Шоколадная война - Роберт Кормье

Это была темная сторона торговли — как общие поступления распределяются между отдельными школьниками. Брайан не знал, честная там ведется игра или нет, но брата Леона интересовали результаты, а не методы их достижения, и Брайан решил не копать слишком глубоко. И все же ему порой становилось не по себе. Всего несколько минут назад к нему в кабинет вошел Картер с полной пригоршней денег. Брайан относился к Картеру с подчеркнутым уважением — он был главой Стражей.

— На, держи, — сказал Картер, вываливая на стол все деньги, бумажки вместе с монетами. Это за семьдесят пять коробок — стало быть, сто пятьдесят долларов. Посчитай-ка.

— Сейчас. — Под пристальным взглядом Картера Брайан кинулся пересчитывать. Пальцы у него дрожали, и он предупредил себя: только не ошибись. Должно выйти ровно сто пятьдесят. — Тютелька в тютельку, — подтвердил он.

И тут произошло неприятное.

— Дай сюда список, — велел Картер.

Брайан протянул ему лист с фамилиями, напротив каждой из которых была клеточка для новых поступлений. Потом все это переносилось в основные списки на больших досках в актовом зале. Минуту-другую Картер разглядывал список, а потом велел Брайану раскидать выручку на несколько учеников. Под диктовку Картера Брайан принялся записывать: «Хьюарт — тринадцать… Делилло — девять… Лемойн — шестнадцать…» И так далее, пока все семьдесят пять коробок не были распределены между семью или восемью ребятами.

— Эти парни хорошо поработали, — сказал Картер, глупо улыбаясь. — И я хочу, чтобы они обязательно получили по заслугам.

— Ага, — сказал Брайан, понимая, что не стоит гнать волну. Разумеется, он знал, что ни один из выбранных Картером ребят не участвовал в продаже этой партии коробок. Но это его не касалось.

— Сколько народу на сегодняшний день уже выполнило норму в полсотни? — спросил Картер.

Брайан сверился с записями.

— Шестеро, считая Хьюарта и Леблана. С теми коробками, которые они добавили сейчас, у них получилось превышение. — Брайану удалось произнести это серьезным тоном, без тени ухмылки.

— Знаешь что, Кокран? А ты умный малый. Молодец. Схватываешь на лету.

На лету? Да они мухлевали с результатами целую неделю, и в первые два дня Кокран даже ни о чем не догадывался. Сейчас ему очень хотелось спросить Картера, действительно ли эти конфеты стали для Стражей важным делом, чем-то вроде заданий Арчи Костелло, но он решил на всякий случай смирить свое любопытство.

Еще через час-другой он собрал деньги уже за четыреста семьдесят пять проданных коробок — все чистоганом, — и львиную долю этой выручки привезли торговые бригады, которые возвращались в школу с бодрыми гудками, возбужденные успехом.

Когда пришел брат Леон, они вместе подвели итоги и выяснили, что всего на настоящий момент продано пятнадцать тысяч десять коробок с конфетами. Осталось только пять тысяч — или, точнее, четыре тысячи девятьсот девяносто, как подчеркнул брат Леон, по своему обыкновению придирчивый и щепетильный. Но сегодня Леона можно было не бояться. У него тоже, кажется, голова шла кругом — это было видно по его влажным глазам, которые искрились от удовольствия.

Он даже назвал Брайана по имени, а не по фамилии.

Когда Брайан спустился в актовый зал, чтобы опубликовать последние результаты, целая орава учеников приветствовала его рукоплесканиями и выкриками. Раньше Брайану никогда не устраивали оваций, и он почувствовал себя настоящим героем, кем-то вроде футбольной звезды.

Глава тридцатая

Теперь устраивать переклички больше не было необходимости, потому что почти все ученики сдавали выручку непосредственно Брайану Кокрану. Но брат Леон все равно их не отменял. Стручок заметил, что учитель стал проводить их ради собственной забавы, разыгрывая при этом целый спектакль. Он оглашал последние сведения о ходе продажи по записям Брайана Кокрана, сообщая классу все подробности, смакуя имена и отдельные успехи, выжимая из ситуации максимум драматизма и удовольствия. К тому же у него хватало и шестерок — трусливых малых вроде Дэвида Карони, которые старались сначала объявить о своих результатах в классе, рассчитывая на дополнительную похвалу.

— Ну-ка, ну-ка, поглядим, Гувер, — говорил Леон, качая головой в притворном удивлении. — В отчете значится, что вчера ты продал пятнадцать коробок и довел свой итог до сорока трех. Чудесно! — и он кинул язвительный взгляд на Джерри.

Конечно, это было просто смешно, потому что на самом деле Гувер не продал ни одной коробки. Основную выручку обеспечивали бригады, которые отправлялись торговать каждый день после уроков. Вся школа буквально помешалась на конфетах. Но не Стручок. В знак солидарности с Джерри он решил больше не продавать их, и за минувшую неделю его общий итог так и не стронулся с числа двадцать семь. Это было все, что он мог сделать.

— Маллан, — выкликнул Леон.

— Семь.

— Ну-ка, ну-ка, посмотрим. Ого, теперь на твоем счету уже сорок семь! Поздравляю тебя, Маллан. Я уверен, что сегодня ты продашь недостающие три коробки.

Стручок съежился на своем стуле. Следующим будет Пармантье. А потом Джерри. Он покосился на друга, увидел, что тот сидит за партой прямо, уже готовый услышать свое имя.

— Пармантье!

— Семь.

— Ну и ну, Пармантье, — изумился Леон. — В итоге у тебя получается… да неужто? Пятьдесят! Ты выполнил норму, Пармантье. Прекрасно, прекрасно! Аплодисменты, джентльмены!

Стручок кое-как изобразил ликование — вышло малоубедительно.

Пауза. И вот голос Леона пропел: «Рено!» Именно так — пропел. Звучно, торжествующе. Стручок понял, что Леону уже безразлично, продает Джерри конфеты или нет.

— Нет, — ответил Рено, в свою очередь громко и ясно, голосом, полным своего собственного торжества.

А вдруг они оба победят? Вдруг решающую схватку удастся предотвратить? Ведь продажа подходит к концу — все может завершиться патом и постепенно забыться на фоне других школьных мероприятий.

— Брат Леон.

Все глаза обратились на Гарольда Дарси — это он подал голос.

— Да, Гарольд?

— Можно вопрос?

Брови учителя недовольно нахмурились. Он так наслаждался происходящим, что его покоробило это неожиданное вмешательство.

— Ну что тебе, Дарси?

— Вы не могли бы спросить Рено, почему он не продает конфеты, как все остальные?

Где-то в отдалении, квартала за два-три, прогудела машина. Лицо брата Леона было настороженным.

— Зачем это тебе? — спросил он.

— Мне кажется, у меня есть право знать. И у всех остальных тоже. — Он огляделся в поисках поддержки. Кто-то выкрикнул: «Точно!» — Каждый участвует в общем деле, — продолжал Дарси. — А Рено — нет. Почему?

— Не соблаговолишь ли ответить, Рено? — сказал учитель. Его влажные глаза сверкали, в голосе звучала неприкрытая угроза.

Джерри помедлил. Щеки его порозовели.

— У нас свободная страна, — наконец сказал он, и по классу прокатился легкий шумок. Кто-то отчетливо хихикнул. Стручок взглянул на довольное лицо брата Леона, и его замутило.

— Боюсь, на банальностях тебе не выехать, Рено, — сказал брат Леон, как обычно работая на публику.

Стручок видел, как щеки у Джерри постепенно краснеют. Еще он заметил, как изменилась атмосфера в классе, его общее настроение. До этой переклички ребята были нейтральны, их не интересовала позиция Джерри — они придерживались принципа «делай что хочешь и другим не мешай». Но сегодня в воздухе витало негодование. Больше чем негодование — враждебность. Взять хотя бы Гарольда Дарси. Раньше это был самый обыкновенный парень, который занимался своими делами и ни в чем не проявлял ни фанатизма, ни излишнего рвения. И вдруг он бросает вызов Джерри!

— Разве вы не говорили, что участие в продаже добровольно, брат Леон? — спросил Джерри.

— Говорил, — подтвердил учитель, словно выжидая, стараясь стушеваться, чтобы Джерри сам выдал себя своими словами.

— Тогда я, по-моему, не обязан продавать конфеты.

Негодующий ропот класса.

— Ты считаешь, что ты лучше нас? — крикнул Дарси.

— Нет.

— А кем ты тогда себя считаешь? — голос Фила Бове.

— Я Джерри Рено, и я не буду продавать конфеты.

Черт побери, подумал Стручок. Ну почему он не прогнется, хотя бы чуть-чуть? Самую малость?

Прозвонил звонок. Некоторое время ребята еще сидели на своих местах, понимая, что инцидент не исчерпан, и в этом ожидании было что-то зловещее. Потом момент прошел, и все начали с шумом отодвигать стулья, вылезать из-за парт, складывать вещи. На Рено никто не смотрел. Когда Стручок добрался до порога, Джерри уже быстро шагал по коридору в другой класс. А несколько ребят, в том числе Гарольд Дарси, кучкой стояли у дверей и мрачно смотрели ему вслед.

Позднее Стручок забрел в актовый зал, привлеченный доносящимися оттуда криками и свистом. Он встал у дверей, наблюдая, как Брайан Кокран записывает на досках последние данные о продаже. Перед ним собралось человек пятьдесят-шестьдесят — на удивление много для этого времени дня. Каждый раз, когда Кокран заносил в таблицу новые цифры, толпа взрывалась приветственными воплями, и верховодил ею не кто иной, как этот бессовестный амбал Картер, который сам, наверное, не продал ни одной конфеты, предпочитая, чтобы грязную работу за него делали другие.