Кавказский след - Аркадий Карасик

— Других версий у вас нет? — на всякий случай поинтересовался чиновник, не прекращая улыбаться. — Обычно опытные следователи не ограничиваются одним вариантом. Как принято говорить, над одним работаем, два держим в уме. И это оправданно… Нет ли и у вас «заначки»? Поделитесь, если, конечно, не секрет.

Пришлось Бабурину «поделиться». Из тех же соображений чиновничьей безопасности.

— Думаю, заняться служащими банка и связанной с ними криминальной обстановкой. Вдруг удастся выявить что-нибудь полезное для следствия…

— Действительно, — подхватил порозовевший чиновник. — Финансовые компании и банки для преступников — золотое дно… Значит, вы разрабатываете две основных версии: бытовую и банковскую?.

— Именно…

«Допрос» длился долго и в"едливо. Насколько понял Сергей Петрович, генпрокуратуру не интересовали бытовые версии и степень продвижения следствия по этим линиям. Ради Бога, пусть настырный областной следователь копается в грязном белье убитого банкира, пусть допрашивает его безутешную вдову, раскалывает ее любовника. Главное — не зацепить нечто опасное, не подлежащее разглашению.

Что именно, можно не расшифровывать — оно едва закамуфлировано осторожными выражениями и остронацеленными вопросами. Снова и снова — не лезь, дорогой коллега, в политику, там тебя не ожидает ничего хорошего — одни неприятности. Не вздумай затронуть элиту, особенно, финансовую, подкармливающую как себя лично, так и кой-кого в верхах.

Вдруг этот «кормящий» деятель — Хвостов, мелькнула и погасла догадка. Не потому погасла, что Бабурин усомнился в возможности подобного варианта — он просто побоялся, как бы не подметил его сомнений собеседник.

Наконец, полуторачасовой разговор завершился.

Успокоенный чиновник распрощался и побежал к начальству докладывать об успешном выполнении сложного задания. Соответствующая инструктивная беседа проведена, следователь предупрежден об ответственности. Эксцессов можно не ожидать.

А Бабурин возвратился в свой неуютный кабинетик, полистал стопку немногочисленных бумаг. Личность Ханжи так и не выявлена. Заключение судмедэкспертизы: Басов действительно страдает серьезным заболеванием сердечно-сосудистой системы, при соответствующем лечении протянул бы максимум один-два года. Орудие убийства так и не найдено. Как и басовский пистолет.

Короче, ничего утешительного. Бабурин поднялся со стула, крепко потер ноющую поясницу. Когда была жива жена, ежевечерне делала мужу массаж, по утрам заставляла его заниматься гимнастикой. Теперь холостяк ни массажом, ни гимнастикой не интересуется — некогда: вечером засыпает едва коснувшись головой подушки, утром на завтрак не всегда хватает времени.

Боль от утраты постепенно улеглась, лишь изредка пробуждается. Как сейчас, к примеру… Спасаясь от очередного приступа, Бабурин неожиданно для себя позвонил на квартиру Басова.

Вообще-то, ничего неожиданного и странного. Просто первая версия снова вернулась на передовой рубеж. В виде рекомендованной начальством и поэтому — вполне безопасной для следователя.

Встречи с вдовой все равно не избежать. Хотя бы для того, чтобы стереть из перечня версий уже мысленно вычеркнутую «бытовуху». Чем скорей это произойдет — тем лучше. Освободятся руки и голова для остальных версий, более интересных и перспективных.

И — опасных.

Сергей Петрович не считал себя таким уж отважным человеком, способным на безрассудные поступки, славился благоразумием и предусмотрительностью. Поэтому мысленно поглубже спрятал фигуру Хвостова и, наоборот, жирно выделил образ тоскующей вдовушки.

Глава 11

— Любовь Трофимовна?

В трубке — пощелкивание, шорох. Впечатление — там бегают мыши, прислушиваются к разговору. Предстоящему разговору.

— Да, это я… Слушаю Вас?… Кто это? Михаил?

— Нет, не Михаил. Вас беспокоит следователь областной прокуратуры Бабурин Сергей Петрович.

Высокий женский голос потускнел, в нем появились нотки безнадежности, покорности судьбе.

— Следователь? Господи, неужели несчастную вдову в чем-то обвиняют?

— Пока нет, — слово «пока» жирно выделено, дважды подчеркнуто. — На сегодняшней стадии нужно просто поговорить… Учитывая ваше состояние после потери мужа, я решил не вызывать к себе — напроситься… в гости.

— Спасибо… Приходите…

Короткий диалог напоминает пружину часов, которую медленно, опасаясь срыва и поломки сложного «механизма», заводят не до отказа.

С удовлетворением положив трубку, Бабурин сам себя похвалил за лихо проведенную беседу. Будто погладил по головке и наградил плиткой шоколада. Аккуратно переложил разложенные на столе бумаги в сейф, запер его двумя поворотами двухбородочного ключа, придирчиво оглядел кабинетик — все ли в порядке? — и покинул здание…

Раньше, до потрясших Россию реформ, квартира Басовых могла считаться шикарными хоромами — шесть комнат с приличных размеров холлом, с двумя ванными комнатами. Расположена на четвертом этаже кирпичного дома. Сейчас, по сравнению с многокомнатными особняками или аппартаментами во весь этаж жилого дома, квартира банкира — настоящая нищета, свойственная разве чиновнику средней руки. В вопросах быта Басов обладал удивительной консервативностью, терпеть не мог любых перемен, а уж переезды вызывали у него отвратные судороги.

Остается удивляться неожиданному желанию банкира приобрести дополнительную головную боль в виде загороднего дворца. Скорей всего, настояла супруга. Похоже, уважает Любовь Трофимовна этакий шик-блеск, терпеть не может приземленности, обыденности.

Вдова приняла посетителя не на кухне, тем более, не в холле — в гостиной, увешанной дорогими картинами, заставленной стильной мебелью. Одного выставленного на обозрение хрусталя хватит для приобретения нескольких квартир в «хрущебах».

Женщина — не в трауре, как можно было ожидать, — короткая юбчонка, открывающая точенные ножки, блузка с глубоким вырезом. Самая настоящая девчонка, а не супруга пожилого банкира. Несмотря на искусно наложенный макияж, сквозь него просвечивается грусть. Несколько морщинок залегло в углах рта, накрашенные ресницы походят на ворота речного шлюза — удерживают напор слез.

Получается этакое «ассорти» из горестных раздумий и плохо спрятанной радости от обретеной свободы — обеспеченной и безоглядной. Безвольный, наполненный горечью, взгляд никак не стыкуется с оголенными почти до самого стыдного места ножками, монашеская смиренность плохо сочетается с открытой до самых сосков грудью.

Бабурин — не аскет и не католический монах, проповедующий безбрачие, обычный холостой мужик, долго, слишком долго, лишенный женской ласки. Поэтому он не мог остаться равнодушным к женским прелестям вдовы, поневоле косился на груди, не мог отвести жадного взгляда от подвижных бедер, скрытых за тонкими колготками. С трудом преодолел несвоевременную разнеженность. Ибо предательская мягкотелость обязательно повредит предстоящей напряженной беседе со свидетельницей… Или — подследственной?

— Прошу, — изящный жест ручкой показал дверь, куда хозяйка просит пройти гостя. — Присаживайтесь…

Сергей Петрович утонул в кресле. Глаза снова будто прилипли к полуобнаженной женской груди. Все же зря он столько времени живет холостяком, давно пора жениться, бессвязно подумал холостяк, переведя взгляд на развешенные полотна знаменитых художников. Потом — на горку с дорогим хрусталем. Потом — на огромную люстру с множеством хрустальных подвесок. Следователь готов смотреть на что угодно, только бы — не на красавицу.

А она, чертовка, кажется, все понимает — показывает в ехидной улыбочке великолепные зубки, которых, наверняка, еще не касался стоматолог. Дескать, гляди, мент, любуйся, замирай от восторга. Но только любуйся, не больше — ягодка не тебе предназначена, на нее нацелилось множество мужиков, впору конкурс объявлять.

— Чай? Кофе? — почему-то шопотом спросила вдова. Скорей всего, подчеркнула интимность обстановки, не соответствующую возможному допросу. — Вафли? Печенье? Бисквит?

— Спасибо, позавтракал и пообедал…

— При чем тут завтрако-обеды, — принужденно засмеялась хозяйка. — Просто принято перед серьезной беседой смочить горло… Кстати, что вы предпочитаете: коньяки, ликеры или нашу родную водочку? Покойный супруг был большим знатоком крепких напитков.

— Спасибо, — повторил Бабурин. — Если можно — закурю…

— Ради Бога! Может быть, сигару?

Сергей Петрович, не отвечая, достал привычную «яву». Любовь Трофимовна поддержала компанию — закурила длиннющую сигарету импортного завоза. Дымки поднялись к потолку, сплелись друг с другом, словно дружески пожали «руки».

Несмотря на отказ гостя, на столе появилась бутылка ликера и две хрустальные рюмки на высоких ножках. Типа балерин, ожидающих аплодисменты. Закуска — коробка дорогих конфет, вафли, печенье, бисквиты, зефир. Сейчас Бабурин с большим удовольствием опрокинул бы чайный стакан водки, заел черняшкой и селедкой. Авось, это привело бы его в равновесие, заставило не пялиться на аппетитную грудь Басовой.