Боги денег. Уолл-стрит и смерть Американского века - Энгдаль Уильям Ф.

Центр этой системы в 1920‑х годах находился в Нью-Йорке в руках Бенджамина Стронга.

В своих мемуарах Герберт Гувер позже горько нападал на Стронга, прямо обвиняя его во многих бедах Великой депрессии. В 1914 году, упоминая, как Стронг управлял политикой ФРС, Гувер писал:

«Существуют преступления гораздо худшие, чем убийство, за которые человек должен быть осужден и наказан».

Гувер называл Стронга «ментальным придатком Европы», завуалировано ссылаясь на его тесные отношения с Монтегю Норманом из Банка Англии. {207} Гувер и Стронг были близкими друзьями в начале 1920‑х годов, но затем рассорились по поводу политики Стронга неограниченного банковского кредитования Европы.

Нападки Гувера на Стронга были правильными, но причина была неверна. Гувер или предпочел игнорировать или не понял масштабы геополитического проекта, который Стронг и Уолл-Стрит пытались привести в жизнь, создавая в Нью-Йорке центр мировых потоков капитала.

Гувер далее обвинял Стронга в том, что тот, устанавливая учетные ставки ФРС, чтобы облегчить возвращение Британии к золотому стандарту после 1925 года, искусственно занижал американские ставки во время, когда лихорадка спекуляций на фондовом рынке в 1927 году выходила из-под контроля, фактически, подливая масла в огонь, который привёл к впечатляющему краху в 1929-м.

Стронг прислушивается к Европе, а не к простым американцам

Монтегю Норман (Банк Англии), к которому присоединились Ялмар Шахт («Рехсбанк») и Шарль Рист (Банк Франции), в 1925 году приехал в Нью-Йорк, чтобы убедить Стронга понизить учетные ставки ФРС США. Цель состояла в том, чтобы облегчить Британии возвращение к золотому стандарту и дать стимул экономическому восстановлению Европы. В те дни американские процентные ставки определили уровень курсов по всей Европе.

Восстановление Европы было необходимо, чтобы Германия смогла выплачивать военные репарации Франции, Британии и Италии по Плану Дауэса. Одновременно Франция, Британия и Италия нуждались в новых долларовых кредитах, чтобы выплачивать свои военные займы у США. Вся система долларовых кредитов, которая поддерживала европейскую долговую пирамиду 1920‑х годов, стояла на ссудах нью-йоркских банков, прежде всего «Дж. П. Морган и К°», европейским странам, чтобы последние могли рефинансировать краткосрочные кредиты. Союзники безуспешно призывали к аннулированию военных долгов. Их долги Вашингтону равнялись почти точно той сумме военных репараций, которую британцы, французы и итальянцы потребовали в Версале у проигравшей Германии. Союзникам, таким образом, было необходимо, чтобы Германия возвращала свои военные репарации также в долларах. Всё здание мировой финансовой системы в течение Ревущих 1920‑х опиралось на эту абсурдную и хрупкую пирамиду Понци[13] международных ссуд и долгов. {208}

В 1920‑х годах серия протекционистских тарифов США, начавшаяся в 1922‑м году Законом Фордни-МакКамбера и завершившаяся печально известным Таможенным тарифом Смута-Хьюли в 1930‑м году возвела на невиданную высоту импортные барьеры в США. Что сделало затруднительным, если не невозможным, для европейских стран обслуживать свои долги или репарации традиционными методами, получая торговый профицит в торговле с США. Европе не оставалось ничего другого, как вновь и вновь занимать у американских банков.

Однако вопреки преобладающей в наши дни мифологии о свободной торговле причиной мировой депрессии 1930‑х годов стал не Закон Смута-Хьюли о таможенном тарифе. Ею стал небольшой отягощающий фактор в системе, которая после 1919 года была построена на гнилом фундаменте. Всё послевоенное выстроенное американцами финансовое здание стояло на зыбучем песке. Пока приток денег не останавливался, эту базовую реальность можно было легко игнорировать. {209}

В течение Первой мировой войны Стронг несколько раз приезжал в Лондон, чтобы встретиться с банкирами Банка Англии и лондонского Сити. Как могущественный глава Нью-йоркского Федерального резервного банка Стронг продавливал судьбоносный прецедент финансирования союзнических закупок военного оборудования и боеприпасов уже с 1915 года несмотря на то, что официально США держали нейтралитет. Стронг лично наблюдал за этими операциями от имени Дж. П. Моргана, который, как уже упоминалось ранее, оказывал банкирские услуги правительству Британии, а позже и Франции. Действия Бенджамина Стронга и Нью-йоркского Федерального резервного банка в дисконтировании своих векселей позволили войне тянуться до момента вступления в неё США в 1917 году.

Действия Стронга создали прецедент, что Нью-йоркский Федеральный резервный банк будет играть ведущую роль во всех международных финансовых сделках ФРС и банков – её членов. До принятия Закона о банках 1935 года он единолично непосредственно контролировал всю зарубежную монетарную и банковскую политику США. Президент Нью-йоркского Федерального резервного банка был, по сути, в этом отношении властью сам по себе. Только кризис 1930‑х вынудил провести хотя бы косметические перемены в этой власти.

Золотая стратегия Банка Англии

Возвращение Англии к золотому стандарту в течение 1920‑х годов занимало центральное место в её послевоенной экономической стратегии перестройки лондонского Сити в качестве мирового финансового центра. Золотой стандарт являлся также сердцем всей международной кредитной пирамиды, которая возводилась с 1925 года, пока не рухнула в 1929–1931 годах. Не немецкие репарационные платежи или военные займы союзников, а скорее глубоко порочный американский послевоенный стандарт и шаткая позиция Банка Англии стали решающими факторами, обусловившими наихудшую в истории глобальную экономическую дефляцию.

Англия воевала в безнадёжной Бурской войне двумя десятилетиями ранее для того, чтобы обеспечить Банку Англии контроль над крупнейшими в мире разведанными месторождениями золота в Витватерсранде. Теперь, после долгой европейской войны золотой дождь иссяк, уйдя на уплату жизненно необходимых военных закупок у США через «Дж. П. Морган и К°» и американское правительство. Вместе с опустошением своих золотых резервов лондонский Сити потерял и контроль над мировым кредитованием, сердцем британского геополитического влияния.

В 1919 году, в начале послевоенной борьбы за условия союзнических военных долгов, немецкие репарации и другие насущные вопросы, британское правительство было вынуждено формально отозвать привязку фунта стерлингов к золоту и отказаться от довоенного соотношения 4,86 доллара США за один фунт, поскольку Вашингтон настаивал, чтобы Британия возвратила свои миллиардные займы, взятые в американских банках, сначала в моргановских, а потом в Министерстве финансов США.

Британский истеблишмент наивно ожидал, что их американские «кузены» забудут об этих долгах после того, как англо-американо-французско-итальянский союзный фронт выиграл войну. Эти иллюзии быстро испарились, поскольку правительство США под давлением Моргана и Уолл-Стрит отказалось менять свою позицию. Так как большая часть британской торговли с Америкой была в хроническом дефиците, Великобритания больше не могла даже в фантазиях представить, что она сможет вернуть своё довоенное значение в качестве центра мирового золотого стандарта.

В 1919 году державой с сильнейшей экономикой, очевидно, была уже не Британская империя, США, которые вышли из Первой мировой войны на очень мощную позицию кредитора всех основных европейских стран. Американские золотые резервы в течение войны умножились в четыре раза, что сделало их крупнейшим в мире запасом монетарного золота. {210} Процесс накопления золота шёл вплоть до великого краха фондового рынка в 1929 году. {211} Британия напротив имела тяжёлые зарубежные долги, в основном, Соединённым Штатам. Её валюта резко обесценилась, а золотые резервы упали до опасного минимума.