Хроники Реликта. Том II - Василий Головачев

– Пси-зондаж?

– Нечто в этом роде. Но дело в том, что «мозг» Конструктора в результате травмы разбит на отдельные «сегменты», которые не взаимодействуют между собой, каждый из них мыслит и действует самостоятельно, зачастую мешая друг другу, из-за чего Конструктор не является полноценной личностью. Призраки пытаются ему помочь, стараясь разрушить блокировку «сегментов», но пока безрезультатно. Если бы Конструктор был здоров, он изучил бы феномен человеческой цивилизации так, что мы и не заметили бы, а все его нынешние «исследования» не что иное, как попытки больного выведать у врача его профпригодность.

Ратибор едва удержался от вопроса: «Откуда вам это известно?», но Грехов все равно расшифровал его мысль, глаза его на мгновение превратились в колодцы, полные тоски и муки. Только на мгновение.

– Вы считаете, Конструктору нужен… врач? – спросил Ратибор. – Интересно, кто же из людей способен выполнить эту роль?

– Один человек и не сможет. Роль врача могут выполнить только все люди вместе, и не только люди, но и чужане, и серые призраки, и К-мигранты, и те, кого мы еще не знаем. Все мы – детали одного механизма, вернее, ингредиенты одного лечебного препарата, и каждый ингредиент не менее важен, чем все остальные. Конструктору нужно больше, чем может дать человечество. А оно пока собирается дать ему только вакуум-резонаторы. – Грехов усмехнулся. – История повторяется, никто не торопится вспомнить, что человечество уже проходило этапы научно-технической самоуверенности и технологической спеси, никто не учитывает пословицы: сильный грозит пальцем, слабый – кулаком.

– Разве Конструктор уже грозил?

– Не грозил – предупредил, причем преднамеренно, пройдя рядом с Нептуном, хотя мог обойти его на безопасном расстоянии. Это и пальцем-то назвать нельзя, просто «дуновение ветра», а мы потрясаем мускулами, строя то Т-конус, то дредноуты с излучателями.

– Вы говорите так, будто презираете людей… Или сказывается гордыня экзосенса?

Грехов покачал головой, нахмурился, потом улыбнулся.

– Уел, что называется. Впрочем, ты тоже экзосенс, может быть, даже в большей степени, чем я, так вот и спроси себя – сам ты чувствуешь презрение к людям? Нет? Откуда же взяться этому чувству у меня? А что касается гордыни… что ж, неплохо сказано, у экзосенса и гнев должен быть гордым, и презрение, и ненависть, и любовь. Кто-то из религиозных деятелей Индии, один из адептов философии одиночества, сам будучи экзосенсом, назвал всех экстрасенсов архатами[23], в своих целях, конечно, для рекламы своего мировоззрения и вероучения, но я не стал бы ему возражать, хотя сам лично отношу себя к мадхьяме[24].

Во взгляде Грехова светились мудрость и лукавство, и Ратибор ответил ему понимающей улыбкой. Несколько раз он ловил эхо направленных пси-передач – беззвучные толчки в голову, – пока не увидел на мочках ушей Грехова черные капли пси-рации и не понял, что Габриэль включен в опер-связь и все время получает какие-то сообщения.

Перешли в гостиную, потом в рабочий кабинет хозяина, откуда Грехов позвонил кому-то, выслушал ответ и прекратил разговор, не сказав ни слова. Спросил:

– Что собираешься делать дальше? Предупреждаю только, что ты еще не окреп, несколько дней придется поберечься.

– Я буду осторожен. – Ратибор задумался, уйдя мыслями в себя; скулы резче выступили на лице. – Известно, кто убил физика Вакулу?

Грехов сощурился, от его внимания не ускользнула перемена в настроении гостя.

– Мэтьюз Купер, бывший поликос-инженер. Кстати, он же едва не отправил на тот свет Шадрина.

Ратибор вздрогнул, почувствовал укол боли в висок и медленно выдохнул воздух сквозь зубы.

– Едва не отправил? Значит, Юра жив?

– Уже поправился, Железовский разрешил ему работать в прежней должности.

– Я найду его. – Ратибор имел в виду Купера. Грехов понял.

– Не переоценивай силы, юноша. То, что ты когда-то справился с одним К-мигрантом, ни о чем не говорит, видно, ты баловень судьбы. Но с тех пор они поменяли тактику, нашли способ векторного перехода из любого «привязанного» канала метро на свою базу, обрели энергетическую независимость и так далее. К тому же их возможности полностью никому не известны, даже мне… – Грехов остановился, изучая отвердевшее лицо безопасника. – Короче, я не советую тебе связываться с К-мигрантами, бороться с ними в одиночку трудно, если вовсе не невозможно.

– Трудное – то, что можно сделать немедленно, – тихо сказал Ратибор. – Невозможное – то, что потребует лишь немного больше времени[25]. Я найду его.

Грехов посидел немного, не меняя позы, потом резко встал и вдруг застыл, вслушиваясь в какое-то сообщение.

– Что? – встревожился Ратибор, тоже вставая; он думал о Насте, но спрашивать о ней у проконсула не захотел.

– Глобалисты добились наконец включения ОО-предупреждения[26], все компьютерные системы управления синхронизируются в соответствии с задачами ГО, но вряд ли эта мера существенно изменит положение.

– Почему?

– Потому что игнорируется единственное правило запрета на направление деятельности общества в таких масштабах – человечество не имеет максимально полной информации о последствиях атаки на Конструктора и не желает иметь.

– Может быть, не все человечество?

Грехов помолчал, прислушиваясь к шепоту инка, буркнул короткое: «Жду», оглядел наряд Ратибора.

– Итак, ты уходишь?

Ратибор понял, что Габриэль ждет гостей, тоскливо заныло в груди. Проконсул хмыкнул.

– Гостей я и в самом деле жду, но лучше тебе их не видеть. – Габриэль исподлобья взглянул на вспыхнувшего Ратибора. – Одевайся, одежда твоя в шкафу в спальне. И учти: за моим домом ведется наблюдение, и выйдя из него, ты автоматически попадешь под надзор.

– К-мигранты?

– Они. Уважают.

Ратибор побрел переодеваться. А когда натягивал новые мокасины с маркой «Маленький Мук» – точно по ноге, – в доме сработало метро. Ратибор прислушался: из коридора донеслись чьи-то голоса, странные металлические перезвоны и глухие удары, от которых заметно вздрагивал весь дом. Впечатление было такое, будто по коридору прошествовал закованный в латы гигант-рыцарь… или слон. Раздумывая над словами Габриэля о гостях: «Лучше тебе их не видеть», Ратибор машинально выпил бокал прозрачного, как слеза, напитка, который предложил ему медкомплекс, и, пройдя коридор, заглянул в гостиную.

Он успел заметить странную горбатую фигуру, карикатурно напоминающую человека, до половины закованную в полированный металл, с грубым, глыбообразным торсом, отливающим лоснящейся чернотой, и в следующее мгновение толчок в грудь отбросил его в глубь коридора, дверь в гостиную закрылась. Через несколько секунд она выпустила хозяина с ярко-красным стержнем в руках.

– Извини, я не предупредил. Могу вызвать такси. Впрочем… – Грехов оглянулся на дверь, кинул в нее стержень, который исчез без стука. – Иди через метро, код выхода сообщит автомат запуска. Понадоблюсь – зови. И не увлекайся охотой за К-мигрантами, они – побочные дети Конструктора и сами жертвы обстоятельств, изгои, а главное, более несчастны, чем самый несчастный из нас.

Ошеломленный Ратибор кивнул, но пришел в себя только в кабине метро, более просторной, чем можно было судить об этом из коридора.

– Куда? – меланхолично задал вопрос автомат запуска.

– Домой, – вздохнул Ратибор, вспоминая поговорку: мой дом – моя крепость. Дом Грехова полностью отвечал этому постулату.

– Ближайшее метро – вторая станция Рославля. Счастливого пути.

И Ратибор вышел в вестибюль рославльского метро, машинально запомнив код выхода на метро Грехова.

Почти час он бродил по городу, ошалев от чистого воздуха, простора, ярких весенних красок и особой тишины, присущей только городу-лесу, и продолжая вспоминать сцену у Грехова. Кто это был? Человек в спецодежде, в особом скафандре? Не похоже, да и скафандров таких не существует, уж это Ратибор знал точно. Ряженый? Едва ли, до праздников далеко, а просто так разгуливать в этом наряде по городам и весям никто в здравом уме не станет. Робот-андроид? Тоже не очень-то удачное объяснение: андроиды используются так редко, что встретить их в обычной квартире практически невозможно. Тогда кто это был?…

И чем дольше анализировал ситуацию Ратибор, тем больше склонялся к мысли, что он видел… чужанина! Роида. Правда, самым уязвимым местом гипотезы было ее логическое обоснование: с какой стати чужанин вдруг захотел нанести визит землянину, в то время как состояние отношений роидов и людей – нулевое? На этот вопрос ответа у Берестова не было, и он решил пока не ломать голову над загадкой, позволив себе только воскликнуть в душе: ай да проконсул! Сколько же тайн хранит твоя родовая «крепость»?…

Нагулявшись, Ратибор некоторое время привыкал к дому, приводил мысли в порядок, прибирался, переодевался, разговаривал с «домовым», смотрел программу новостей по видео: мир жил своей многогранной жизнью, строил и разрушал, сажал деревья и вырубал леса, рожал и хоронил, смеялся и плакал, и все это – сквозь тихую, но отчетливо слышимую ноту режима тревоги, порождающую в душах темные тени суеверного страха и неуверенности в завтрашнем дне.