Человеческий панк - Джон Кинг

Смайлз был замечательный, он был невинен, он никогда бы не повзрослел так, как мы, потому что в нём не было ни капли злобы, он никогда не судил предвзято, по крайней мере, пока был здоров, но и это были лишь внешние проявления; настоящий Смайлз был далёк от чёрно-белого восприятия, никогда не впадал в крайности, умел находить хорошие стороны, его улыбка скрывала ужасную смерть матери, ему подошло бы жить в Азии, в Гонконге и Таиланде, где противоречия незаметны, хотя и встречаются на каждом шагу, в практичном Китае, вспоминая, я считаю, что наша дружба основывалась на музыке, на общих интересах, на самом деле мы только об этом и разговаривали, и я как наяву вижу Смайлза, как он приходит в школу, а подмышкой у него тот самый первый альбом Clash, а «Anarchy in the UK» спрятан в рукаве, в тот вечер я прослушал его, когда вернулся домой, зацепили ударные в начале «Janie Jones», мои самые чёткие воспоминания о Смайлзе связаны именно с этим временем, хотя я знал его с самого детства, но все яркие моменты раскиданы между 1977 и 1985 годами, у меня плохо с датами и с порядком, в котором они должны идти, я хочу помнить только хорошее, наши разговоры, слова, сливающиеся с шумом, опьянение от сидра, или коктейлей, или пива, дешёвый и поэтому всегда доступный сульфат, перекатывающийся во рту, великие идеи, жизнь на полную, вся музыка для нас — Clash, Pistols, Damned, Vibrators, UK Subs, Dr Feelgood, и Jam, Buzzcocks, Ramones, Chelsea, Motorhead, Generation X, и Slits, Members, Lurkers, Stiff Little Fingers, Penetration, и 999, X-Ray Spex, Элвис Костелло, Sham 69, и Boys, Adverts, Innocents, Siouxsie, и Rezillos, Undertones, Cortinas, Ian Dury, Public Image, и Ruts, Business, Exploited, Billy Bragg, и Rejects, Upstarts, Anti-Nowhere League, Cock Sparrer, Madness, и Specials, Beat, Selecter, Bad Manners — и так далее и так далее, длинный-длинный список, множество групп, море воспоминаний, электронные аккорды и электрический туман, шипучка в пластиковых стаканах, смятые банки и рваные билеты, разбавленное пиво и стопроцентно настоящая водка, удары подошв мартенов и блеск светящихся значков, воспоминания запутаны, как клубок ниток, закатившийся под раковину, где-то истерлись, где-то переплелись, отсырели там, где на них капала вода из труб, испачкались в краске, расползлись по всевозможным направлениям, от первых групп до второй волны, панковских текстов; 2 Тона[20] и упрощённого звучания Oil, анархистов и панков-поэтов, и пусть они все боролись друг с другом, но главное было общим, замечательные времена, вот мы со Смайлзом на переднем крае толпы, которая прижимает нас к сцене, стучим по ней кулаками, прямо перед лицом ударники Топпера Хидона, рёбра трещат, когда сзади накатывает волна, стучит сердце, по жилам несется кровь; мы живем, злые и счастливые, все слова давно засели в памяти, поём в общем настрое, пыль в лучах света смешивается с дымом, сотни людей прижаты друг к другу, вспышка в мозгу, середина зимы, забитый народом полутёмный бар, мы в рабочих куртках, девочки в чёрной коже, кто-то невидимый ставит новые записи, мы делали что хотели, никогда не одевались как следует, для того чтобы куда-то устроиться, и никогда не будем, пошли они, вот так, после трёх лет разлуки с Англией; я помню эти годы, как будто всё было вчера, потому что там был Смайлз, потому что мы были вместе; и в этом мокром клубке показывается воспоминание о вечере, когда мы отправились в Аксбридж на Sex Pistols, это был их секретный тур, когда они скрывались от властей и воинствующих проповедников, Смайлз, Дэйв, Крис и я на втором этаже автобуса, мы пьём пиво и обсуждаем, будут ли «Пистолз» играть или их сразу накроют, потом выпиваем в «Three Tuns» напротив станции Аксбридж, там полно бродяг, наркотов и тощих рабочих, которые посмотрели на то, что нас меньше, и лет нам не очень много, и начали разглагольствовать про концерты, про иглу, фразы, надёрганные из газет, но мы не остались в долгу и заставили их умолкнуть, они отползли обратно в свой угол и сидели там, почесывая в затылке; а нам показалось мало, мы припомнили оспу, и рахит, и эпидемии, которые начинаются из-за того, что они ни черта не моются, в конце концов пришёл хозяин и спросил, сколько нам лет, сначала Смайлза, потом меня, и мы оба сказали — восемнадцать, хотя нам было шестнадцать или пятнадцать, он пытался нам что-то втолковать, и тут наступила очередь Дэйва, я уже знал, что будет, я всегда знал, что он собирается сделать, так вот — Дэйв поклялся всеми святыми, что ему пятьдесят семь и предлагал пари, довёл владельца до того, что тот стал багровым от злости, а Дэйв всё накручивал про то, как он сидел в немецких лагерях и как труд, а именно рытьё траншей и прокладывание дорог, помог ему сохранить молодость, и в результате нас вытурили, а те бомжи ухмылялись нам в спину, тогда мы пошли в «Printer’s Devil» и оказалось, что пару минут назад какого-то парня тут замочила шайка из Гэйса, но мы всё равно успели выпить, пока полицейские опрашивали персонал бара, а парня грузили в «скорую», допили и вышли на Аксбридж-Роуд, мимо Спит-файра у ворот базы ВВС, нашли тот спортзал, в котором играли «Пистолз», это был университет Брунел, поэтому там было много студентов, таких, которые обычно не показываются на панк-концертах, а Дэйв притащил с собой дубинку в рукаве и нам приходилось следить за ним, чтобы он не начал драку, он начал наезжать на волосатиков и уже полез за ней, когда я оттащил его в сторону, сказал ему, что это идиотизм; они на несколько лет старше нас и вообще из другого мира, где слушают Yes, забивают себе лёгкие дурью, жрут кислоту и устраивают лекции по философии; мы всегда ссорились с Дэйвом, но до серьёзного дела не доходило, пока мы не выросли и не набрались сил, а тогда было очень плохо, но я прогоняю это дурное воспоминание и стараюсь думать о хорошем, ведь мы видели «Пистолз», а сколько еще людей может сказать то же, нам просто повезло, что мы узнали, где они играют, всё выяснилось в случайном разговоре за день до того, а Пистолз замечательные ребята, всё им было по барабану, зал был битком, а у них сцену освещала одна лампочка, без всякой этой прогрессивной херни, разных там световых шоу для миллионеров, которые подваливают на концерт отдохнуть от своих загородных особняков, уродов, которые плещутся в своих бассейнах и насрать им на всех, любуются на свою задницу, гондоны, которые думают, что тратить кучу денег на наркоту — значит быть против системы, как мы их ненавидели и до сих пор ненавидим, и музыка наполняет меня, я прокручиваю в голове «Bodies», которую не слышал столько лет, мёртвые дети, мёртвые младенцы, это ужасно, потом Seventeen, смерть матери, и содомия, и «Pretty Vacant», отличная вещь о возвращении домой, о музыке, которую ты играешь, саунд-треке твоей жизни; Сид сменяет Глена Мэтлока, старик Сид в песне Exploited «Sid Vicious Was Innocent», Ватти напевает под гитару Большого Джона, мы опоздали на последний автобус в Слау, пришлось угнать тачку, чтобы вернуться, у Криса это хорошо получалось, тренировался на будущее, а в Брунеле потом были и другие нормальные группы, типа Steel Pulse, The Ruts, Magazine. Туда приезжали панки из Нортхолта и Руислипа, такие маленькие копии Сида; мы подружились с ними, потом ещё куча парней из Аксбриджа, Восточного Дрейтона, Гэйса, всяких таких мест, небольшая крепкая команда, а поскольку всё было в университете, там был дешёвый бар, модная дыра, забитая хипповыми студентами, мы обычно занимали одну половину бара, ближе к сортирам и игровым автоматам, а они — другую; иногда они пытались не пустить нас внутрь, но нас было много, так что у них особо не было шансов, стать панком было просто — нужно было только перестать заморачиваться и подстричь волосы, жить своей жизнью; мы не отставали от времени, нам было по фигу на студенческую элиту с прическами за пятьдесят фунтов, мы смеялись над некоторыми парнями, которые играли рок-н-ролл, но нормальные девчонки всегда приветствовались; хотя, в основном, мы были всё те же, кто ходили на футбол, бегали за автобусом после школы, сторожили в Шеде и ломились в поезда, возвращающиеся из Лутона, те же хулиганы, которые разожгли пожар в Чар-лтоне, переместились в Милуолл и потом на Колд Блоу Лейн; и всё так и шло: альбомы Боуи, спрятанные под кроватью, новая музыка, знания, которые не получишь в школе, я вижу Смайлза, который смеялся, как больной, когда нас выпустили; мы все ненавидели школу, трата времени, долю секунды его лицо у меня перед глазами, я помню, что это не самый хороший момент, что-то не так, ищу другое хорошее воспоминание, борясь с неизбежным; родители Дэйва купили фургончик с местом у Борнмута и стали ездить на побережье, как только появлялась возможность, а Дэйв был старшим и оставался дома, весь дом в его распоряжении, раз он пришёл и сказал, что там воняет, у него провоняла даже одежда; тогда мы стали собираться в этом пустом доме и не было такого, чтобы нечем было заняться — то дискотека, то клуб, который скоро разгромили и закрыли, ночи фанка в общественном центре, это уже в нагрузку, вечеринки, на которых приходилось слушать приевшееся дерьмо из «Тор Of The Pops», перемешанное со старыми хитами, танцевальная подборка; всё это, я помню, приходилось терпеть, чтобы закадрить кого-нибудь, но бывало и по-другому, всю ночь играл панк, девочек там было ещё меньше, чем обычно, Дэйву нужен был медляк, песни про любовь, потому что фиг ты познакомишься с девушкой под истории Джимми Перси о том, как он убегает из исправиловки, чтобы увидеть «её», или Пола Уэллера о тюрьме рядом со Слау, но никому это не надо было, кроме Дэйва, будем мы еще тут распинаться, и он соглашался с нами, хотя вообще-то мы были у него дома, и он имел право делать, что хочет; и еще такая штука — к нам приходили лучшие девушки, не такие, как все, и одевались они правильно, просто их было не очень-то много, и больше нам негде было встречаться, это же Слау, пригород, наполненный заразой соулбоев, мы не думали об этом до той ночи, когда до утра крутили «Ramones», у них тогда вышло всего два или три альбома, их мы и ставили снова и снова; и вдруг посередине «Go Mental» начался погром, разнесли весь нижний этаж, разбили стёкла, вынесли двери, видно было, что это не обычное хулиганство; и назавтра Дэйву пришлось приводить всё в порядок, вставлять стёкла, ремонтировать двери, ему повезло, что брат у Смайлза плотник и он знал одного стекольщика; после этого Дэйв стал осторожен, тут не захочешь, а станешь, странное ощущение, все погружается в темноту, я заставляю себя думать о нас, о пьянках, наркотиках и панк-роке, всё это связано с воспоминаниями о Смайлзе, с теми, которые я хочу сохранить, да, всякое у нас было, и в, общем, нам было хорошо.