертного, которую он сам же и нанес, притягивала его, как магнитом. Гилморн сладострастно припал к ней губами и языком, целуя и слизывая кровь, чувствуя, как вожделение в нем разгорается еще сильнее.
— Я знаю, что ты хочешь меня, — прошептал он на ухо смертному, щекоча его своим дыханием и прикосновением губ, и бесстыдно потерся бедрами о его бедра, так что их напряженные члены соприкоснулись сквозь ткань штанов.
— Да уж, у кого бы не встало на красивого эльфа? — усмехнулся Норт, и голос его был совершенно спокойным и ровным, будто в эту минуту никакой красивый эльф не гладил его плечи, не целовал в шею, не стискивал его бедра коленями.
— Черт тебя побери, Норт, ты собираешься принимать в этом хоть какое-то участие? — с досадой сказал Гилморн, поднимая голову и глядя на смертного. — Я что, тебя упрашивать должен?
Норт ответил ему насмешливым взглядом.
— Было бы неплохо, — сказал он, не скрывая сарказма.
— Не дождешься, — произнес сквозь зубы Гилморн. — Это ты меня будешь просить!
Он рванул на Норте рубашку, так что пуговицы отлетели в траву, и принялся целовать и покусывать белую незагорелую кожу его груди, спускаясь все ниже по дорожке жестких черных волосков, которая исчезала за поясом штанов. С каждым прикосновением губ и языка эльфа дыхание смертного на секунду замирало, и член его набухал еще больше. Однако даже это не заставило Норта отвечать на его ласки. Тогда Гилморн расстегнул на нем штаны, высвободил его мужское орудие, полностью готовое к любовному поединку, и целиком взял его в рот. Теперь он мог себе признаться, что ему всегда нравилось чувствовать языком и губами нежную бархатистую кожицу на твердой напряженной плоти, слышать вздохи удовольствия, издаваемые человеком, ощущать, как нарастает его возбуждение, и властвовать над ним хотя бы в это недолгое время, которое отделяло его от оргазма. Сейчас он мог бы ласкать Норта и дальше, довести его до конца, заставить его выплеснуть свое семя ему в рот… это было бы приятно, сладко и возбуждающе, но оставило бы его самого неудовлетворенным. Он страстно желал сейчас другого — чтобы это внушительное орудие вошло в его тело, в жаждущее отверстие между его сведенных желанием ягодиц.