Её лучшая роль - Роберта Ли

Энн на мгновение закрыла глаза. Счастливая Кора, у которой так счастливо устроилась жизнь!

За дверью послышались шаги, и она открыла глаза, как раз когда в комнату вошел Пол.

— Я разделался с Золушкой вдвое быстрее, чем обычно, — сказал он. — Умираю, хочу выпить.

Эдмунд помахал своим бокалом в воздухе:

— Наливай себе сам, старина.

— Спасибо, сейчас.

Держа в руке бокал с виски, Пол подошел к дивану и сел напротив Энн.

— Вы очень эффектно выглядите. Это новое платье?

— Оно у меня много лет.

— Подарок мачехи?

На минуту Энн растерялась, не сообразив, что он имеет в виду, но так как он продолжал смотреть на нее, залилась густой краской.

— О нет, моя… мачеха не покупала его. Я сама его купила.

Эдмунд Риис поднялся на ноги.

— Оно очень милое. Но давайте поговорим об этом за столом. Я умираю с голоду!

Столовая, как и весь дом, была очень удобной, свободной от мебели, хотя повсюду стояли — довольно беспорядочно — вазы с цветами. Во время обеда Энн почти не принимала участия в разговоре, она была довольна тем, что слушала троих своих сотрапезников. Только за кофе она обратилась прямо к Полу и спросила его, будет ли он сегодня вечером работать.

Кора в изумлении уставилась на обоих:

— Вы что, действительно собираетесь работать во время уик-энда?

Пол слегка улыбнулся в ответ:

— По крайней мере, мы намеревались это сделать.

— Тогда вы сошли с ума. — Кора наклонилась вперед, свет свечей серебрил легкую седину в ее красивых рыжевато-каштановых волосах. — Побездельничайте немного, пока вы здесь. Я уверена, что тебе стоит немного отдохнуть… и Энн тоже! — Алые губы улыбнулись. — Если я знаю Пола, то он эксплуатирует вас нещадно до полусмерти!

Энн улыбнулась ей в ответ:

— Я не возражаю. Я люблю работу.

— А как вам нравится его новая пьеса?

Пол наклонился вперед:

— Она считает ее дрянной!

Наступила неловкая пауза, Энн почувствовала, что краснеет. Легкий ветерок веял в открытое окно и колебал пламя свечей, отбрасывая на стены прыгающие странные тени.

— Всем не угодишь, — тихо проговорила Кора. — Пожалуй, Полу полезно столкнуться с оппозицией.

Пол задвинул стул под стол.

— Последние четыре года я только тем и был занят, что сталкивался с оппозицией. Как будто на меня наложили какое-то заклятие.

— На тебе и было заклятие, — ответила Кора. — Вся беда в том, что оно вернулось. Сирина — не…

— Кора! — Эдмунд говорил таким приказным тоном, что Энн вскочила со стула. — Не твое дело говорить Полу, что ему делать со своей жизнью.

— Я могу как друг…

— Как друг не вмешивайся не в свое дело.

Наступило напряженное молчание. Щеки Коры то вспыхивали, то бледнели, и она прикрыла глаза, чтобы сдержать слезы. Когда она снова открыла их, то уже взяла себя в руки. Она тронула мужа за руку и посмотрела на Пола:

— Прости меня. Эдмунд прав. Это не мое дело.

Пол глядел на своих друзей и разглаживал на столе смятую салфетку.

— Вы ведь знаете, что можете говорить мне все, что посчитаете нужным, но, по-моему, Энн умрет от скуки, если мы начнем ворошить прошлое.

— Если бы это было прошлым! — пробормотала Кора и, увидев, как снова нахмурился ее муж, быстро встала из-за стола и взяла обоих мужчин под руки. — Как мне везет, что у меня рядом двое таких мужчин!

Они вышли из столовой, Энн за ними, чувствуя себя удивительно одинокой. Во время этой перебранки проявились характеры: Эдмунд, такой полный, добродушный, казавшийся нетребовательным, вдруг заявил о себе как о личности: стало ясно, что силу свою Кора черпает в нем. Энн медленно перешла холл. Кора обернулась, выражение ее лица смягчилось, когда она увидела, как выглядела девушка на фоне темной деревянной обшивки.

— Вы, дорогая моя, совсем как лютик. Я никогда не видела таких изумительных белокурых волос. Вам надо быть па сцене.

— Ради бога, не забивайте вы ей голову! — яростно проговорил Пол. — Мне до смерти надоели эти бредящие театром женщины!

— И однако обе женщины, которые нравились тебе больше других, были актрисами!

— Ты и Сирина совсем разные, — лукаво сказал Эдмунд. — По крайней мере, так думает твой муж о своей собственной женщине.

Кора рассмеялась и поманила Энн:

— Пойдите-ка сюда и поговорите со мной. Я просто не хочу позволять Полу заставить вас сегодня работать.

Остаток вечера они провели на террасе. Последний свет летнего дня погас, и небо из розового стало серым, а потом темно-синим. Новорожденный месяц тонко просвечивал сквозь листву. Пол зашевелился и вытянул ноги.

— Здесь так чертовски тихо и мирно! Не понимаю, почему я не живу в деревне.

— Деревня хороша для детей, — ответил Эдмунд. — Подожди, пока заведешь себе жену, а потом перебирайся сюда.

Пол не ответил, а Энн, сдержав зевок, улыбнулась хозяину дома:

— Извините меня, я хочу пойти спать. От свежего воздуха я чувствую себя какой-то усталой.

— По вашему виду этого не скажешь. Наверное, потому, что вы так молоды.

— Не переходи на личности, Эдмунд, — запротестовала Кора. — Энн это может не понравиться.

— Тогда она дура, — довольно решительно провозгласил коренастый постановщик. — Все умные женщины обожают комплименты!

Продолжая улыбаться, Энн ушла в свою комнату, но еще долго лежала без сна, слушая доносившиеся с террасы голоса. Как может Сирина вторгаться в жизнь, которую так резко нарушила четыре года назад? Только женщина очень решительная и бесчувственная будет стараться возобновить грубо разорванные отношения, чтобы продолжить с того момента, где все закончилось тогда. Энн зашевелилась, взбила подушку и подумала, насколько все-таки верна житейская мудрость, что люди всю жизнь повторяют одни и те же ошибки. Только когда очень хорошо разберешься в себе, появится возможность не возвращаться в свое прошлое.

Она заснула беспокойным сном и проснулась раньше обычного. К восьми часам она уже оделась и спустилась вниз, позавтракала на террасе и пошла побродить по саду.

Большая его часть была неухоженной и за исключением лужаек сохраняла естественный вид. По крайней мере, так это выглядело. Голубые и розово-лиловые шапки гортензий виднелись тут и там, а прямо около террасы стояли высокие кустики белого табака. Цветы закрылись от солнца и берегли свою красоту до ночи. С тыльной стороны дом казался гораздо больше, и вдоль всей его длины шла вымощенная плитами дорожка. Она полюбилась вьюнкам, покрывавшим стены и деревья, росшие живописными группами вокруг дома. Неудивительно, что Кора оставила сцену, чтобы поселиться здесь со своей семьей.