Рука Фатимы - Франциска Вульф

Там, в Бухаре, Али мог получить опиум, только поклявшись своей жизнью и пользуясь непререкаемым авторитетом.

Здесь у нее нет таких союзников. Что может служить альтернативой опиуму?.. Кора ивы… в ней содержится салициловая кислота, и по своему действию она аналог аспирина. Но растут ли в Китае ивы? Интересно, какие средства китайские врачи применяют для обезболивания ожоговых ран… И вдруг ее осенило: конечно же, акупунктура! Иглы – вот решение! Как это ей сразу не пришло в голову?!

– Минг, позови Ли Мубая! Пусть поставит иголки девочке, чтобы снять боль!

– Почтеннейшего Ли Мубая? – Минг в нерешительности сморщила лоб. – Вряд ли он станет помогать такой…

– Делай, что я говорю! – резко оборвала ее Беатриче. – И не забудь, что я тебе тут сказала.

Минг проворчала что-то по-китайски и послала другую девушку за Ли Мубаем.

Как и следовало ожидать, тот явился тотчас же. Беатриче коротко рассказала ему, что произошло, что уже сделано и о чем она просит его. Он внимательно выслушал ее рассказ и удивился, узнав, что она попросила чистые полотенца и свежую воду.

– О таком лечении я еще не слыхивал, – вежливо признался Ли Мубай. – Мы натираем пораженные места маслом.

– Я знаю! – возразила Беатриче, стараясь не замечать торжествующей улыбки Минг.

Главное – обдумать, как лучше убедить Ли Мубая.

– У меня на родине мы тоже долго лечили ожоги таким способом. Но многолетний опыт показал, что чистая вода помогает больному быстрее выздороветь и ускоряет заживление ран.

Ли Мубай на минуту задумался, а потом кивнул головой в знак согласия:

– Хорошо, давай сделаем так!

Если он поначалу и скептически отнесся к ее предложению, то вида не подал. Может быть, для него это лишь эксперимент, к тому же ответственность невелика – ведь речь идет всего-то о маленькой служанке. Он поставил малышке золотые иголки, и очень скоро она крепко заснула.

– Завтра приду опять. – И поклонился Беатриче. – Посмотрим, как пойдут дела.

– А сейчас – мыться! – пробрюзжала Минг, когда врач вышел.

Беатриче сняла остатки одежды и направилась к кадке. Вместо лесенки – табурет. Несколько неловко взобралась на край «ванны», опустила в нее кончики пальцев и вскрикнула: там был кипяток! Уж не вознамерилась ли Минг отомстить ей таким способом – сварить заживо?

– Горячая? – задала та совершенно излишний вопрос.

– Слишком горячая. Добавь холодной.

Старуха скривила физиономию. В выражении ее лица сквозило недоброжелательство в смеси с презрением к чужестранке из неведомой и далекой страны: боится даже горячей воды. Однако не посмела ослушаться, принесла кувшин с холодной водой и плеснула из него в кадку.

Беатриче осторожно, как можно глубже опустилась в кадку – плечи ее утонули в воде, благоухающей кедром. Пока Минг мыла ей голову, она провела пальцами по деревянным краям. Дерево так хорошо обработано, что руки скользят по поверхности как по шелку.

Так и нежилась бы, вдыхая ароматы дерева, но строгий взгляд Минг напомнил ей – она здесь не дома. По-видимому, долго блаженствовать у китайцев не принято.

Она вздохнула – что бы она ни делала, как бы ни старалась, угодить старухе невозможно.

Когда Минг ее одевала и аккуратно, прядь за прядью расчесывала волосы, Беатриче услышала музыку, доносившуюся из-за окна: громкие, пронзительные звуки флейты, барабанов и литавр…

– Что означает эта музыка? – спросила она и тут же поняла, что совершает ошибку.

– Владыка въезжает в Шангду, – пояснила Минг с презрительной усмешкой.

Китайская женщина никогда не опустится до такого любопытства – не задаст подобный вопрос. Только варвары способны на это. Музыканты и свита сопровождают всемогущего хана во дворец.

Беатриче с удовольствием посмотрела бы на торжественное шествие… Однако Маффео предостерег ее: женщинам и простолюдинам запрещено участвовать в этой процессии. Он не объяснил причин – просто императорский протокол запрещает. Она увидит владыку вечером – во время аудиенции.

А сейчас надо ограничиться тем, что она слушает эти непривычные звуки, и терпеть, пока Минг облачает ее в пышное, торжественное одеяние. Оно состоит из множества отдельных платьев, надеваемых одно на другое. Последний предмет – накидка из богато расшитой ткани, напоминающей парчу.

Когда Беатриче наконец смогла лицезреть в зеркале окончательный результат, стало уже смеркаться. Она с трудом узнала себя: каким-то непонятным образом Минг удалось соорудить из ее не таких уж длинных волос, едва доходящих до плеч, величественную башню. В строгом официальном наряде, с украшениями, которые Минг вплела ей в волосы, она выглядит как императрица.

Императрицы, должно быть, никогда не двигались. В этом негнущемся, тесном праздничном наряде она чувствовала себя как в рыцарских доспехах. Попыталась тайком немного ослабить давящий шею воротник, но недооценила цепкий глаз старой китаянки. Не успела она снова вздохнуть полной грудью, как Минг все поняла, проворчала что-то по-китайски и принялась снова застегивать ее на все пуговицы и завязывать на все ленточки.

Беатриче старалась дышать ровно и спокойно. Ей казалось, что еще минут пять-десять и она упадет в обморок… Тогда ее с позором на глазах всех присутствующих вынесут из тронного зала.

Но в обморок она не упала. Не потому, что в течение вечера приспособилась к своим тяжелым «доспехам» – просто оказалась более выносливой и стойкой, чем думала о себе.

– Потерпи еще немного! – шепнул ей Маффео, – видимо, почувствовал, как она мучается в этом панцире. – Хубилай-хан появится с минуты на минуту.

Беатриче вздохнула, стараясь принять более удобную позу, хоть это было нелегко. Было ощущение, что она сидит так несколько часов – почти на корточках – в ожидании светлейшего владыки. Маффео – все это время стоит к ней спиной – строго-настрого запретил ей шевелиться, разве что в самом крайнем случае, и велел не произносить ни слова:

– Неподвижно и безмолвно, как статуя, – так должна держать себя женщина при дворе хана.

Легко сказать… Самому-то Маффео терпения не занимать. Но от него ведь не требуется как вкопанному молча стоять на одном месте, да и воротник, очевидно, не давит ему шею. Он тихо переговаривается со стоящим по соседству темноволосым европейцем с седыми висками. До нее донеслись обрывки слов, сказанных по-итальянски. Это, должно быть, Никколо, брат Маффео, – они в самом деле похожи.

Не надо думать о сковывающем шею воротнике: будто какой-то садист киллер душит ее руками или накладывает гаротту на шею, предавая медленной и мучительной смерти…