Готы - Иван Аксенов

Слушала его и, казалось, не понимала — что он говорит. Переставала плакать, только потихоньку всхлипывала.

— Так, уже лучше, — выбрасывал в унитаз перепачканный черным платок. — Не будешь ведь больше, не будешь?

— Не буду, — шептала и поворачивалась к Благодатскому — лицом.

Прежде чем приблизить свое лицо к её: мокрому, заплаканному, — взглядывал — на разворачивавшийся комок платка: пропитывался ярко-желтым, и делались невидимыми на светлой ткани следы косметики.

Готочка стояла и тупо таращилась на Благодатского — в ожидании продолжения: вздрагивала и подавалась к нему всем телом, когда запускал пальцы в ее недлинные со следами облезающей краски волосы и целовал. Думал: «Девочка маленькая и дурненькая, на которую не взглянет никто!.. Сейчас, подожди, сейчас… Сейчас — еще крепче обниму, еще сильнее прижму к себе: сейчас почувствуешь меня — внутри…» Чувствовал, как елозила ладошками по спине, и — как поднимался за ширинкой джинсов член: сильно натягивал плотную ткань. Расстегивал от низа к верху — пуговицы на рубашке готочки: прижималась спиной к раковине и с поцелуем — кусала губы и облизывала их крохотным языком. Запускал руки под свободно обвисшие края рубашки, находил чашечки бюстгальтера: приподнимал их вверх, чтобы свободно касаться груди: касался, отнимал губы от губ: скользил языком вниз — начиная с шеи. Там, где грудь — задерживался: сначала — справа, после — слева. Поскуливала, переступала на месте: терла внутренними сторонами бедер — одной о другую. Постепенно доходил до живота: в самом низу его видел: выглядывавшие из-под пояса брюк — трусы. Расстегивал пуговицу и молнию брюк, тянул их вниз. Поднимал голову, видел лицо готочки: открывала рот, издавала звуки, и в то же время — смотрела, словно бы нехорошо понимая: что происходит. Решал про себя: «Если так — то и к лучшему, главное: чтобы опять не устраивала истерики…»

Трусы оказывались — синими и с черными утятами: плоскоклювые, толстые, стройными рядами шествовали они параллельно резинке — справа налево. Не обращал на них внимания: стягивал трусы — следом за брюками, и — запускал пальцы в черный треугольник волос. Принимался облизывать кожу рядом: снизу, с боков: старался протиснуть язык между чуть раздвинутых, насколько позволяла не снятая до конца одежда, ног. Почти не получалось: слегка касался лишь самого края едва заметной в неудобном положении — нежной розово-коричневой кожи. Терся лицом о волосы, чувствовал их во рту: на и под языком. Когда — чуть повышала голос от ощущений и нетерпения, отстранялся. Говорил:

— Не ори, здесь люди кругом. В том числе — в соседнем туалете. Хочешь, чтобы нас с тобою отсюда охранники вывели? — доставал изо рта — жесткие черные волосы.

Отрицательно мотала головой. Предлагала чуть запинаясь:

— Я… да-давай — сниму со-совсем…

— Не нужно, — отказывался Благодатский. — Повернись-ка лучше — спиной. И обопрись о раковину покрепче.

Поворачивалась, опиралась. Расстегивал молнию джинсов, доставал — напряженно вздрагивавший член. Трогал пальцем его сухую от трения тканью одежды — головку, и — перед тем, как войти, — осторожно просовывал между бедер ладонь: проводил ею до верха и касался влажно-горячего. Раскрывал пальцами складки кожи, держал их так: раскрытыми, а другой рукой — направлял и вводил внутрь коротким толчками — член.

Готочка совершала несколько резких вдохов и выдохов, после чего — начинала привычно постанывать и чуть подаваться назад: чувствовала внутри себя двигавшийся все скорее и скорее орган. Благодатский сосредотачивался на процессе, думал: «Снаружи — должны уже были заметить, что с туалетом что-то не так, да и шум могли слышать… Не хочется проблем с администрацией, хочется — на концерт: потому нужно — по возможности быстро». С этой мыслью — сильно хватал готочку за бедра: двигался с удвоенной скоростью. Чувствовал, как спадают ниже приспущенные джинсы, слышал голоса в ведущем к туалету коридоре. Приговаривала что-то невнятное, пыталась — дотянуться и дотронуться рукой до бедра Благодатского, но — не удерживалась и возвращала руку обратно: на край раковины.

Через несколько времени появлялась мысль: «Не кончу скоро в такой ситуации, ни за что не кончу… Не могу нормально расслабиться и сконцентрироваться. Чего же делать? Уйти отсюда не кончив — глупо как-то: не каждый день такое происходит… Может, одеть ее, выгнать отсюда и додрочить? Не, дрочить — тухло, надрочился уже — сколько можно… Вот если бы она мне подрочила, это — ничего, неплохо наверное». Тяжело дышал, стирал рукой со лба — пот. Наклонялся, прижимаясь к спине готочки, просил:

— Слушай, поделай — рукой, а то я так кончить не могу…

Доставал член и, когда бралась за него рукой, целуя Благодатского, — подавался назад: чтобы стало удобнее — садился на бачок низкого унитаза. Скользила рукой по члену, стягивала и надвигала кожу. Прерывала вдруг поцелуй, взмахивала волосами — так, что Благодатский не успевал даже увидеть её лица до того, как почувствовал свой член охваченным горячим кольцом губ. Видел теперь перед собой подрагивавшую голову и понимал: не убирала руки, продолжала движения — вместе со ртом. Невидимо касалась нежной кожи языком, вращала его в полости рта — по кругу. Держался рукой за стену, чувствовал волну приближающегося оргазма и горячее ощущение радостного превосходства, распиравшее грудь. «Ну, кто из вас так может? А я — могу, и не так еще могу! Вот она, такая крошечная и некрасивая, — и как рада она, что сейчас — со мной, и как рад я — тому же!..» — понимал: сейчас кончит. — «Кончить бы в рот, да вдруг — ей это не понравится… Наверняка не понравится, никому ведь почти не нравится… Так — не буду!» Доставал член — изо рта, отводил его в сторону, привставал. В несколько движений завершал: стрелял резкими залпами сильной струи и видел, как стекает по голубой плитке стен бледная сперма.

Одевались, уходили. В коридоре улыбался ожидавшим у соседней двери — туалетной очереди. Готочка не обращала на них внимания, крепко держалась маленькой влажной ладошкой — за руку Благодатского: словно это придавало ей необходимую для чего-то уверенность. Спрашивала вдруг:

— А как… как тебя зовут?

— Не важно, — отмахивался Благодатский: доставал из кармана сигарету, закуривал. — Понравилось?

Кивала.

Сверху громко бухала музыка: поднимались к ней — лестницей, проходили в актовый зал. Окидывал взглядом и понимал: выступление Леопардова окончено: на сцене уже прыгали музыканты следующей группы, одетые в камуфляж и спортивную одежду. Видел в углу — послеконцертных готов: размахивали руками, обсуждали что-то. Спрашивал у не отпускавшей его руку готочки:

— Ты где сейчас будешь?

— С тобой, — отвечала не думая.

— Нет, сейчас ты со мной не будешь, сейчас — я пойду к своим друзьям поговорить про их выступление, а ты — посидишь пока где-нибудь.

— А почему я не могу — с тобой? — спрашивала растерянно.

— Не можешь — и всё, — отрезал Благодатский. — Вон, иди, — указывал пальцем. — Свободные кресла…

Медленно плелась в сторону кресел, оборачивалась и смотрела на Благодатского. Чувствовал на себе — этот взгляд, думал: «Нужно теперь как-то незаметно исчезнуть, чтобы не увязалась за мной… И не дай бог — подойдет, когда рядом с Леопардовскими друзьями стоять буду».

Подходил к Леопардову, спрашивал:

— Ну как?

— Чего — ну как? Это тебе — ну как…

— Мне — заебись!.. — честно отвечал Благодатский.

— А по мне — это была далеко не лучшая репетиция… Лажали все — кто во что горазд. А клавиш, мне кажется, вообще слышно не было…

— Да нет, почему: звучали… Фьюнерал зажигал: колотил, как ненормальный… — не знал, чем похвалить выступление, которого — не видел: лишь легкие приглушенные отзвуки долетали до него в туалет первого этажа.

— Он и есть — ненормальный… — понижал голос Леопардов. — Пьет, как черт и шизует — от музыки, в основном. Мне кажется иногда, что он кончает во время репетиций, если подольше по барабанам поколотит… Стучит и кончает.

И звучали рядом голоса Кости и Бориса: выясняли, кто из них больше допустил ошибок в игре, рассказывали об этом — алко-готам. Поверх них — раздавался голос Фьюнерала:

— Господа готы! Пройдемте…

Вел за собой — на улицу.

— Не будем дослушивать концерт… — с облегчением выговаривал Благодатский и шествовал, смешиваясь с прочими, к выходам.

— Не будем, — подтверждал вышагивавший рядом с синтезатором под мышкой Леопардов. — Очень сильно хочется выпить, а тут — дорого. Вот выйдем, дойдем до палатки какой-нибудь и сядем там — рядом…

На асфальтированной площадке перед домом творчества — останавливались, ставили на землю инструменты: ждали отстававших — отошедших в туалет. Курили.

Дождавшись — отправлялись. Двигались толпой, обсуждали произошедшее. Шумели. Отходили уже порядком от дома творчества и сворачивали на параллельную широкой дороге пешеходную дорожку, когда раздавался сзади истошный крик, заставлявший обернуться: