Невинность и порок - Барбара Картленд

— Я хотел бы сообщить тебе, что принял решение сменить отель «Стефани» на виллу, о которой узнал случайно, что она сдается. Я послал Джима утром осмотреть ее, и, если она нам подходит, мы сегодня же туда переберемся.

— Вилла? — изумленно воскликнула Селина. — Наверняка это очень дорого.

— Это обойдется нам намного дешевле, чем пребывание в «Стефани», — ответил Тивертон.

Но почему-то ей показалось, что он выглядит удрученным. Она спросила сочувственно:

— Мы не можем себе позволить больше жить в отеле?

— Мы с самого начала не могли себе этого позволить, — ответил он, — но я также не мог позволить, чтобы ты первую ночь провела где-нибудь на дорожной обочине. Вилла, о которой мне сказали, небольшая и расположена неподалеку от фешенебельной Линден-штрассе. В тех случаях, когда мы не получим приглашения на чей-нибудь прием с угощением, сможем перекусить в простой домашней обстановке. Джим умеет торговаться на рынке и покупает все задешево.

— Я думаю, что это превосходная идея! — Сердце Селины забилось в радостном волнении. — Давай сразу же съездим туда и посмотрим!

— Мы так и поступим, — пообещал Квентин Тивертон, — но только после прогулки. Я нуждаюсь в глотке свежего воздуха. Ночь выдалась тяжелой.

Они выбрались на открытое пространство в парке, где могли пустить лошадей в галоп. У коня Тивертона был широкий шаг, но Селина не отставала и была очень горда этим. Проскакав галопом около мили, они придержали лошадей. Квентин не без удовольствия посмотрел на разрумянившееся личико Селины, на ее улыбающиеся губки.

— Так-то лучше! Быстрая езда развеивает грусть и вышибает из головы всякую дурь, — сказал он. — Если б вошло в моду играть в карты на природе, мне бы это новшество пришлось по душе.

— Ты выиграл прошлой ночью? — наконец осмелилась спросить Селина.

Она дала себе зарок не лезть в его игорные дела, но вопрос сорвался с ее уст.

— Вначале я выиграл гору монет, — усмехнулся Тивертон, — а потом эта гора растаяла. На последних нескольких сдачах хозяин дома выпотрошил всех, кто там был, до нитки.

— А кто он? — поинтересовалась Селина.

— Барон Бернстофф. Он немец и, как мне кажется, очень богатый человек. Он также и игрок высокого класса, опытный и искусный.

— Лучше, чем ты?

— Не уверен. Однако он отыграл у меня целое состояние, которое было у меня в руках после первых трех-четырех часов игры. Скажу тебе правду, Селина, я до сих пор не возьму в толк, где и как я допустил ошибку… Нечасто случается, чтобы я терпел столь сокрушительное поражение.

— Ты снова будешь с ним играть? — с некоторой тревогой поинтересовалась Селина.

— Обязательно, — твердо заявил Квентин Тивертон. — Те же участники, что и вчера, приглашены к нему и на сегодняшний вечер.

— Вероятно, в эту ночь ты добьешься успеха, — выразила надежду девушка.

— Я уже был на вершине успеха, черт подери! — в раздражении воскликнул Квентин. — Это и гложет меня! Когда человек попал в полосу везения, то уж очень странно, что он сошел с нее в самый последний момент, как раз когда мы уже решили расходиться по домам.

— Могу понять, как это обидно. — Селина была полна сочувствия. — Но ты умен и опытен, и я уверена в твоей победе сегодня… И в том, что свой выигрыш ты уже не упустишь на этот раз.

— Ты вселяешь в меня мужество, — сказал Квентин с улыбкой. — Будем надеяться, что ты права.

Они возвратились в город и без особого труда отыскали виллу, про которую Тивертону говорили, что она сдается.

С первого взгляда Селина поняла, что о таком жилище можно только мечтать.

Вилла была невелика и окружена высокой ажурной оградой. В саду росли стройные кипарисы, вдоль дорожек благоухали розовые кусты. В центре сада был фонтан. Вода прозрачной струйкой лилась из головы дельфина, которого держал в руках симпатичный, пухленький Купидон.

Внутри было четыре комнаты — салон и столовая внизу в цоколе, а на первом этаже две спальни, каждая со своей ванной.

Обстановка была изысканной, и Селина, переходя из комнаты в комнату, каждый раз восторженно восклицала:

— Какая прелесть! Даже странно, что такой сказочный дом сдается…

— Он принадлежит знаменитой парижской актрисе, — объяснил Тивертон. — Она жила здесь целое лето, потому что свято верит в целительную силу местной воды. Но открылся театральный сезон, а она выступает в новой постановке. Ей пришлось уехать, и она поручила агенту сдать виллу тем, кому можно доверять и кто не устроит в доме разгром. — Он улыбнулся и добавил: — Плата чисто символическая, деньги для хозяйки не важны. Ей покровительствует сам Наполеон.

Селина на мгновение застыла в неподвижности, потом решилась спросить:

— Значит, все женщины в Баден-Бадене кокотки?

— Тебя это разочаровало, я вижу. Не вздумаешь ли ты их осуждать? — с некоторой агрессивностью спросил Квентин Тивертон.

— Нет-нет, конечно, нет, — спохватилась Селина. — Просто я подумала, что мужчины здесь… все такие значительные персоны… а леди…

Она запнулась.

— Ну, договаривай, что ты намеревалась сказать, — произнес он жестко.

— Они… так прекрасны… — Селина с трудом находила слова. — И в то же время, когда вчера произошла эта ссора, они показались мне… такими вульгарными… как торговки рыбой…

— Если тебя воротит от их общества, если ты стесняешься знакомства с ними и предпочитаешь скучную добропорядочную публику, то незачем было цепляться за меня, — жестко произнес Тивертон.

Селина видела, что он рассердился, поэтому подошла к нему и, умоляюще сложив руки, сказала жалобно:

— Пожалуйста… пожалуйста, не думай, что я кого-то осуждаю. Я только стараюсь разобраться в той жизни, которой совсем не знаю. Я не представляла раньше, что есть на свете такие женщины, как мадам Летесснер и мадам Леблан. Но, как ты правильно сказал, они остроумнее, приятнее, веселее многих других леди.

Квентин молча выслушал ее, отвернулся и подошел к окну, встав к ней спиной.

Селине ничего не оставалось, как заняться осмотром комнаты, где они находились. Вероятно, это была как раз спальня той самой актрисы, которой принадлежал дом.

Стены были обиты бледно-розовой шелковистой тканью, а над кроватью на четырех инкрустированных золотом столбиках был укреплен овальный позолоченный венчик, с которого свисал кисейный полог. По углам располагались средних размеров бронзовые скульптурные группы амурчиков и нимф в разных позах, целующихся или обнимающихся.

Покрывало на кровати было шелковым, обшитым по краям брюссельскими кружевами. Обюссонский ковер на стене представлял собой гармоничное сочетание розовых и голубых тонов. Зеркала были повсюду, и в каждом отражалась Селина в элегантном белом костюме, но с расстроенным личиком.