Паук - Вера Шматова

И только когда тело погрузилось во что-то мягкое, пришло понимание, что Паук уложил меня в постель. Это было удивительно, но сил, чтобы обдумать его поступок, уже не оставалось. Оказавшись, наконец, в покое, я моментально провалилась в сон.

Проснулась я неожиданно. Вокруг царила темнота. Свет в комнате не горел, но того освещения, что проникало с улицы хватало, чтобы разглядеть очертания мебели. Голова болела значительно меньше, но остальное тело, казалось, разболелось еще сильнее. Особенно ныли живот и вывихнутые руки. На горле что-то саднило. Кажется, где-то там должен быть порез от ножа Боба. Медленно согнув руку, я ощупала кожу и наткнулась на пластырь, закрывавший ранку.

Память возвращалась кусками. Побег из города, кафе на парковке, плен, общение с молчаливым Бобом и, в конце концов, неожиданное спасение. Наконец, стало понятно, где я нахожусь. Мысль о Пауке породила неприятное чувство западни. Его дом, его постель. Было тяжело осознавать свою беспомощность и еще тяжелее не думать, что будет дальше.

Мой спаситель, вырвавший меня из рук Александра и привезший в свой дом, заботившийся обо мне и заклеивающий мне порезы совершенно не вписывался в образ Паука, который успел сложиться в моем сознании. Я могла скорее представить, что окажусь в подвале, прикованной цепью к стене и в постоянном ожидании смерти. Но вместо этого он спасает меня, укладывает в постель и не ограничивает моей свободы. На этой мысли я начала вновь засыпать, успев подумать, что было бы все же неплохо проверить кровать на наличие цепей.

Следующее пробуждение случилось уже утром от прикосновения чего-то холодного ко лбу. Надо мной склонялся человек, чье лицо моментально вырвало меня из дремы. Теперь, когда Паук находился так близко, я могла рассмотреть его подробно. Мужчине было около сорока. Кожу тронули первые морщины, притаившиеся возле тонких губ и разбежавшиеся сеточкой около глаз. Густые, черные брови и серые глаза в обрамлении густых ресниц смотрели пристально, изучающе, с немалым интересом, словно натуралист на новый вид блохи. Правильное лицо портил лишь выдающийся нос с легкой горбинкой. Мужчина не отличался той красотой, что так ценится глянцевыми журналами, но в нем было что-то, что заставляло вновь и вновь скользить взглядом, пытаясь зацепиться за какую-то неуловимую особенность. Наверное, дело было в особенном выражении глаз, пугающем и завораживающем одновременно.

— Доброе утро, малышка, — хрипло поприветствовал меня Паук.

— Где я? — мне удалось немного приподняться на локтях и принять сидячее положение. Это движение отдалось болью, но несомненно удалось мне лучше, чем вчера.

Ровный свет пасмурного дня заливал комнату. Моя кровать располагалась у стены, посередине небольшой комнаты. Возле большого окна находилось два серых кресла с журнальным столиком между ними. Напротив кровати, за спиной Паука, виднелась открытая дверь в коридор, возле которой стоял большой темный шкаф. Вся комната была выдержала в спокойном, холодном стиле. Голубые стены, серая и черная мебель, строгие шторы на окнах. По левую руку от меня был туалетный столик, с несколькими стеклянными пузырьками на нем и упаковкой пластыря. По другую сторону находилась еще одна дверь, ведущая, судя по всему, в ванную.

— Место не имеет значения, — мужчина склонил голову к плечу и пристально смотрел на меня, словно раздумывая. Мне стало страшно, о чем можно думать, с таким зловеще-загадочным видом?

— Сколько времени я спала? — я хотела его спросить о вчерашних событиях, но вдруг подумала, что могло пройти больше одного дня.

— Где-то двадцать часов.

Не так уж и много.

— Выпей, — передо мной появился стакан. Только при виде воды проявилась жажда. Облизнув пересохшие губы, я осторожно приняла стакан из его рук и сделала несколько глотков, стараясь не расплескать.

— Как ты себя чувствуешь?

Мужчина сидел на краю кровати, почти касаясь меня. От этой близости было не по себе. В душе вновь поднимал голову страх.

— Почему ты изменил решение?

— Я никогда не отказываюсь от своего, — просто сказал мужчина и от этих слов пробрал неожиданный озноб. В памяти сразу всплыли письма. Каждая строчка, пронизанная страстью и вожделением. Неужели все случится прямо сейчас?

— И что теперь? Ты убьешь меня? — как бы я ни всматривалась, по его лицу было невозможно ничего понять. Непроницаемая маска опасного маньяка.

— Ты просила помочь, малышка. И я исполню просьбу, — Паук коснулся моей щеки почти нежно, скользнув кончиками пальцев по коже. — Но ты затеяла слишком опасную игру. Она может повредить нашим планам.

— Игру? Ты имеешь ввиду мафию? — прикосновение мужчины вызвало волну липкого ужаса, который копошился внутри холодным чудовищем. Обсуждать собственную смерть с маньяком было тяжело и одновременно приводило меня в состояние возбуждения, близкому к безумию.

— Да. Знаешь, малышка, тебе удалось удивить меня.

— Удивить?

— Просьбой о помощи. Не думаю, что нашлось бы много людей, способных попросить помощи у меня, — мужчина усмехнулся и чуть сжал мой подбородок.

— Тогда почему ты не помог мне сразу?

— Я не мог принять решение. Ты была такой испуганной, но в то же время решительной, — ладонь Паука опустилась ниже, скользнув по нежной коже по подбородком, а затем на обнаженное плечо. — Мне хотелось ощутить твою кожу под пальцами, почувствовать, как бьется жилка на горле. Было трудно решить, дать тебе уйти или сделать своей навсегда прямо там.

Я сидела на кровати, боясь лишний раз вздохнуть. Серые глаза смотрели задумчиво, даже мечтательно, а кончики пальцев почти невесомо скользили по коже. Мне повезло встретить особенного маньяка, который вовсе не хотел овладеть моим телом. «Сделать своей навсегда» значило расстаться с жизнью в его руках, только и всего. Видимо, мой ужас был настолько очевиден, так что Паук хрипло рассмеялся, запрокинув голову. Этот смех только добавил жути. Ощущение западни усилилось многократно.

— Ты принадлежишь мне, малышка. Теперь тебе нечего бояться, по крайней мере, пока мы будем играть с твоими новыми друзьями, — произнес мужчина, все еще улыбаясь. От улыбки его лицо посветлело и теперь на меня смотрел совсем другой человек. Никаких угроз, никаких жертв за спиной. Обычный мужчина. Эта разительная перемена впечатляла и она же обнажала истинное безумие Паука. Доктор Джекилл и мистер Хайд.

Тем не менее, глядя на мужчину, спокойного, уверенного, я понимала, что могу доверять ему. Безусловно, он хотел перерезать мне горло. Однако мысль, что на его собственность может посягнуть кто-то другой, была сильнее желания немедленного обладания. Сейчас я находилась под его защитой. Более надежного союзника в борьбе против бандитов нельзя было и вообразить. Даже самое любящее сердце может оступиться, уступить инстинкту самосохранения, тогда как больная одержимость не остановится ни перед чем.

Паук будет защищать меня даже ценой собственной жизни, ведомый безумной собственнической идеей. Никогда не предполагала, что моим якорем и спасением в какой-то момент станет знаменитый маньяк, отнявший двадцать семь жизней. Я доверяла его одержимости и одновременно знала, что стану двадцать восьмой строчкой в списке.

— Мне было некуда идти. Полиция бессильна мне помочь, — с горечью произнесла я, подтягивая ноги повыше. — Тебе я доверяю больше, чем кому бы то ни было.

Мужчина не выглядел удивленным, наверное, сумасшедшие люди хорошо понимают друг друга. Он хотел меня убить, а мне хотелось любой ценой избежать пыток. Все просто и логично. В наших отношениях нет места никому другому.

— Думаешь, тебе удастся сбежать? — в голосе мужчины что-то поменялось. В нем появились свистящие нотки, он стал ниже, опаснее, словно у хищника, увидевшего добычу. Новая смена ролей в голове — я снова боялась этого мрачного человека, в чьих глазах не было ничего, кроме холодного интереса и глубинной страсти. — Неужели не боишься, что у меня есть что-то особенное? — Паук резко наклонился к самому моему лицу, так что его губы почти касались моего лица. — Специально для тебя?

Я лежала, не смея ответить. Темная глубина взгляда завораживала, волшебным образом овладев волей.

— Малышка, ты нечто особенное в моей коллекции. Я понял это, читая твои дневники. Знаешь, особенно мне понравилась запись о первом сексе. Как ты писала? «Когда мы занимались сексом, я представляла себе, что я проститутка, которую насилует клиент» или вот это «было бы здорово трахнуться с Дракулой».

Я не поняла, как это произошло, но в следующий момент ладонь ныла, а в ушах стоял звон от пощечины. Паук смотрел на меня, отодвинувшись, его щека наливалась краснотой.

— Ты ублюдок, — процедила я. — Мне было шестнадцать! Это не должен был читать никто, кроме меня!

В следующий момент ладонь сдавила мое горло. Не сильно, но так, что я всерьез испугалась, что сейчас он начнет душить. Теплые, сильные пальцы прижали порез на горле. Края ранки под пластырем разошлись и тонкая струйка крови побежала по коже.