Куклы Барби (сборник) - Людмила Загоруйко

Мужским вниманием она никогда не была обделена. Обычно её отношения с партнерами складывались из суеты, шума, ссор, непонимания. Любовь – война, а на войне предполагалась своя стратегия и тактика. Боевые маневры утомили. Теперь ей не хотелось спешить и менять шило на мыло.

На новую будущую пассию она наткнулась на вернисаже. Он не был красив: глубокие морщины вокруг глаз, невыразительный рот, нос «картошкой», сутулость. В манере держаться чувствовалась некоторая стесненность и даже угловатость, но через все эти несоответствия определению стопроцентного самца пробивалась такая мужская затаённая сила, что она подсуетилась, попыталась не однажды попасть ему на глаза и заставить обратить на себя внимание. Словом, «запала». Странно звучит, но Женя реагировала на его голос и имя. Две совершенно отвлеченные категории, существующие как бы за скобками критериев мужской красоты, делали с ней невероятные вещи. Голос его, низкий, густой, размеренно-тягучий, как звон церковных колоколов, сворачивал дамскую спесь в послушную столовую салфетку. Такой реакции у Жени никогда ни на кого не было, и она стала прислушиваться сама к себе, как к непонятному часовому механизму. Внутри явно что-то зрело, набухало, копошилось, шевелилось, разрасталось, плодилось, надвигалось. Что? Она ещё не знала, но с радостью готовилась к встрече больше с собой, новой, чем с ним, незнакомым. Имя его, простое, как незамысловатая детская сказка, очаровало её сразу. Иван. Ну что тут скажешь?

Он смотрел как бы не на неё, а сквозь, медлил фразой, останавливался на паузе и ускользал куда-то в мысль. Она молчала, слушала. Враз исчезли ирония и зубоскальный, без начала и конца, светский трёп. Женя вдруг поняла, что не лидирует в их игре словами, а ведома, пробивается через их, слов, дебри.

В тот же вечер она получила приглашение провести несколько дней в горах, где он живёт в своём доме с весны по осень. Женя приняла предложение. Её не удивила скороспелость собственного решения. Он был свой, она это знала, они люди одного карраса, незнакомые-знакомые люди. Так зачем же медлить, ждать, делать реверансы? Женя примчалась через несколько дней, и вот теперь лежит на берегу реки. Решение провести бок о бок часть отпуска с незнакомым мужчиной забавляло пикантностью. Больше ничего. Она не хотела ни о чём думать. Зачем? Лучше качаться на волнах предчувствий, сладко дремать и ждать, ждать…

В доме пахло красками и чистыми, похожими на пчелиные соты, деревянными полами. Двери в мастерскую были приоткрыты, как бы приглашали. Она не стала туда заглядывать, чтобы не отвлекать художника, шлёпнулась в плетёное кресло на веранде, заварила травяной чай. Щедрое лето не переставало восхищать. Изумляли исполины флоксы в палисаднике, высокие, по пояс, георгины, виноградная лоза в крупный, необожжённый солнцем, влажной зелени лист, стелящийся вдоль крыши. Соседские холёные свиньи спали в жаркой тени под навесом, по просёлочной дороге катались на велосипедах дети. Было спокойно и не чувствовалось течения времени. День угасал, солнце вяло клонилось к горизонту. Он вышел, легонько тронул её сзади за плечо: «Нравится?» Она не ответила, только кивнула головой. Иван был теперь совсем не такой, каким показался ей в городе: будто вырос, распрямился, загустел. Он аккуратно вытер тонкие пальцы об ветошь и пригласил в дом. Они готовили ужин вместе, накрывали на стол сообща. Нет, вино можно открыть позже, но, пожалуй, глоток она согласна, и чуть сыру.

Женя знала – он за ней наблюдает и сама не сводила с него глаз. Ей нравилось, как он режет хлеб, достаёт приборы. Она растворялась в этом кухонном колдовстве. Они сели за стол, застелённый скатертью в крупную клетку, выпили за её приезд и будущий хороший отдых. Он повёл её в полутёмную мастерскую. Работы покажет завтра, чтоб не злоупотреблять, не перенасыщать впечатлениями и дать ей отдохнуть с дороги. Откуда он знает, что сейчас это лишнее? Женя подошла к окну мастерской, засмотрелась на горы, в которых плавали вечерние туманы. Она не хотела сегодня его присутствия в своей постели. Ей надо было побыть одной. Женя спросила, где в этом доме ей отвели уголок, он повел её по ступенькам вверх, под крышу. Мансардные окна открыли панораму гор. Она ахнула, присела на ровную плоскость кровати, оценила площадь территории, на которой ей доведётся провести несколько ночей, и благодарно взглянула на него. Он постоял ещё у окна, помедлил, выкурил сигарету, пожелал доброй ночи и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Женя пошла в душ, постояла под тёплой, ласковой струёй и распласталась на матрасе. Сон пришёл сразу.

Запахи, запахи, невозможно всё пахнет, волнует. Букет запахов. Они в комнате, обволакивают пряным зельем. Она спала как убитая, только прикоснулась к подушке и уплыла.

Утром она услышала, что внизу на кухне уже кипела жизнь: что-то жарилось на плите, звенела посуда, задиристо пищал чайник. Она соскочила с кровати, умылась и сбежала вниз. Её ждал лёгкий завтрак, свежие овощи, целиком, на тарелке, ломтики сыра, ветчины, яичница с круглыми удивлёнными, жёлтыми, как солнце, глазами.

Сегодня они пойдут в горы, потом он будет работать. Тропинка – вверх, вверх, неумолимая тропа, круче и круче, плотный ковёр трав. Сколько их там, стрекочущих оглушительным оркестром невидимых насекомых, никакой какофонии, гармоничное соло природы, Песня Песней любви, гимн. Творец, зачем ты так с нами? Разве мы можем приблизиться и звучать, как умеешь это делать ты?

– Устала?

– Есть немного.

– Приляг вот тут, в тени.

Она растянулась под деревом на спине, лицом в небо, бездонную голубизну. Неба всегда много, но видишь его редко, вот так – почти никогда. Женя закрыла глаза, потому что вслепую, ещё больше всё чувствовалось. Иван её окликнул: пора идти дальше.

Спускались с гор долго: пили из родника ледяную воду, ели горьковатые дикие черешни, яблоки, груши. Потом купание. От дома до реки – сто метров по тропинке, полотенце через плечо, что-то чисто символическое из одежды. Хотелось есть, плескаться в воде и кричать от радости.

«А мастерская? Ты сегодня пойдёшь работать?» Он улыбнулся и отрицательно замотал головой: «Спутались планы».

Вечером обрушилась гроза. Дождь бил по крыше, по подоконнику, по виноградной лозе. Он вошёл без стука, помедлил, постоял на пороге, погасил верхний назойливый свет. И снова запахи, теперь уже плоти, мужского свежего тела без косметики, заглушающей вкус естества. Кожа хранит отклик минувшего дня: солнца, реки, чем-то близким и очень далёким пахнет его тело. Как сладко ему поддаваться, таять, расплываться и звучать в этом его заданном ритме, замирать, продолжать, останавливаться и слушать, слышать. Откуда только приходят силы? Как будто в воду бросили камешек и в стороны расходятся круги. Теперь в ней всё иначе. Понимает, ненадолго, потом исчезнет, потеряется, уйдёт куда-то это новое знание. Она кричит, пусть быстрей станет легче, выгибается дугой, пытается освободиться, но не этой свободы хочет её тело, и ноги сами сжимают его торс в замок, не пускают. Она исчезает. Есть только ритм, однообразный вечный ритм сплетённых тел. Тантра. Жарко, безвыходно и пусть бесконечно, до исступления, до смерти, которой нет.

Рассвет сереет в окне. Усталость. Пустота тела. Горит кожа. Уснуть, уснуть… Отвернись, прижмусь к тебе сзади всем телом, животом, лицом между лопаток, твоих крыльев, мой ангел. Спи. Сплю.

– Ты хочешь меня писать? Есть женщины намного красивей меня. Это другое? Наверное, художнику виднее. Вся лучусь? Возможно. Хорошо, буду позировать, но перерывы мы заполним любовью. Я стала бесстыдной и алчной. Хочу, хочу, хочу. Буду радоваться и фосфоресцировать, как море… Когда-то видела в августе, всё светилось, переливалось, двигалось, жило маленькими организмами. Море плотское и бесстыдное, как я сейчас с тобой. Неделю как минимум? Тогда я тут застряну. Прекрасно, что ты не возражаешь. Уже начинаем? Хорошо. Готова, раздеваюсь, ещё свободней, как у Модильяни. Ого, как высоко мы берём. Нет, я не сомневаюсь. Не могу в тебе сомневаться, это просто невозможно. Я в тебя верю. Откинуть волосы? Хорошо.

Странно ты на меня смотришь. Как будто ты есть и тебя нет. Я ревную к той, что на полотне. Она крадёт тебя у меня. Ненавижу её. Иди ко мне. Отложи кисть. Нет, не тут, там, в моей, нашей, комнате под крышей, где сбились мятые простыни, где пахнет нами и любовью. Не впускай кота, пусть не подглядывает. У этих животных такой умный, понимающий глаз, а грация. Жарко, жарко, влажно, мокро, и нет избавления, выхода, конца.

Дни бегут, не успеешь проснуться – вечер. Ты мне покажешь работу? Хорошо, завтра так завтра.

Как ты меня нашёл? Тебе дали мой новый номер. Кто? О, господи. Куда пропала? Волнуешься? Со мной всё в порядке. Ты меня ищешь? Зачем? Не приезжай. Уже едешь? Да, не одна. На него посмотреть? Как хочешь. На твоём месте я бы этого не делала. К тому же я сама в гостях. Да, он мой любовник. Только не устраивай, пожалуйста, сцен. Почему он должен на мне жениться? Не смеши. В каком веке мы живём? Я знаю, ты бы женился, но я не хочу за тебя замуж. Прекрати. Хорошо, встретим.